— Вы хотите сказать, за… измену, так, кажется, это называется? Вы продали им атомные секреты?

Он старался не встречаться с ней глазами.

— Ничего я не продавал. Просто рассказал все, что знал о наших технологических процессах… рассказал обо всем без принуждения. Если вы сможете мне поверить, я сам искренне хотел рассказать! Это была часть всего плана — создание общего фонда научных знаний. Можете ли вы понять?

Она могла понять. Она могла понять Энди Питерса, делающего то же самое. Она могла представить себе Эрикссона с его фанатичными глазами мечтателя, предающего свою страну с возвышенной восторженностью.

И все же ей трудно было представить Тома Беттертона делающим это… И тут внезапно она поняла, что причина — в разнице между Беттертоном прежним, несколько месяцев назад приехавшим сюда полным рвения и энтузиазма, и теперешним Беттертоном, нервным, разбитым, спущенным с облаков на землю, обычным смертельно напуганным человеком.

В тот момент когда ей открылась такая логика, Беттертон нервно огляделся по сторонам и сказал:

— Все уже разошлись. Нам лучше…

Она встала.

— Ничего, все в порядке. Они подумают, что наши беседы во время прогулки вполне естественны… при данных обстоятельствах.

Испытывая неловкость, он произнес:

— Нам придется продолжать это… Я хочу сказать, вам придется продолжать быть… моей женой.

— Конечно.

— И нам придется жить в одной комнате и все такое. Но все будет в порядке. Я имею в виду, вам не нужно бояться, что… — Он смущенно замолчал.

«Как он красив, — Хилари разглядывала его профиль. — И как мало это меня волнует…»

— Не думаю, что нам стоит из-за этого беспокоиться, — бодро сказала она. — Самое важное — выбраться отсюда живыми.

ГЛАВА 14

В номере отеля «Мамония» в Марракеше человек по имени Джессоп разговаривал с мисс Хетерингтон. Но совсем уже не с той мисс Хетерингтон, которая была знакома Хилари по Касабланке и Фесу. Тот же внешний вид, тот же костюм, состоящий из жакета и джемпера, та же вызывающая уныние прическа. Но поведение ее изменилось. Теперь это была оживленная женщина, выглядевшая намного моложе, чем можно было предположить по ее внешности прежде.

Третьим человеком в номере был смуглый коренастый мужчина с умными глазами. Он осторожно выстукивал пальцами на столе какую-то мелодию и что-то напевал себе под нос по-французски.

— …и насколько вам известно, — говорил Джессоп, — только с этими людьми она разговаривала в Фесе?

Дженет Хетерингтон кивнула:

— Там была эта Кэлвин Бейкер, с которой мы раньше уже познакомились в Касабланке. Честно признаюсь, я до сих пор не могу составить о ней определенного мнения. Она из кожи вон лезла, чтобы подружиться с Оливией Беттертон, собственно говоря, и со мной тоже. Но американцы ведь такие дружелюбные, они постоянно заводят беседы с постояльцами в гостиницах и с удовольствием составляют им компанию в поездках.

— Да, — сказал Джессоп, — все это слишком бросается в глаза, чересчур очевидно, чтобы быть тем, что мы ищем.

— И кроме того, — продолжала Дженет Хетерингтон, — она тоже была в том самолете.

— Вы предполагаете, — сказал Джессоп, — что катастрофа была подстроена? — Он посмотрел в сторону смуглого коренастого мужчины. — Как вы считаете, Лебланк?

На какое-то время Лебланк перестал напевать свою мелодию и выстукивать ее на столе.

— Ça se peut[37], — ответил он. — Возможно, самолет разбился в результате диверсии. Об этом мы никогда не узнаем. Самолет разбился, взорвался и сгорел, и все, кто был на борту, погибли.

— Что вам известно о летчике?

— Алькади? Молодой, достаточно умелый. Не более того. Зарплата низкая. — Последние два слова он добавил после небольшой паузы.

Джессоп сказал:

— Ищущий, таким образом, новую работу, но, очевидно, не кандидат в самоубийцы?

— Там было обнаружено семь трупов, — продолжал Лебланк. — Страшно обуглившихся, опознать их невозможно, но именно семь трупов. От этого никуда не уйти.

Джессоп опять повернулся к Дженет Хетерингтон.

— Так что вы говорили?

— Там в Фесе была еще семья французов, с которой миссис Беттертон обменялась парой фраз. Был состоятельный шведский бизнесмен с очаровательной спутницей. И еще богатый нефтяной магнат мистер Аристидес.

— А! — воскликнул Лебланк. — Ходячая легенда собственной персоной! Я часто спрашиваю себя: какие чувства должен испытывать человек, обладающий таким несметным богатством? Что касается меня, — чистосердечно добавил он, — то я бы содержал беговых лошадей и женщин, и вообще все, что можно получить за деньги в этом мире. А старый Аристидес заперся в своем замке в Испании — в прямом смысле — и коллекционирует, как говорят, китайскую керамику эпохи династии Зунг. Но нужно иметь в виду, что ему уже, по крайней мере, семьдесят, и, возможно, в таком возрасте китайская керамика — единственный интерес, который остался у него в жизни.

