Крис Дональдсон мог бы сойти за двойника Карла Хантера.

Когда он поднялся на сцену, даже шеф детективов изумленно пробормотал: “Да что это? Неужели близнецы?”

Дональдсон тоже был высоким белокурым красавцем. Если бы среди сидящих в зале детективов был бы кто-нибудь, страдающий комплексом неполноценности по поводу своей внешности, такая комбинация Хантера с Дональдсоном способна была бы довести его до нервного срыва. Вряд ли кто-нибудь мог припомнить, чтобы за все время перекличек, с самого момента возникновения этих мероприятий, хотя бы раз перед аудиторией демонстрировали себя два таких красавца, да ещё один за другим.

Дональдсон казался внешне таким же невозмутимым и уверенным в своей правоте, как и Хантер. Он сразу же направился к микрофону. По шкале роста за его спиной можно было определить, что рост его достигает шести футов и трех дюймов.

— Произошла ошибка, — сказал Дональдсон.

— В самом деле?

— Да, — спокойно ответил он. — Ни в чей карман я не залезал и даже не пытался этого сделать. Я являюсь честно зарабатывающим на жизнь гражданином. Человек, у которого был вытащен кошелек, явно указал не на виновника случившегося.

— Тогда каким же образом бумажник его оказался в кармане твоего пиджака?

— Не имею ни малейшего понятия, — сказал Дональдсон. — Разве что настоящий вор засунул его туда, когда понял, что ему угрожает раскрытие.

— Расскажи нам, что произошло, — сказал шеф детективов и добавил в сторону собравшихся: — У этого человека до сих пор приводов не имелось.

— Я ехал в метро с работы домой, — сказал Дональдсон. — Работаю я в Айсоле, а живу в Риверхеде. Я стоял, читал газету, как это делаю обычно. Человек, стоявший до этого впереди меня, вдруг неожиданно обернулся и сказал: “Где мой кошелек? Кто-то вытащил мой кошелек!”

— И что тогда?

— Вагон был набит битком. Какой-то человек, стоявший рядом с нами, сказал, что он является полицейским, и прежде чем я сообразил, что к чему, он вцепился в меня и ещё в одного мужчину. Потом он обыскал нас и нашел кошелек в моем кармане.

— А куда делся второй задержанный?

— Понятия не имею. Когда этот наш попутчик-полицейский нашел у меня кошелек, он сразу же утратил всякий интерес ко второму пассажиру.

— А ты утверждаешь, что именно второй и был карманным вором?

— Я не знаю, кто вытащил этот кошелек и кто был карманным вором. Единственное, что я знаю, так это то, что я не карманный вор. Как я уже сказал вам, я честно зарабатываю себе на жизнь.

— И кем ты работаешь?

— Я работаю бухгалтером-экспертом.

— И где?

— В фирме “Бинкс и Ледерле”. Это одна из старейших фирм в нашем городе, специализирующихся на бухгалтерской экспертизе. Я проработал в ней уже много лет.

— Ну что ж, Крис, — сказал шеф, — рассказ твой звучит довольно убедительно. Но последнее слово в этом деле остается за судьей.

— А знаете, есть на свете люди, — сказал Дональдсон, — которые не прочь возбудить дело о возмещении ущерба, причиненного неоправданным арестом.

— Но мы ведь пока не знаем, так ли уж неоправдан был твой арест, не так ли?

— Для меня это было ясно с самого начала, — сказал Дональдсон. — Я честно работаю и совершенно не желаю связываться с полицией.

— Никто не хочет с ней связываться, — философски заметил шеф детективов. — Следующее дело.

Дональдсон спустился со сцены.

Клинг смотрел на него и раздумывал над тем, можно ли верить его словам, но он опять-таки не увидел никакой связи между белокурым спутником Мэри-Луизы Прошек и человеком, который утверждал, что его ложно обвинили в карманной краже.

— Даймондбек, первое, — объявил шеф детективов. — Перейра Дженевьева, сорока семи лет, обвиняется в нанесении резаной раны своему мужу ножом для резки хлеба. Никаких заявлений при задержании не сделано. Так что же случилось, Дженни?

Дженевьева Перейра оказалась женщиной маленького роста с хитрыми голубыми глазками. Стояла она, поджав губы и сложив руки на животе. Одета она была очень аккуратно и без крикливости, единственное, что нарушало стиль её одежды, было довольно большое кровавое пятно на платье спереди.

— Я обнаружила ошибку в приводимых вами сведениях, — сказала она.

— В самом деле?

— Вы ошиблись в определении моих хронологических данных на два года. Возраст мой составляет всего сорок пять лет.

— В таком случае, простите меня, Дженни, — сказал шеф.

— А кроме того, у меня создается впечатление, что подобная фамильярность с вашей стороны в данных условиях является неуместной. Только самые близкие мои знакомые называют меня Дженни. Вам же я предложила бы пользоваться моим полным именем Дженевьева.

— Благодарю вас, — сказал шеф детективов со смешком в голосе. — Следовательно, именно так мне и следует вас именовать?

— Да, в случае необходимости обращения ко мне, — сказала Дженевьева.

