— Попридержи свой мерзкий язык, — крикнул колокольчику мистер Бишопригс через закрытую дверь. — Ты хуже бабы, как разорешься!

Колокольчик в подтверждение слов Бишопригса залился еще громче. Но тут, как говорится, нашла коса на камень: мистер Бишопригс сделал первый глоток.

— Хе-хе, пусть у тебя хоть середка лопнет, не разлучить шотландца с его грогом. А они, знать, требуют сладкое блюдо. Сэр Патрик, вот уж истинно дьявол, влез, хоть его никто не просил, и коллопы уж теперь не те, совсем не те.

Колокольчик оглушительно зазвенел в третий раз.

— Хе-хе, звони, звони на здоровье. Вы, молодой джентльмен, что твой бог обжорства — не терпится чрево-то ублажить! Ладно бы в вине толк знал! — неожиданно закончил мистер Бишопригс: разоблачение проделки с хересом все еще бередило его душу.

Молнии сверкали все чаще, и комнату то и дело заливало зловещим бледно-голубым светом; гром грохотал совсем близко — над черным провалом пустоши. Арнольд только что поднял руку дернуть за шнур в четвертый раз, как раздался неизбежный стук в верь. Бесполезно говорить «входите!». Неписаный закон Бишопригса требовал стучать дважды. Стук повторился, и только тогда, нe ранее, в дверь просунулся местный мудрец с блюдом неопробованных коллопов.

— Зажгите свечи, — распорядился Арнольд.

Мистер Бишопригс поставил на стол коллопы, оказавшиеся фруктовым пудингом; зажег свечи, стоявшие на каминной доске, и повернулся — нос его пылал алым пламенем от только что выпитого грога, — ожидая дальнейших приказаний и томясь по второму бокалу. Анна отказалась сесть. Арнольд велел мистеру Бишопригсу закрыть ставни и принялся за пудинг.

— Один жир по виду и по вкусу, — сказал он, поковыряв пудинг ложкой. — Через пять минут с обедом будет покончено. Чаю хотите?

Анна не хотела и чаю.

— Чем бы нам занять вечер? — заговорил опять Арнольд.

— Чем хотите, — ответила мисс Сильвестр покорно.

— Придумал, — обрадовался Арнольд. — Будем убивать время, как пассажиры на корабле, — он глянул через плечо на мистера Бишопригса и распорядился принести карты.

— Что, что принести? — мистер Бишопригс не поверил своим ушам.

— Карты, — повторил Арнольд.

— Карты? — эхом отозвался мистер Бишопригс. — Карты! Аллегория преисподней, ведь красный и черный цвет отблеск адского огня, в котором горят души грешников. Что хотите делайте, не пойду за картами. Ради вашего спасения — не пойду. Как это вам никто до сих пор не внушил, что карты придуманы дьяволом на погибель человеку.

— Ну, как хотите, — прервал его излияния Арнольд. — Зато мне внушили другое: давать слугам на чай — большая глупость. Вы в этом скоро убедитесь.

— Вы как будто сказали, что имеете склонность к картам? — забеспокоился мистер Бишопригс, что явно обозначилось и в голосе его и в манерах.

— Да, имею такую склонность.

— Я, натурально, давал зарок не играть в карты. Но прикасаться к картам греха большого нет. А впрочем, как говорят у нас в Шотландии: по ком черт плачет, на том он и скачет. Или как у вас в Англии — не захочешь, а поскачешь, коли черт оседлал.

Обосновав таким образом отход от собственных принципов, мистер Бишопригс со спокойной душой удалился за картами. Буфетный ящик в святая святых мистера Бишопригса содержал богатейшее собрание разнообразных предметов, в том числе и колоду карт.

Сунув руку в его бездонные недра и осторожно пошарив там, он нащупал довольно большой комок бумаги, вынул его и узнал письмо, которое подобрал с полу в гостиной часа два назад.

— Хе-хе! Неплохо было бы взглянуть, пока совсем не запамятовал, — пробормотал мистер Бишопригс. — Карты можно с кем другим послать, а то все сам да сам туда-сюда ходишь, как маятник.

Отправив с картами младшего слугу, он запер дверь буфетной и тщательно разгладил на столе найденные листки. Затем подправил фитиль свечи и начал с письма, писанного чернилами, оно занимало три страницы сложенного вдвое листа.

В письме говорилось:


«Уиндигейтс-хаус, 12 августа 1868 г.

Джеффри Деламейн, я питала надежду, что вы приедете повидать меня из дома брата. Я ждала вас, но ожидание мое оказалось тщетно. Ваше обращение со мной жестоко. Я более не намерена его сносить. Опомнитесь! В своих собственных интересах опомнитесь, — не доводите до отчаяния несчастную женщину, доверившуюся вам. Вы обещали жениться на мне, поклялись всем, что у вас есть святого. Я требую исполнения клятвы. Я должна стать вашей женой, да я, в сущности, и есть ваша жена — перед богом и людьми. Леди Ланди устраивает четырнадцатого прием в парке. Я знаю, вы приглашены. И надеюсь, что вы примете ее приглашение. Если вы не приедете, я не ручаюсь за последствия. Сердце мое истерзано. Мне больше не вынести промедления. Джеффри, вспомни прошлое! Будь верен любящей тебя жене, будь справедлив к ней.

