— Только не сейчас! — вмешалась миссис Травайл.

— Этот человек не говорил, что позвонит еще? — спросил Клинг.

— Я даже не знаю, он это или она, — сказала Моника.

— Кто бы он ни был, он не говорил, что позвонит?

— Нет, я же повесила трубку.

— И он больше не звонил?

— Нет.

— А где письмо, Моника?

— Не знаю. Наверное, мама его выбросила.

— А почему же ты сказала ему, что…

— Этот человек столько говорил о письме, что я не хотела бы огорчать его. А вдруг мама его и не выбросила?

— Не могли бы мы заглянуть в её комнату? — обратился Карелла к миссис Травайл.

— Пожалуйста.

— Маме это может не понравиться, — предположила Моника.

— Мы осторожно, — сказал Карелла.

— Ну и что? Все равно она будет недовольна. Она всегда следит, чтобы никто не трогал её одежду. Когда я играю в Красный Крест, я беру её шарфы на бинты. Она потом так ругается, просто ужас! Она терпеть не может, когда в её ящиках все перевернуто. Так что смотрите!

— Мы будем очень осторожны, — пообещал Клинг.

— Вы думаете, в этом письме что-то важное? — спросила его миссис Травайл.

— Тот, кто звонил Монике, полагает, что это так, — ответил Клинг. — Да и ваша дочь, насколько я понимаю, тоже так считала. Она сообщила об этом письме Теду Буну — сначала написала ему, потом позвонила.

— Она написала Теодору? — удивленно переспросила миссис Травайл.

— Да, — сказал Клинг. — Кажется, он вам нравился, миссис Травайл?

— Очень.

— Почему же вы не отдадите ему Монику?

— Что, что? — заинтересовалась девочка.

— Мне кажется, ребенка должна воспитывать женщина, — сказала миссис Травайл. — Если бы он согласился забрать нас обеих, я готова хоть завтра.

— Но вы, кажется, говорили, что не доверяете ему.

— В том, что касается Моники, — конечно, нет.

— Анни много пила, миссис Травайл?

— Нет, что вы.

— Вам известно, что мистер Бун хотел вернуть себе дочь из-за того, что Анни была алкоголичкой?

— Впервые слышу. Хотя это меня, признаться, не удивляет. Мне нравится Теодор, но он ни перед чем не остановится, чтобы заполучить Монику.

— Даже перед убийством? — спросил Карелла.

Женщина быстро взглянула на Монику.

— Мы проверяли его алиби, — сказал Клинг. — К вашему сведению, Теодор Бун вне подозрений.

— Я вам сразу это сказала.

— О ком вы говорите? — спросила Моника. — О папочке?

— Да, — ответила миссис Травайл. — Мне нравится этот молодой человек. Я была бы рада, если бы он взял опеку над нами обеими. А иначе — судебные тяжбы, склоки… Если бы вы знали, как это противно! Но как иначе дать Теодору понять, что правильно, а что нет.

— Однако в отношении Моники закон на его стороне.

— Наверное, — сказала миссис Травайл, пожав плечами. — Ну, а как насчет того человека, который звонил Монике?

— В каком смысле?

— Это он совершил…

— Очень может быть.

— Что совершил? — спросила Моника.

— Ничего, — ответил Клинг.

— Можно ли узнать, откуда был звонок? — поинтересовалась миссис Травайл.

— Теперь уже нет. И вообще, это непросто, даже если абонент ещё не повесил трубку. Сейчас ведь на телефонных станциях в основном автоматика. И даже когда вас соединяют через оператора, которому вы сообщите номер, это сделать не очень просто, потому что ваш звонок все равно попадает в систему автоматической связи, и тогда ищи иголку в стоге сена. Полиция тут мало чем может похвастаться. В реальной жизни все не так, как в детективных романах.

— Я понимаю, — отозвалась миссис Травайл.

— Если вы не возражаете, мы хотели бы посмотреть комнату Анни, — вежливо напомнил Карелла.

— Разумеется, — вежливо улыбнулась миссис Травайл.

— На это уйдет кое-какое время, — сказал Карелла. — Мы не хотели бы торопиться.

Пока убийце везло.

Клинг и Карелла очень тщательно обыскали комнату, но письма не нашли.

Глава 14

Из центральной уголовной картотеки в 87-й полицейский участок были присланы с курьером материалы на Чарлза Феттерика. Коттон Хейз сидел за своим столом и сосредоточенно изучал досье.

Прочитав материалы по второму разу, Хейз перелистал бумаги, чтобы взглянуть на отпечатки пальцев Феттерика, и снова принялся за чтение. Феттерик отсидел год. Его последнее местожительство — Боксер-лейн, 127, где они тогда нашли его и тотчас же потеряли. В свое время Феттерик пытался взломать сейф в конторе своего хозяина. Впрочем, это было слишком сильно сказано — он просто хотел залезть в сейф, выяснив сначала шифр.

Хейз снова посмотрел на карточку, выданную компьютером:

«Фотограверные работы. Актон-драйв, Риверхед».

Он пожал плечами, сказал Мейеру Мейеру, что ненадолго отлучится, и вышел из дежурной комнаты.

