— А ты скажи им, чтобы они прекратили давать дурацкие советы, — сказала Клер Таунсенд на другом конце провода. — Ты объясни им, что у нас с тобой настоящая любовь.

— Они это и сами прекрасно знают, — сказал Клинг. — Послушай, так мы точно договариваемся на сегодняшний вечер?

— Да, как условились, только я немного опоздаю.

— А почему?

— Я должна буду зайти кое-куда после занятий.

— Это еще куда? — спросил Клинг.

— Мне нужно будет достать кое-какие материалы. И, пожалуйста, не будь таким подозрительным.

— А почему бы тебе не перестать быть такой примерной студенткой? — спросил Клинг. — Почему бы тебе наконец не выйти за меня замуж?

— Когда?

— Завтра же.

— Завтра я никак не могу. Завтра я очень занята. А кроме того, человечество крайне нуждается в работниках социальной службы.

— А ты бы плюнула на человечество. Мне нужна жена. Носки совсем продырявились.

— Вот приду сегодня вечером и сразу же займусь штопкой, — сказала Клер.

— Честно говоря, — шепотом проговорил Клинг, — у меня насчет тебя были несколько иные планы.

— Он уже перешел на шепот, — сообщил Мейер Карелле.

— Заткнись, — огрызнулся Клинг.

— Каждый раз, как только речь заходит о чем-нибудь интересном, он сразу же переходит на шепот, — сказал Мейер, и Карелла расхохотался.

— Нет, это становится просто невыносимым, — проговорил Клинг с тяжелым вздохом. — В общем так, Клер, значит, я встречаю тебя сегодня в половине седьмого.

— Нет, лучше все-таки в семь, — сказала она. — Да, кстати, я сегодня прибегну к небольшой маскировке. Чтобы эта зануда, твоя хозяйка, не смогла узнать меня, если она опять станет подглядывать за нами.

— Какая маскировка? О чем это ты?

— Сам увидишь.

— Нет, на самом деле. Что ты такое наденешь?

— Ну…, во-первых, на мне будет белая блузка, — сообщила Клер, — знаешь, такая открытая спереди, и небольшая нитка жемчуга. Потом — черная юбка в обтяжку, с широким черным поясом. Это тот, что с серебряной пряжкой….

Слушая ее, Клинг мысленно представил себе Клер, стоящую сейчас в будке телефона-автомата на территории университета. Он точно знал, что стоит она чуть пригнувшись к трубке. Рост у нее был под сто восемьдесят сантиметров, и телефонная будка всегда выглядела тесноватой для нее. Волосы ее, черные, как сам грех, наверняка откинуты небрежно назад, карие глаза светятся задорным огоньком, возможно, она при этом еще и улыбается. Белая блузка плотно обтягивает узкую талию, а черная юбка повторяет плавные линии ее бедер и длинных стройных ног.

— …без чулок, потому что сегодня стоит адская жара, — продолжала тем временем Клер, — ну и черные туфли на высоком каблуке. Вот, собственно, и все.

— А в чем же будет состоять маскировка?

— Видишь ли, дело в том, что я купила новый бюстгальтер, — прошептала Клер.

— Да?

— Ты сам увидишь, во что он превратил меня, Берт, — она помолчала. — Ты меня любишь?

— Конечно, ты же знаешь, — сказал Клинг.

— Тогда скажи мне об этом, — прошептала Клер.

— Сейчас я не могу этого сделать.

— А позднее скажешь?

— М-мг, — проговорил Клинг и сердито глянул на Мейера.

— Подожди, вот увидишь меня в новом бюстгальтере, — сказала Клер.

— Да, я буду с нетерпением ждать этого момента, — проговорил Клинг, глядя на Мейера и тщательно выбирая слова.

— Я что-то не слышу заинтересованности в твоем тоне, — сказала Клер.

— Я заинтересован. Просто тут сейчас говорить трудновато.

— Он называется “Изобилие”, — сказала Клер.

— Что называется?

— Ну бюстгальтер, конечно.

— Очень милое название, — сказал Клинг.

— Да что они там в конце концов делают? Стоят у тебя за спиной и дышат тебе в затылок?

— Ну, не совсем так, но я все-таки думаю, что нам самое время попрощаться. Значит, дорогая, я тебя встречу в половине седьмого.

— В семь, — поправила его Клер.

– “Изобилие” — не забывай, — прошептала она и повесила трубку.

Клинг тоже положил трубку.

— Ну хорошо, — сказал он. — Я в конце концов позвоню в телефонную компанию и потребую поставить здесь будку с дверью.

— А ведь ты не должен вести отсюда частные разговоры, оплачиваемые из кармана налогоплательщиков, — сказал Карелла, подмигивая Мейеру.

