Эд Макбейн - Мошенники

— И как давно вы состоите во временных безработных? — Вопросы свои Клинг резко бросал в лицо этому невзрачному человечку, и тот каждый раз вздрагивал от них, как от ударов.

— С… с этого лета.

— С какого времени?

— С августа.

— А что вы делали в сентябре, мистер Холстед?

— Я…

— Конечно, помимо того, что изнасиловали Эйлин Гленнон?

— Чт… что? — у Холстеда как бы перехватило горло. Он сразу побледнел и сделал шаг назад, но Клинг тут же шагнул вперед и стал еще ближе к нему.

— Надевай рубашку. Ты пойдешь со мной.

— Я… я ничего не делал. Вы ошиблись.

— Ничего не делал, да? — Клинг перешел на крик. — Ах, ты, сукин сын, ты ничего не делал, да? Ты пошел вниз и изнасиловал там шестнадцатилетнюю девчонку! И ты считаешь, что это ничего? Это ничего, да?

— Тише… тише… соседи услышат… — взмолился Холстед.

— Ах, соседи? — выкрикивал Клинг. — Он соседей стесняется! И у тебя хватает наглости!..

Постоянно пятясь, Холстед дошел до кухни. Руки его дрожали, но Клинг продолжал напирать на него.

— Я… я… это она сама, — торопливо бормотал Холстед. — Она сама хотела… Я… я не хотел. Все это…

— Прекрати врать, мразь! — рявкнул Клинг и влепил Холстеду тяжелую пощечину.

Тот издал какой-то нечеловеческий, приглушенный и испуганный не то крик, не то стон и, пятясь, прикрыл лицо руками.

— Не бейте меня, — сорвалось с его трясущихся губ.

— Ты изнасиловал ее, да? — не унимался Клинг. Холстед только кивнул, не отрывая ладоней от лица.

— Как это произошло?

— Я… я не знаю. Мать ее… понимаете, мама ее была в больнице. Миссис Гленнон, я хотел сказать. Она… она очень хорошая подруга моей жены, миссис Гленнон, она дружит с моей женой. Они и в церковь ходят вместе… они в одной общине состоят… вместе… они…

Клинг терпеливо ждал. Пальцы его помимо воли сжались в кулаки, но он терпеливо дожидался момента, когда придет пора задать Холстеду главный вопрос. А уж после этого он превратит его прямо тут на кухонном полу в кровавое месиво.

— Когда… когда ей пришлось лечь в больницу, жена моя… она готовила ее детям чего-нибудь поесть. Это значит Терри и… Эйлин. И…

— Дальше!

— И я обычно относил им еду… когда моя жена была на работе.

Потихоньку и очень осторожно Холстед отвел от лица свои трясущиеся руки. Однако глянуть на Клинга он так и не решился. Глаза его были прикованы к вытертому линолеуму на кухонном полу. Его все еще била дрожь, и казалось, что этот жалкий щуплый человечек, насмерть перепуганный, весь трясущийся, словно от озноба, в своей нижней рубашке с продранными рукавами, видит сейчас там на полу то, что он натворил.

— Это было в субботу, — сказал он. — Я видел, что Терри ушел из дома. Я сидел у окна и видел. Я видел, как он ушел. Жена моя была на работе. Она — вышивальщица бисером, и на работе ее очень ценят. Это было в субботу. Я помню, что в квартире тогда было очень жарко. Помните, какая жара стояла тогда в сентябре?

Клинг не отозвался ни словом, но Холстед и не ждал от него ответа. Казалось, он уже не замечает присутствия Клинга. Казалось, что возникла какая-то странная связь между ним и этим вытертым линолеумом на полу. Он так ни разу и не отвел от него глаз.

— Да, я хорошо помню. Жарко тогда было, очень жарко. Жена приготовила сэндвичи, которые я должен был отнести вниз ребятам. Но я знал, что Терри дома нет, понимаете? Я все равно понес бы туда сэндвичи, это, конечно, так, но я уже знал тогда, что Терри ушел из дома. Этого я никак не могу отрицать, не могу и не буду. Я ведь знал это…

Некоторое время он просто молча смотрел в пол.

— Я постучал в дверь, когда спустился туда к ним. Никто не ответил, а когда я… когда я попробовал дверь, то она оказалась открытой. Вот я… вот я и вошел. Она… Эйлин… она лежала в постели. Было уже двенадцать часов, а она лежала в постели и спала. Одеяло… нет — простыня… сползла с нее… И я ее видел… всю видел. Она спала, а у нее все было видно. А потом я сам не знаю. Помню, я поставил тарелку с сэндвичами, а сам лег с ней рядом, а потом, когда она хотела кричать, я руками зажал ей рот и я… я сделал это.

Он снова закрыл лицо ладонями.

— Да, я это сделал, — тихо повторил он. — Я сделал, да, я сделал это.

— Приятный вы человек, ничего не скажешь, мистер Холстед, — произнес Клинг свистящим шепотом.

— Просто так… просто так получилось…

— И ребеночек тоже просто так получился, да?

— Что? Какой ребеночек?

— А ты что — не знал, что Эйлин забеременела?

— Забе… да что вы говорите? Кто вам?.. Что вы?.. Эйлин? Мне никто ничего не сказал… почему мне не сказали? Никто?..

— Ты что — не знал, что она беременна?

— Нет. Клянусь Богом! Я не знал этого!