— Так почему же это вы пырнули своего супруга ножом, Дженевьева?

— Я его не пыряла, — ответила Дженевьева. — Если ему причинено какое-либо ранение, то в любом случае это всего лишь небольшой поверхностный порез. Я уверена, что он очень скоро полностью восстановит свое здоровье.

— А вы отлично говорите по-английски, — сказал шеф.

— Ваша похвала, возможно, и не вполне обоснованная, — сказала Дженевьева, — воспринимается мною с благодарностью. Я всегда стараюсь избегать в разговорах заезженных клише и вульгарных выражений.

— Должен сказать, что получается это у вас отлично.

Клинг уловил и здесь нотку сарказма.

— Любой человек, проявив должную настойчивость, способен овладеть английской разговорной речью, — сказала Дженевьева. — Единственное, что для этого нужно, это прилежание. И, естественно, высокий уровень природного ума, а также ненависть к тривиальности.

— Это, например, к какой?

— Я не уверена, что так сразу смогла бы подыскать примеры. — Она помолчала. — Мне необходимо бы поразмышлять над этим некоторое время. Но взамен могу порекомендовать целый ряд популярных изданий по проблемам лингвистики, которыми я пользовалась в свое время с большой пользой для себя.

— И что же это за книги? — спросил шеф, и на этот раз не скрывая насмешки в голосе. — Английский для марсиан? Или, может, английский язык как смертоносное оружие?

— Мужчин с потугами на сарказм я нахожу вульгарными.

— А ударить собственного мужа ножом вы вульгарным не считаете?

— Я не наносила ему удара ножом. Я его всего лишь оцарапала. И я просто не понимаю, почему вы решили придать этому делу федеральные масштабы.

— А за что вы все-таки пырнули его?

— А также я не вижу, — невозмутимо продолжала Дженевьева, — достаточно основательных причин, чтобы обсуждать свои семейные дела перед сборищем необразованных варваров. — Она замолчала и потом, откашлявшись, продолжила. — И если вы соблаговолите прекратить копаться в наших семенных проблемах, я с удовольствием покину эту…

— Да, да, конечно, — сказал шеф. — Следующее дело…

Так это и продолжалось.

Когда перекличка наконец-то закончилась, Клинг с Брауном спустились вниз и закурили.

— Так тут и не оказалось нашего жулика, — сказал Браун.

— Эти переклички — вообще пустая трата времени, — изрек Клинг. Он выпустил длинную струю дыма. — А как тебе понравилась эта пара красивых подонков?

Браун пожал плечами.

— Давай побыстрее сматываться отсюда, — сказал он, — нам же ещё нужно попасть в участок.

А двое красивых подонков отделались на этот раз довольно легко, если учесть то обстоятельство, что один из них был убийцей.

Карл Хантер был признан виновным в предъявленном ему обвинении с уплатой штрафа в пятьсот долларов плюс возмещение убытков.

Крис Дональдсон был оправдан. И оба снова были выпущены на улицы города.

Глава 12

Берт Клинг ожидал неприятностей и получив их. Обычно у них с Клер Таунсенд дела шли как надо. Правда, и у них бывали ссоры, но кто посмеет утверждать, что пути настоящей любви, должны быть всегда гладкими? Фактически, особенно, если учесть нескладное начало их романа, можно просто удивляться, что любовь у них развивалась так спокойно. Самое трудное время пришлось на самый первый период, когда Клинг пытался вырвать светоч, который она держала в своих удивительно сильных пальцах. Это ему удалось. Как-то благополучно они прошли стадию спорадических встреч первого периода и быстро перешли к той стадии, которая у жуликов от литературы, занятых описанием таких вещей, называется устойчивой и прочной связью, а потом пошли ещё дальше, к так называемой стадии обручения, и теперь, если они не опомнятся, то в скором времени перейдут к супружеской жизни, а значит, и к тому кошмарному итогу, который у упомянутых выше писателей определен словами: “А потом они завели детей”.

И все это ставилось в зависимости от того, удастся ли им преодолеть тот сложный барьер, который поставил на их пути сегодняшний вечер.

И нужно сказать, что барьер этот оказался очень высоким.

Клинг постепенно познавал, может, и с некоторым запозданием, которое мешало ему хоть как-то предварительно обезопасить себя, что женский гнев страшнее адского огня.

Следует отметить, что разгневанная женщина в данном случае была ещё и довольно высока по американским стандартам. Если она и не была слишком высока для Клинга, то прочих молодых американцев не наделенных столь героической внешностью, она приводила в немалое смущение, пока в один прекрасный день не догадалась приходить хотя бы на первое свидание в туфлях на низком каблуке. Разгневанная эта женщина носила коротко подстриженные черные волосы, у неё были карие глаза, пылающие в настоящий момент от гнева, а её очень красивые, яркие губы в этот драматический момент были искривлены саркастической усмешкой. К этому следует добавить, что разгневанная женщина была обладательницей стройной, хотя отнюдь не костлявой фигуры и, честно говоря, была чертовски хорошенькой, даже несмотря на её гнев.