Анна Сильвестр»


Мистер Бишопригс призадумался. В его уме сложилось пока что простое мнение о прочитанном. «От леди к джентльмену. Писано сгоряча». Он пробежал глазами второе послание: на четвертой странице сложенных листков. Прибавил с усмешечкой:

— От джентльмена к леди. Это попрохладнее. Так уж повелось в свете, сэры! Повелось со времен Адама!

Второе письмо состояло из нескольких строк:


«Дорогая Анна, срочно уезжаю в Лондон к отцу. Пришла теле! грамма, что он совсем плох. Оставайся на месте, я тебе напишу. По J дателю сего можешь доверять. Всей душой клянусь исполнить o6cJ щание. Твой любящий, вскорости, муж.

Джеффри Деламейн


Уиндигейтс-хаус, авг. 14, 4 часа пополудни.

Страшно спешу, поезд в 4.30».

Вот и все!

«Но кто же эти двое в гостинице? Она, наверное, Сильвестр? А он — Деламейн? — размышлял мистер Бишопригс, медленно складывая письмо по сгибам. — Эге, что бы это значило, сэры, в переводе на человеческий язык?»

Он приготовил еще один бокал грога для прояснения мыслей, сел за стол и, потягивая горячительное питье, принялся обмозговывать ситуацию, вертя письмо в скрюченных подагрой пальцах. Нелегко проследить за петлянием его мыслей, нащупывающих связь между этой парой и письмом, оказавшимся у него в руках. Их ли это письма или письма друзей? Кто может ему ответить?

В первом случае цель этой леди, можно сказать, достигнута, ведь оба они без обиняков назвали себя мужем и женой при нем и при хозяйке. Во втором случае, переписка, брошенная так легкомысленно, может рано или поздно пригодиться, что бы ни сказали простаки. И мистер Бишопригс, приобретший в конторе сэра Патрика деловые ухватки, вынул из ящика чернильницу с пером и накорябал на листке коротенькую приписку, когда и при каких обстоятельствах попали к нему эти листки. «Толково придумано, спрячу-ка я их подальше, глядишь, может, они и сослужат еще мне службу. Хе-хе! Добрый фунт стерлингов никогда еще не мешал таким беднякам, как я!» Придя к этому греющему душу заключению, мистер Бишопригс достал из внутренних закоулков буфета помятую жестяную коробку для мелочи и запер в нее украденную корреспонденцию — пусть дожидается своего часа.

К ночи ненастье усилилось.

Действие в гостиной непрерывно менялось, вот и сейчас в ней разыгрывалась новая сценка.


Кончив обедать, Арнольд велел убрать со стола. Затем придвинул стол к дивану, на котором лежала Анна, взял карты и, призвав на помощь все свое красноречие, стал уговаривать ее сыграть с ним партию, чтобы за этим невинным занятием коротать время, забыв о бушующей за окном грозе. Не имея больше сил пререкаться, Анна нехотя поднялась, села и согласилась попробовать. «Хуже все равно быть не может, — подумала она, беря у Арнольда карты. — Да и хватит уж докучать этому славному юноше своими горестями».

Пожалуй, никогда еще за игорным столом не встречались два таких неумелых партнера. Внимание Анны то и дело отключалось, а Арнольд, без сомнения, был самым плохим карточным игроком во всей Европе.

Анна перевернула козыря — девятку бубен. Арнольд посмотрел в свои карты и объявил игру. Анна отказалась поменять карты. Затем Арнольд объявил с обычным своим добродушием, что он проигрывает, и сделал первый ход козырной королевой! Анна взяла ее королем, забыв его объявить, и пошла козырной десяткой.

Арнольд неожиданно обнаружил у себя на руках восьмерку бубен.

— Какая жалость! — воскликнул он, бросая восьмерку на десятку. — А ведь вы забыли объявить короля. Объявляю за вас. Два, нет, три в вашу пользу. Разве с моей картой можно было что-нибудь сделать? У меня нет больше ни одного козыря. Ваша очередь играть.

Анна взглянула на свои карты. В этот миг за окном ярко вспыхнула молния, озарив комнату сквозь неплотно закрытые ставни; гром грохнул прямо над крышей, и дом содрогнулся до основания Во втором этаже пронзительно вскрикнула испуганная женщина, залаяла собака. Нервы Анны не выдержали. Она бросила на стол карты и вскочила на ноги.

— Не могу играть, — вырвалось у нее. — Простите меня, но это выше моих сил. Голова моя как в огне, сердце сейчас разорвется.

Она опять принялась ходить по комнате. Гроза усугубила нервное напряжение, и тревога, вызванная ложностью их положения сменилась отчаянным, нестерпимым страхом. Ничто не может оправдать риск, которому они подвергают не только себя. Они обедали вместе как замужняя пара, и вот теперь вместе коротают вечер, закрывшись в одном номере как муж и жена!

— Ах, мистер Бринкуорт! — умоляюще проговорила она. — Подумайте, подумайте ради Бланш, неужели нет никакого выхода?

Арнольд неторопливо собирал рассыпанные карты.

— Опять Бланш? — спросил он с убийственным спокойствием. — Интересно, как она себя чувствует в эту грозу?