— А отчего же, по-вашему, она умерла, мистер Холстед?

— Мать ее сказала… Миссис Гленнон сказала, что с ней случился несчастный случай! Она сама сказала это моей жене — она с ней очень дружит. С женой. Жене она не стала бы лгать!

— Значит, не стала бы, да?

— Ее сшибла машина! Это было в Маджесте. Она… она поехала навестить тетку. Это нам сказала сама миссис Гленнон.

— Может быть, она и в самом деле сказала это твоей жене. Да только рассказ этот вы придумали вместе с ней, чтобы спасти твою паршивую шкуру.

— Нет! Клянусь вам! — слезы покатились по лицу Холстеда. Он потянулся рукой, как бы ища сочувствия и поддержки у Клинга. — Ну, как вы можете так говорить? — сказал он, всхлипывая. — Что вы тут такое говорите? Господи, прошу вас, ради Бога, не нужно…

— Она умерла от того, что пыталась избавиться от твоего ребенка, — сказал Клинг.

— Я не знал этого. Не знал я, не знал… О, Господи, клянусь вам, я не…

— Врешь, гнида! — рявкнул Клинг.

— Спросите у самой миссис Гленнон! Богом клянусь вам, я ничего не знал и…

— Все ты знал и поэтому решил устранить еще одного человека, который наверняка тоже знал обо всем!

— Что?

— Ты выследил Клер Таунсенд по пути…

— Кого? Я не знаю никакой…

— …по пути к книжному магазину, а потом и застрелил ее, мразь паршивая? Где ты спрятал пистолеты? Говори! Говори, пока я тебя здесь не…

— Клянусь вам, клянусь…

— Где ты был в пятницу с пяти часов вечера?

— Здесь, в этом доме! Клянусь! Мы вдвоем с Луизой, с моей женой поднялись к Лессерам! Это на шестом этаже в нашем доме! Мы там пообедали вместе, а потом сели играть в карты. Клянусь вам.

Клинг некоторое время молча смотрел на него — испытующим тяжелым взглядом.

— Ты и в самом деле не знал, что Эйлин забеременела? — спросил он наконец.

— Нет.

— И ты не знал, что она собирается делать аборт?

— Нет, не знал.

Клинг снова уставился на него тяжелым взглядом.

— Пойдешь со мной, — сказал он, подумав. — По пути мы сделаем две остановки, мистер Холстед. Сначала мы задержимся у миссис Гленнон, а потом подымемся на шестой этаж к Лессерам. Что ж, может быть, окажется, что ты очень везучий человек.

Арнольд Холстед и впрямь оказался очень везучим человеком.

Он был временно безработным с августа, но ему в свое время крупно повезло с женой, которая к тому же оказалась отличной вышивальщицей бисером и которая безропотно взвалила на себя бремя содержания семьи ради того, чтобы он мог сидеть преспокойно дома в нижней рубашке и смотреть в окно, на то, что происходит на улице. Он изнасиловал шестнадцатилетнюю девушку, несовершеннолетнюю, но ни Эйлин, ни ее мать не обратились в полицию, во-первых, потому, что Луиза Холстед была ближайшей подругой матери, а, во-вторых, — и это особенно важно — мать с дочерью твердо знали, что Терри наверняка убьет Арнольда, как только узнает о его подвиге.

Да, мистер Холстед оказался очень везучим человеком.

В этом районе вообще живут семьи, у которых всегда достаточно неприятностей. Миссис Гленнон родилась в этом районе, прожила в нем всю свою жизнь и знала, что и умереть ей придется тоже здесь, а кроме того, она уже успела сжиться с мыслью о том, что неприятности всегда будут преследовать ее, потому что они стали уже давно как бы составной частью ее жизни. И ей не представлялось возможным причинять еще и серьезные неприятности Луизе, ее ближайшей подруге, а если говорить честно — единственному человеку, который относился к ней по-дружески в этом враждебном мире. И теперь, после того как ее дочь умерла, после того, как сына ее посадили за нападение на полицейского, она, выслушав вопросы Клин-га, вместо того, чтобы обвинить Холстеда еще и в убийстве Клер, просто рассказала ему как все было.

Она утверждала с полной определенностью, что он не знал и знать ничего не мог ни о беременности Эйлин, ни об аборте, который та вынуждена была сделать.

Везет же таким, как этот Холстед.

Миссис Лессер с шестого этажа подтвердила, что Луиза с Арнольдом пришли к ним примерно без четверти пять в ту пятницу. Они остались на обед, а потом играли в карты. Значит, он никак не мог оказаться даже рядом с книжным магазином, в котором было совершено убийство.

Да, везет мистеру Холстеду.

Ведь ему теперь будет предъявлено обвинение всего лишь в изнасиловании малолетней, за что ему предстоит отсидеть в тюрьме каких-то там двадцать лет.

Дело умирало, как умерли до этого его жертвы.

Оно было мертво, как внезапно налетевший со своими студеными ветрами ноябрь, заморозивший и город, и его обитателей, стянувший ледяным покровом реку.

Однако те, кто изо дня в день приходил на работу в дежурку Восемьдесят седьмого участка, никак не могли избавиться ни от этого холода, ни от этого дела. Они как бы таскали его за собой весь день, а потом — уносили домой, куда они возвращались на ночь, не в силах стряхнуть с себя этот тяжелый мертвый груз. Дело умерло, и они прекрасно понимали это.