— Ты же знаешь, — говорила она, — что это означает, что никакого твоего обещанного отпуска у нас просто не будет и, значит, никуда мы не поедем, так ведь?

— Ничего этого я не знаю, — ответил Клинг. — И более того, я в это не верю.

— Послушай, позволь тебе заметить, что с таким безразличным видом можно разве что выписывать штраф за превышение скорости. Мы же говорим всерьез.

— Я совсем не хотел бы, чтобы все получилось именно так, как ты говоришь, — сказал Клинг, несколько удивленный тем, что спор их становится таким горячим, и одновременно думая о том, что Клер умудряется выглядеть так здорово даже в гневе, при этом он даже был бы не прочь запечатать этот прекрасный рот, чтобы у неё исчезла эта саркастическая усмешка с губ.

— Я, конечно, понимаю, что ваш восемьдесят седьмой участок просто кишмя кишит всякими там гениями, которые к тому же и по выслуге имеют превосходство над глупеньким полицейским, который только что был произведен в детективы. Но ради всего святого, Берт… Ведь ты все-таки действительно раскрыл дело об убийстве, это уж ты никак не можешь отрицать! И комиссар полиции лично выразил тебе благодарность за это, а потом своим личным приказом произвел тебя в детективы! Так что же ещё должен ты совершить только ради того, чтобы отпуск твой не совпал с экзаменационной сессией твоей невесты? Прекратить какую-нибудь братоубийственную войну? Излечить эпидемию гриппа?

— Клер, ведь вопрос не в том, что…

— Все, что ты должен был совершить, ты уже совершил, — резко бросила Клер. — Из всех идиотских дат для начала отпуска ты умудрился выбрать самую идиотскую! Из всех самых нелепых…

— Но, Клер, поверь, я тут никак уж не виноват. Понимаешь, Клер, график отпусков у нас составляет лейтенант и…

— …дату для отпуска ты выбираешь десятое июня, да это же все равно, что выбрать ванну на меху!

— Ну, хорошо, — сказал Клинг.

— Хорошо, — повторила она. — А что, интересно, ты видишь тут хорошего? Это просто безобразие! Это бюрократический произвол! Это тоталитаризм!

— Ну, хорошо, действительно, получилось чертовски неудобно, — согласился с ней Клинг. — Ну, чего ты сейчас хочешь, чтобы я бросил работу? Может, мне и в самом деле найти себе местечко где-нибудь, где заведены более демократические порядки: я мог бы стать сапожником или, например, мясником, или…

— О, да прекрати ты…

— Будь я каким-нибудь карликом, — сказал Клинг, — я мог бы, например, устроиться на работу, начиняя венские сосиски. Все дело в том…

— Прекрати, — снова сказала она, но на этот раз она уже улыбалась.

— Ну, чувствуешь себя немножечко получше? — спросил он с надеждой в голосе.

— Да меня просто тошнит, — ответила она.

— Приятная новость.

— Давай чего-нибудь выпьем.

— Предлагаю чистого рома, — сказал он. Клер внимательно посмотрела на него.

— Я вижу, ты разнервничался, шеф, — сказала Клер. — Успокойся. В конце концов, это ещё не конец света. Если уж все пойдет наперекосяк, ты, в крайнем случае, сможешь отправиться в отпуск с другой девушкой.

— Звучит очень заманчиво, — сказал Клинг, прищелкнув пальцами.

— Но в этом случае я переломаю тебе ноги, — сказала Клер.

Она наполнила два низеньких стаканчика ромом и поставила один из них перед Клингом.

— Выпьем за благополучное разрешение нашей проблемы.

— А ты уже нашла самое удачное решение проблемы, — сказал Клинг, поднося стаканчик к губам. — Другая девушка.

— Ты и думать об этом не смей! — сказала Клер.

— Скажи, пожалуйста, это верно, что экзаменационная сессия начнется не раньше семнадцатого июня?

— Это совершенно точно.

— А нельзя как-нибудь сдвинуть что-либо?

— Что, например?

— Не знаю.

Клинг вперился в донышко стакана.

— О, черт, — сказал он. — Ну что ж, выпьем за удачное решение, — и он залпом допил остатки.

Клер тоже допила ром и глазом не моргнув.

— Нам нужно хорошенько обдумать все, — сказала она.

— Сколько тебе предстоит сдать экзаменов? — спросил Клинг.

— Пять.

— И когда кончаются занятия?

— Аудиторные кончаются седьмого июня. Потом у нас будет неделя на подготовку. И только после этого, семнадцатого июня, начнутся экзамены.

— И когда же они закончатся?

— Ровно через две недели. Это будет официальным завершением семестра.

— Значит, двадцать восьмого июня?

— Да.

— Да уж, действительно, ничего не скажешь. Я, пожалуй, выпью еще.

— Выпивку пока прекратим. Нам нужны трезвые головы.

— А что, если тебе сдать экзамены в ходе последней недели аудиторных занятий?

— Это невозможно.

— Почему?

— Просто потому, что у нас это не принято.

— Но бывали в прошлом году такие случаи?

— Очень сомневаюсь.

— Черт побери, но у тебя же особые обстоятельства.

