Питерс вопросительно взглянул на нее.

– Извините, Олив. Должно быть, это мучительно для вас – видеть, как он скатывается в депрессию.

– Мы должны выбраться отсюда, – с жаром произнесла Хилари. – Должны. Должны.

– Мы выберемся.

– Вы и раньше это говорили – но мы не продвинулись ни на шаг.

– О нет, продвинулись. Я не сижу без дела.

Она с удивлением посмотрела на него.

– Точного плана у меня нет, но я предпринял кое-какие скрытые действия. Здесь копится недовольство, куда более сильное, чем считает наш божественный герр директор. Я имею в виду – среди рядовых работников Объекта. Еда, деньги, роскошь и женщины – это еще не всё, знаете ли. Я вытащу вас отсюда, Олив.

– И Тома тоже?

Лицо Питерса помрачнело.

– Послушайте меня, Олив, и поверьте в то, что я скажу. То́му лучше будет остаться здесь. Он… – Питерс помедлил, – будет здесь в большей безопасности, чем во внешнем мире.

– Безопасность? Какое странное слово…

– Безопасность, – подтвердил Питерс. – Я намеренно использовал это слово.

Хилари нахмурилась.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Том… вы же не думаете, что он превращается в безумного маньяка?

– Ничуть. Он угнетен, но я считаю, что Том Беттертон так же душевно здоров, как вы или я.

– Тогда почему вы считаете, что здесь ему будет безопаснее?

– Видите ли, клетка – весьма безопасное место для обитания, – медленно ответил Питерс.

– О нет! – воскликнула Хилари. – Только не говорите, что тоже поверили в это. Не говорите, что на вас подействовал массовый гипноз, внушение или что-то вроде того. Безопасность, покорность, довольство! Мы должны восставать против этого! Мы должны желать свободы!

Питерс все так же медленно произнес:

– Да, я знаю. Но…

– В любом случае Том отчаянно хочет выбраться отсюда.

– Том может и не знать, что для него лучше.

Неожиданно Хилари вспомнила, на что намекал ей Том. Если он выдал секретные сведения, то, вероятно, подпадает под действие статьи о государственной измене – наверное, именно об этом пытался на свой, неуклюжий, лад сообщить Питерс. Но Хилари была твердо убеждена: лучше отбывать срок в тюрьме, чем оставаться здесь. Она упрямо заявила:

– Том тоже должен уйти.

Она вздрогнула, когда Питерс ответил ей неожиданно резким тоном:

– Поступайте, как хотите. Я вас предупредил. Хотел бы я знать, почему вы так сильно печетесь об этом типе.

Хилари потрясенно смотрела на него, едва сдерживая слова, рвущиеся у нее с языка. Она вдруг осознала, что хочет сказать: «Я о нем вовсе не забочусь. Он для меня никто. Он был мужем другой женщины, и я отвечаю за него перед ней. Глупец, если я о ком-то и забочусь, так это о тебе…»

III

– Развлекалась в компании своего ручного американца? – бросил ей Том Беттертон, когда Хилари вошла в спальню. Он курил, лежа на своей кровати. Женщина слегка покраснела.

– Мы приехали сюда вместе, – объяснила она, – и во многих вопросах наше мнение совпадает.

Беттертон рассмеялся.

– О, я тебя не виню. – Он впервые посмотрел на нее по-новому, с одобрением. – Ты красивая женщина, Олив.

С самого начала Хилари предостерегла его, чтобы он всегда называл ее именем его погибшей жены.

– Да, – продолжил он, окидывая ее взглядом. – Ты чертовски красивая женщина, я это уже говорил. Но, похоже, подобные вещи меня больше не волнуют.

– Может, это и хорошо, – сухо ответила Хилари.

– Дорогая, я совершенно нормальный мужчина – или когда-то был таковым… Бог знает, чем я стал сейчас.

Хилари села рядом с ним.

– Что с тобой происходит, Том? – спросила она.

– Я тебе говорил. Я не могу сосредоточиться. Как ученый я сейчас полный ноль. Это место…

– Остальные – или большинство их – похоже, не чувствуют ничего подобного?

– Думаю, это потому, что они – бесчувственное стадо.

– У некоторых из них достаточно живой характер, – возразила Хилари. – Если бы у тебя здесь был друг… настоящий друг…

– Ну, есть Мерчисон. Хотя он скучный тип. И я в последнее время часто общаюсь с Торкилем Эрикссоном.

– Правда? – Отчего-то это удивило Хилари.

– Да. Боже мой, он просто великолепен. Хотел бы я иметь такие мозги.

– Он странный человек, – промолвила Хилари. – Меня он всегда немного пугал.

– Пугал? Торкиль? Да он же кроткий, как ягненок. В некоторых отношениях он сущее дитя. Ничего не знает о мире.

– И все же меня он пугает, – упрямо повторила она.

– У тебя, должно быть, тоже разыгрались нервы.

– Пока что нет. Но, подозреваю, со временем это произойдет. Том… не води слишком близкую дружбу с Торкилем Эрикссоном.

Беттертон непонимающе уставился на нее.

– Почему вдруг?

– Не знаю. У меня просто нехорошее чувство.

Глава 17

I

Леблан пожал плечами.