— Согласно представлениям самих китайцев, — добавил Джессоп, — возраст между шестьюдесятью и семьюдесятью самый благодатный, когда человек в полной мере и по достоинству может оценить красоту и прелести жизни.

— Pas moi![38] — возразил Лебланк.

— В Фесе было еще несколько немцев, — продолжала Дженет Хетерингтон, — но, насколько мне известно, они совсем не общались с Оливией Беттертон.

— Может быть, официант или слуга? — предположил Джессоп.

— Это, конечно, возможно.

— И вы говорите, она ходила в старый город одна?

— Ее сопровождал штатный экскурсовод. Во время этой прогулки кто-нибудь мог, конечно, вступить с ней в контакт.

— В любом случае совершенно неожиданно она решила отправиться в Марракеш.

— Не неожиданно! У нее уже была предварительная договоренность.

— Пожалуй, я не прав, — согласился Джессоп. — Хочу сказать, что эта миссис Кэлвин Бейкер довольно неожиданно вызвалась сопровождать ее. — Он встал и прошелся взад-вперед по комнате. — Она полетела в Марракеш, самолет разбился и сгорел. Похоже, путешествовать по воздуху для кого бы то ни было по имени Оливия Беттертон означает подвергать себя смертельной опасности, не так ли? Сначала катастрофа около Касабланки, теперь вторая. Был ли несчастный случай, или все было подстроено? Если кто-нибудь хотел избавиться от Оливии Беттертон, то для этого были более легкие пути, чем крушение самолета.

— Кто знает? — возразил Лебланк. — Поймите меня правильно, mon cher[39]. Стоит вашей психике прийти в такое состояние, когда лишение человека жизни не имеет для вас никакого значения, а подложить, маленький взрывпакет под сиденье самолета проще, чем ждать всю ночь напролет в темноте за углом, чтобы всадить нож в свою жертву, то выбирается взрывпакет. А тот факт, что еще погибнут шесть человек, можно не принимать во внимание.

— Тем не менее, — упорствовал Джессоп, — существует третья возможность, а именно что катастрофа была фиктивной.

Лебланк с интересом взглянул на него:

— Самолет мог быть посажен и потом подожжен? Но вы не можете никуда уйти от того факта, mon cher Джессоп, что в самолете в самом деле были обуглившиеся трупы!

— Тут-то и камень преткновения, — согласился Джессоп. — О, не сомневаюсь, что мои идеи звучат фантастично, но такое стройное завершение нашей охоты… Слишком стройное! Так мне представляется. Это для нас означает конец. На полях своего доклада мы напишем: да упокоится с миром! И все. И больше никаких следов нет. — Он опять повернулся к Лебланку: — Вы распорядились, чтобы начали поиски?

— Уже два дня назад, — ответил Лебланк. — Этим занимаются толковые ребята. Хотя место, где разбился самолет, чрезвычайно заброшенное. Между прочим, в стороне от курса.

— Что весьма знаменательно, — констатировал Джессоп.

— Ближайшие деревни, ближайшие населенные пункты, ближайшие следы автомобилей — все было исследовано самым тщательным образом. В этой стране, как и в вашей, мы в полной мере понимаем важность расследования. Во Франции мы тоже потеряли нескольких наших лучших молодых ученых. По моему мнению, mon cher, гораздо легче контролировать импульсивных оперных певиц, чем ученых. Эти блестящие молодые люди такие непостоянные, и, самое опасное, они невероятно доверчивые. Что, по их мнению, происходит la bas[40]? Доброта, свет, жажда правды, золотой век? Увы, бедные дети, какое горькое разочарование ждет их!

— Давайте еще раз пройдемся по списку пассажиров, — предложил Джессоп.

Француз протянул руку, достал список из проволочной корзинки и положил его перед своим коллегой. Двое мужчин принялись сосредоточенно изучать его.

— Миссис Кэлвин Бейкер, американка. Миссис Беттертон, англичанка. Торквил Эрикссон, норвежец… Кстати, что известно о нем?

— Ничего примечательного, — ответил Лебланк. — Он был молод, не старше двадцати семи — двадцати восьми лет.

— Мне знакомо имя… — нахмурился Джессоп. — Мне кажется… я почти уверен… что он выступал с докладом перед Королевским научным обществом.

— Потом еще эта religieuse[41], — продолжил Лебланк, возвращаясь к списку. — Сестра Мария-Как-то-там. Эндрю Питерс, тоже американец. Доктор Баррон — знаменитый человек le docteur Barron[42]. Человек великолепного ума. Большой специалист по вирусным заболеваниям.

— Биологическая война… — проговорил Джессоп. — Все сходится. Да, все сходится.

— Ученый, очень низко оплачиваемый и недовольный своим положением, — добавил Лебланк.

— Сколько уезжают в Сент-Ивз? — спросил Джессоп.

Француз бросил на него быстрый взгляд, и тот виновато улыбнулся.

— Просто старая детская прибаутка, — объяснил он. — «Сент-Ивз» означает вопросительный знак. Путешествие в никуда.

Зазвонил стоящий на столе телефон, и Лебланк поднял трубку.