— Ты так считаешь? Берт, Женский университет означает, что это — чисто женское высшее учебное заведение. И ты считаешь, что в этом заведении можно запросто явиться в деканат и объявить им, что я прошу разрешения сдавать экзамены, начиная с третьего июня, потому что парень, который ухаживает за мной, уходит в отпуск на следующей неделе и хочет, чтобы я провела этот отпуск с ним?

— А почему бы и нет?

— Да они просто выгонят меня. У нас исключали девчонок и за меньшее нахальство.

— А я, черт побери, ничего плохого здесь не вижу. Клинг задумался, взвешивая все “за” и “против”, а затем решительно заговорил.

— Ничего не может быть плохого в том, что ты собираешься провести отпуск вместе со своим женихом, — учти, что не просто с парнем, который ухаживает за тобой, а именно с женихом, — особенно, если ты и впрямь собираешься выйти за него замуж в самое ближайшее время.

— У тебя это звучит ещё более подозрительно, чем у меня.

— В таком случае это означает только то, что у тебя на уме ещё более грязные мысли, чем у этого твоего деканата.

— Можно подумать, что твои мысли просто сверкают белизной и непорочностью.

Клинг рассмеялся.

— Это бесспорно, — сказал он.

— Все равно это не сработает.

— В таком случае налей-ка мне ещё стаканчик и мы потом погрузимся в обдумывание всяких военных хитростей.

Клер снова наполнила стаканчики.

— Итак, за военные хитрости, — произнесла она краткий тост.

Оба они опрокинули стаканчики и она снова наполнила их.

— Само собой разумеется, мы могли бы сказать им, что ты ждешь ребенка.

— В самом деле?

— Конечно. И что тебе во время сессии придется лечь в. больницу на обследование и поэтому ты вынуждена попросить у них разрешения сдать экзамены досрочно. Ну как, убедительно?

— Да уж, ничего не скажешь, — сказала Клер. — Деканат будет просто в восторге от такого известия. — Она залпом выпила содержимое стаканчика и тут же наполнила его снова.

— Не очень-то нажимай на спиртное, — посоветовал ей Клинг.

Он выпил свою порцию и знаком попросил наполнить стакан снова.

— Нам нужна сейчас ясная голова. Вернее, головы.

— А что если… — начала задумчиво Клер.

— Да?

— Нет, это тоже не годится.

— Да ты хоть скажи, а потом вместе решим.

— Нет, нет, это не сработает.

— А что именно?

— Ну, просто мне пришло в голову — а что, если бы нам и в самом деле пожениться, а потом сказать им, что мне придется пропустить экзамены, потому что я уезжаю в свадебное путешествие. Ну, как ты думаешь?

— Если ты говоришь это с целью напугать меня, — сказал Клинг, — то ничего у тебя не выйдет.

— Но я все время считала, что ты хотел дать мне возможность закончить образование.

— Именно этого я и хочу. Так что не искушай меня другими возможностями.

— О’кей, — согласилась Клер, — Ух ты, я чувствую, что ром уже ударил мне в голову.

— Покрепче держи себя в руках, — сказал Клинг.

Он некоторое время молча обдумывал что-то, потом изрек:

— Принеси-ка мне ручку и листок бумаги.

— Зачем?

— Будем составлять письмо к декану, — сказал Клинг.

— Ну, хорошо, — согласилась Клер и направилась через комнату к стоявшему у стены секретеру. Клинг проводил её взглядом.

— И, пожалуйста, не верти так задницей, — сказал он.

— А ты старайся сосредоточиться на предстоящем труде и не отвлекайся на постороннее, — сказала Клер.

— Ты не посторонняя. А кроме того, ты — труд всей моей жизни.

Клер рассмеялась и снова вернулась к нему. Она опустила ему руки на плечи, а потом неожиданно поцеловала в губы.

— Нет, знаешь, ты лучше принеси все-таки бумагу а и ручку — на всякий случай, — сказал он.

— Ладно, принесу, на всякий случай, — ответила она.

Она снова направилась к секретеру и он снова проводил её взглядом.

На этот раз она возвратилась с двумя листками почтовой бумаги и авторучкой.

Клинг положил листки на кофейный столик и задумался, вертя ручку в руках.

— А как зовут вашего декана? — спросил он.

— Какого? У нас их несколько.

— Ну того, который ведает каникулами.

— Такого у нас нет.

— А всякими разрешениями, касающимися ваших занятий?

— Энн Кейл.

— Она мисс или миссис?

— Мисс, конечно, — сказала Клер, — замужних деканов не существует в природе.

– “Дорогая мисс Кейл”, — проговорил вслух Клинг, начиная писмо. — Ну, как тебе нравится такое начало?

— Начало просто блестящее, — подтвердила Клер.

– “Дорогая мисс Кейл! Я пишу Вам по поводу моей дочери и Вашей студентки Клер Таунсенд. Мы обращаемся к Вам с просьбой разрешить ей начать сдачу экзаменов не в предусмотренное экзаменационной сессией время, а досрочно. Она могла бы приступить к сдаче экзаменов уже третьего июня и в течение недели завершить их”.