– Они покинули Африку, это можно сказать с уверенностью.

– Не совсем так.

– Все вероятности указывают именно на это. – Француз покачал головой. – В конце концов, мы знаем, куда они должны были направиться, не так ли?

– Если бы они должны были направиться туда, куда мы думаем, зачем начинать путь в Африке? Проще было бы назначить сбор где-нибудь в Европе.

– Верно. Но у этого есть и другая сторона. Никто не ожидал, что они соберутся и направятся в путешествие отсюда.

– Я все-таки считаю, что тут кроется нечто большее. – Джессоп был вежлив, но настойчив. – Кроме того, на это поле мог сесть только маленький самолет. Для того чтобы пересечь Средиземное море, ему пришлось бы делать еще одну посадку для дозаправки. И тогда там, где он заправлялся, остался бы след.

– Друг мой, мы развернули самые широкие поиски… побывали повсюду, где только…

– Наши люди со счетчиками Гейгера должны в конце концов получить результат. Число самолетов, подлежащих осмотру, ограничено. Малейший радиоактивный след – и мы будем знать, что это тот самолет, который мы ищем.

– Если ваш агент сумел воспользоваться распылителем. Увы! Всегда в наличии слишком много «если»…

– Мы должны их найти, – упрямо заявил Джессоп. – Я думаю…

– Да?

– Мы предположили, что они полетели на север, к Средиземному морю. А если они, наоборот, направились на юг?

– Вернулись по своим следам?.. Но куда они в таком случае могли лететь? Там же только Атласские горы, а за ними песчаная пустыня.

II

– Сиди[36], ты клянешься, что все будет так, как ты мне обещал? Заправочная станция в Америке, в Чикаго? Точно?

– Точно, Мохаммед. Если мы выберемся отсюда, так и будет.

– Успех зависит от воли Аллаха.

– Значит, будем надеяться, что воля Аллаха такова, чтобы ты получил заправочную станцию в Чикаго… А почему в Чикаго?

– Сиди, брат моей жены уехал в Америку, и теперь у него заправочный пункт в Чикаго. Хочу ли я до конца дней своих оставаться на задворках мира? Здесь есть деньги, много еды, много ковров и женщин – но это несовременно. Это не Америка.

Питерс задумчиво вгляделся в горделивое смуглое лицо. Мохаммед в своем белом одеянии являл собой величественное зрелище. Какие же странные желания возникают в человеческом сердце!

– Я не знаю, мудро ли это, – ответил американец, – но пусть будет так. Конечно, если нас поймают…

На смуглом лице появилась улыбка, блеснули крепкие белоснежные зубы.

– Это будет смерть – для меня наверняка. Может быть, не для тебя, сиди, ты ведь ценен.

– Здесь легко сеют смерть, не так ли?

Его собеседник высокомерно пожал плечами.

– Что есть смерть? Она тоже в воле Аллаха.

– Ты знаешь, что должен сделать?

– Знаю, сиди. Я должен отвести тебя на крышу после наступления темноты. И еще должен положить в твоей комнате одежду, такую же, как у меня и других слуг. Позже будет и все остальное.

– Верно. А теперь лучше выпусти меня из лифта. Кто-нибудь может заметить, что мы ездим вверх-вниз, и это вызовет подозрения.

III

Сегодня были танцы. Энди Питерс танцевал с мисс Дженсон. Он прижимал ее к себе и, кажется, что-то шептал ей на ухо. Когда они, медленно кружась, миновали то место, где стояла Хилари, Питерс поймал взгляд рыжеволосой женщины и немедля подмигнул ей, подбадривая. Хилари прикусила губу, чтобы сдержать улыбку, и отвела глаза.

Взгляд ее упал на Тома, который стоял у противоположной стены зала, беседуя с Торкилем Эрикссоном. Хилари слегка нахмурилась, глядя на них.

– Можно вас на один танец, Олив? – раздался из-за ее плеча негромкий голос Мерчисона.

– Конечно, Саймон.

– Извините, я не очень хорошо танцую, – предупредил он.

Хилари старалась ставить ноги так, чтобы он не мог наступить на них. Это требовало концентрации.

– Это почти гимнастика, вот что я скажу, – заявил Мерчисон, отдуваясь. В танец он вкладывал немало энергии. – У вас дивно красивое платье, Олив.

Он всегда говорил фразами, словно взятыми со страниц какого-то старомодного романа.

– Я рада, что вам понравилось, – ответила Хилари.

– Брали в ателье мод?

Подавив соблазн хмыкнуть «а где еще?», Хилари ограничилась простым «да».

– Должен сказать, – пропыхтел Мерчисон, старательно выполняя фигуры танца, – что они прекрасно шьют платья. Я только вчера говорил об этом Бьянке. Каждый раз думаю – прямо государство всеобщего благосостояния. Никаких забот о деньгах, об оплате налогов – или о ремонте и обслуживании. Обо всем позаботились за тебя. Думаю, для женщины это просто сказочная жизнь.

– Бьянка тоже так думает?

– Ну, она некоторое время была не в своей тарелке, но потом вступила в несколько кружков, организовала пару вещей – дискуссии там, лекции… Она жалуется, что вы принимаете во всем этом участия меньше, чем могли бы.