Владельца граверной мастерской на Актон-драйв звали Сэм Каплович. Это был гигант с грудью колесом и огромными черными усами, которые топорщились, словно малярские кисти.

— Конечно, я помню Чарли, — сказал он. — Как не помнить! Я стреляный воробей и вдруг с ним так прокололся! Это была моя первая ошибка! И, поверьте мне, последняя.

— Сколько времени он у вас проработал, мистер Каплович? — спросил Хейз.

— Зовите меня Сэм.

— Договорились, — сказал Хейз. — Так сколько же, Сэм?

— Давно хочу переменить фамилию. Но не потому, что я еврей, не в этом дело. Но Каплович! Слишком длинно. И некрасиво. Противно слышать. Надо бы сократить до Каплана. Тогда всем станет ясно: человек хочет изменить фамилию не для того, чтобы скрыть, что он еврей. Если ты еврей, то фамилия у тебя должна быть еврейская, но не дурацкая. Вот так! Как вам нравится фамилия Каплан?

— Отличная фамилия, — одобрил Хейз.

— Каплан! — ещё раз произнес Каплович, смакуя сочетание звуков. — А что, возьму и сменю фамилию, почему бы нет? Сначала, конечно, надо будет обсудить это с сыновьями. Название мастерской мы оставим прежним. «Актон-драйв». Так называется наша улица. Но фотограверные работы Капловича! Звучит жутко. Черт знает что. Всякий раз, когда я отвечаю на телефонные звонки, я буквально давлюсь: «Каплович!»

— Так что бы вы могли рассказать об этом молодом человеке, мистер Каплович?

— Сэм, умоляю вас, не Каплович, а просто Сэм!

— Хорошо, Сэм.

— То-то же. Взял я, значит, его к себе в мастерскую. Тогда ему, кажется, было девятнадцать. Ничего-то он не знал и не умел. Я его всему научил. Ох уж этот Чарли Феттерик! У нас его прозвали Зябликом. Так, в шутку, никакого издевательства. За год он выучился у нас на хорошего гравера. Очень даже хорошего.

— А что потом?

— А потом он решил залезть в мой сейф. Не зная шифра, представляете? Полицейские нашли у него клочок бумажки с цифрами. Там было все неправильно. Адвокат пытался на этом сыграть. Хотел доказать, будто Чарли и не думал залезать в сейф. Комедия! Еще как думал. В хорошенькое положение он меня поставил. Я парню доверял. Он мне нравился. И вдруг лезет в мой сейф. Тут мое терпение лопнуло. Знаете, я даже обрадовался, когда его посадили, честное благородное слово, обрадовался!

— Я вас понимаю, — сказал Хейз.

— С малых лет я сам зарабатывал себе на хлеб, мистер Хейз, — сказал Каплович. — У меня все руки сожжены кислотой. До сих пор следы остались. Хотя с тех пор много воды утекло. Теперь у меня собственная мастерская, но в жизни ничего не достается даром. У парня были отличные перспективы. У нас он выучился настоящему ремеслу. Но он решил пойти по легкой дорожке. И оказался за решеткой. Каким местом думают эти люди, ума не приложу. — Каплович шумно высморкался. — Значит, у него опять неприятности, у Чарли?

— Да.

— Что он натворил? В прошлом году, говорят, его выпустили из тюрьмы. Я, признаться, слегка перетрухнул. Вдруг он затаил на меня злобу и захочет отомстить. Мало ли на что способны типы, которым ничего не стоит залезть в чужой сейф?

— Но он у вас так и не появился?

— Нет.

— И не пришел просить работы?

— Не пришел. Хотите, я вам кое-что скажу? Я бы ни за что не взял его обратно. Кто-нибудь скажет, что это жестоко. Зато честно. Обжегшись на молоке, мы дуем на воду. Конечно, каждый из нас должен сознавать свой долг перед обществом, и все такое, но я не дал бы ему работы, даже если бы он приполз ко мне на брюхе. Я обращался с ним как с родным сыном. Слава Богу, мои собственные сыновья не пытались залезть в мой сейф. Так что же он отмочил на этот раз?

— Ограбил магазин и убил полицейского.

— Плохо. Очень плохо. — Каплович печально закивал головой. — Такого и врагу не пожелаешь. Скверное дело.

— Да, хорошего мало.

— Тут надо ещё подумать, случилось бы с ним такое, не попади он тогда в тюрьму. Надо ещё подумать…

— Не о чем тут думать, мистер Каплович.

— Сэм, умоляю вас.

— Сэм.

— И все-таки надо поразмыслить. Главное, понимаете, если бы у него был серьезный повод лезть в мой сейф. Ну, к примеру, заболела мать или позарез понадобились деньги. Но он у нас неплохо зарабатывал, да и на Рождество получил приличную премию. Не было у него повода. Никакого! Таких типов нечего и жалеть. Но мне все равно его жаль. Плохо, что парень опять натворил дел. Обидно! Теперь ему не позавидуешь.

— Как вы думаете, мистер Каплович, он мог вернуться к своему старому ремеслу, когда вышел из тюрьмы?

— Не знаю. Но могу проверить, если хотите. Все граверные мастерские мне известны, я могу навести справки незаметно, чтобы его не спугнуть в случае чего. Вы только скажите, я проверю.