— Ну, прежде всего, это не я звонил отсюда, а мне позвонили сюда. А кроме того, человек имеет право на какую-то степень личной жизни, даже если он имеет несчастье работать в компании с бандой застоявшихся жеребцов. Я просто не понимаю, почему я не могу спокойно поговорить со своей невестой без того…

— Он обиделся, — сказал Мейер. — Заметил? Он уже называет ее не просто своей девушкой, а невестой. Послушай, позвони ей сейчас же. Позвони ей и скажи, что ты выгнал отсюда всех этих павианов и теперь сидишь здесь в полном одиночестве и можешь совершенно спокойно с ней разговаривать. Валяй звони.

— Да ну вас всех к черту, — сказал Клинг и в раздражении повернулся к машинке, совершенно забыв, что собирался исправить опечатку. Заколотив по клавишам, он внезапно понял, что печатает уже поверх напечатанного текста. В порыве злости он выдернул из машинки почти завершенный отчет: — Видите, до чего вы меня довели? Теперь придется все начинать сначала!

Он обреченно покачал головой, взял снова чистые бланки белого, голубого и желтого цвета, установленного для отчетов отдела детективов, достал из того же ящика листы копирки и, переложив ими бланки, принялся яростно стучать по клавишам.

Стив Карелла подошел к окну, затянутому металлической сеткой, и взглянул на лежащую внизу улицу. Падающее в окно солнце четко вырисовывало его высокую, ладно сложенную фигуру, скрывая, однако, ту разрушительную мощь, которая таилась в этом тренированном, мускулистом теле. Чуть приподнятые скулы и особый разрез глаз придавали его лицу что-то восточное.

— Подумать только, — сказал он, — а меня в эту пору дня обычно клонит в сон.

— А это потому, что нам скоро сменяться, — сказал Мейер, взглянув на часы.

На противоположной стороне комнаты Клинг продолжал самозабвенно колотить по клавишам пишущей машинки.

* * *

Всего в Восемьдесят седьмом участке полиции на службе состояло шестнадцать детективов, не считая лейтенанта Бернса. Из этих шестнадцати четверо обычно выполняли особые задания или находились в командировках, так что в отделении оставалось двенадцать детективов. Они работали в четыре бригады, каждая из трех человек. В отличие от патрульных полицейских, детективы сами составляли свой график, в котором, несмотря на частые изменения, прослеживалась определенная последовательность. Так, было две дежурных смены: первая — с восьми часов утра и до шести вечера, а вторая — с шести вечера до восьми утра. Ночная смена была длиннее, и детективы не особенно ее жаловали, но тем не менее они исправно несли эту службу каждую четвертую ночь. Каждый четвертый день считался “свободным от работы”, но термин этот не очень-то уместен, поскольку и фактически, и формально полицейский пребывает “при исполнении служебных обязанностей” все двадцать четыре часа в сутки на протяжении всего года. А кроме того, большинство детективов в эти дни завершали работу, начатую еще в “служебное” время. В общем, выдержать установленный график довольно сложно потому, что меняется состав тех, кто находится в командировках или на выполнении особых заданий; и потому что четыре дня в неделю — с понедельника по четверг — проводится “перекличка”, присутствие на которой детективов если и не обязательно, то весьма желательно хотя бы для того, чтобы знать в лицо тех, кто совершил преступление или подозревается в его совершении; а также потому, что детективам зачастую приходится присутствовать на судебных заседаниях в качестве свидетелей. Вот по всем этим причинам график, который каждую неделю вывешивался на стене, оставался графиком лишь на бумаге.

И все-таки одно правило соблюдалось неукоснительно. По молчаливому соглашению детективы, заступающие на смену, всегда прибывали в дежурку на пятнадцать мину раньше положенного. Так, ночная смена, которая должна явиться сюда к шести часам, обычно появлялась в дежурке где-то между половиной шестого и без четверти шесть.

Было ровно пятнадцать минут шестого, когда зазвонил телефон.

Мейер Мейер снял трубку.

— Восемьдесят седьмой участок полиции. Детектив Мейер слушает, — сказал он и тут же пододвинул к себе блокнот, лежавший на столе. — Да, да, продолжайте, я записываю. Так, понятно, выезжаем немедленно. — Повесив трубку, он сказал: — Стив, Берт, не возьметесь ли вы за это дело?

— А что там? — спросил Карелла.

— Какой-то псих открыл стрельбу в книжном магазине на Калвер-авеню, — сказал Мейер. — Там на полу лежат сейчас три трупа.

* * *

Вокруг книжного магазина уже успела собраться толпа. Вывеска над входом извещала потенциальных посетителей: “Хорошие книги — приятное чтение”. У входа в магазин стояли двое патрульных полицейских, их машина была припаркована у обочины.

Люди в толпе инстинктивно подались назад, заслышав вой полицейской сирены. Карелла вышел из машины первым и захлопнул за собой дверь. Он подождал, пока Клинг обойдет машину, потом они оба направились в магазин. Стоявший в дверях полицейский сказал:

— Там, сэр, полно убитых.

— Когда вы сюда прибыли?

— Несколько минут назад. Мы патрулировали поблизости, когда по радио передали сигнал. Как только увидели, что здесь творится, сразу же позвонили в участок.

— Вы умеете вести протокол?

— Да, сэр.

— Идите с нами, вы поможете нам на месте.