— Странные люди мы, египтяне. Мы любим жизнь и потому очень рано начинаем готовиться к смерти. Вот куда идет богатство Египта — в пирамиды, в усыпальницы, в земельные наделы, которые придаются гробницам.
— Перестань говорить о смерти! — крикнула Нофрет. — Я не хочу этого слышать.
— Потому что ты настоящая египтянка, потому что ты любишь жизнь, потому что… и ты порой чувствуешь, что смерть бродит где-то поблизости…
— Перестань!
Она едва не бросилась на него. Потом, пожав плечами, отвернулась и пошла вниз по тропинке.
Ренисенб вздохнула с облегчением.
— Как хорошо, что она ушла, — с наивной откровенностью проговорила она. — Ты ее напугал, Хори.
— Пожалуй… А ты тоже испугалась, Ренисенб?
— Нет, — не совсем уверенно произнесла Ренисенб. — Все, что ты сказал, чистая правда, только я почему-то раньше об этом не задумывалась: ведь мой отец священнослужитель души усопшего.
— Весь Египет одержим мыслями о смерти! — с внезапной горечью воскликнул Хори. — И знаешь почему, Ренисенб? Потому что мы верим только в то, что видим, а думать не умеем и боимся представить себе, что будет с нами после смерти. Вот и воздвигаем пирамиды и гробницы, укрываясь в них от будущего и не надеясь на богов.
Ренисенб с удивлением смотрела на него.
— Что ты говоришь, Хори? У нас ведь так много богов, так много, что я не в силах их всех запомнить. Только вчера вечером мы вели разговор о том, кому какой из богов больше нравится. Себеку, оказалось, Сехмет[107], а Кайт молится богине Мехит[108]. Камени всем богам предпочитает Тота[109] — ну конечно, ведь он писец. Сатипи верит в коршуноголового Гора[110] и нашу здешнюю богиню Меритсегер[111]. Яхмос сказал, что поклоняется Птаху, потому что он творец всего на земле. Я больше других люблю Исиду[112]. А Хенет утверждает, что лучше всех наш местный бог Амон[113]. По ее словам, среди жрецов ходит поверие, что в один прекрасный день Амон станет самым могущественным богом в Египте, поэтому она приносит жертвы ему, хотя пока он совсем не главный бог. И затем, есть Ра, бог солнца, и Осирис, перед которым взвешивают на весах сердца умерших.
Ренисенб с трудом перевела дыхание и умолкла. Хори улыбался.
— А в чем, Ренисенб, различие между богом и человеком?
Она опять удивилась.
— Боги умеют творить чудеса.
— И это все?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Хори.
— Я хочу сказать, что тебе бог, по-видимому, представляется только мужчиной или женщиной, которые способны делать то, чего не могут делать обычные люди.
— Странно ты рассуждаешь! Я не понимаю тебя.
Она озадаченно смотрела на него, а когда взглянула вниз в долину, ее внимание привлекло нечто иное.
— Посмотри! — воскликнула она. — Нофрет беседует с Себеком. Она смеется. — И вдруг ахнула. — Нет, ничего. Мне показалось, что он хочет ее ударить. Она пошла в дом, а он поднимается сюда.
Явился Себек, мрачный, как грозовая туча.
— Пусть крокодил сожрет эту женщину! — выкрикнул он. — Мой отец сделал большую, чем всегда, глупость, взяв ее себе в наложницы.
— Чем она тебе так досадила? — поинтересовался Хори.
— Она, как всегда, оскорбила меня! Спросила, поручил ли мне отец и на этот раз торговать лесом. Я готов был задушить ее.
Он походил по площадке и, подобрав камень, швырнул его вниз в долину. Потом тронул камень покрупнее, но отскочил, когда свернувшаяся в клубок под камнем змея подняла голову. Она, шипя, вытянулась, и Ренисенб увидела, что это кобра.
Схватив тяжелую палку, Себек яростно бросился на змею и, хотя первым же удачным ударом переломил ей хребет, все равно продолжал с остервенением бить по ней палкой, откинув голову и что-то злобно бормоча сквозь зубы. Глаза его сверкали.
— Перестань, Себек! — крикнула Ренисенб. — Перестань! Змея уже мертвая.
Себек остановился, забросил подальше палку и рассмеялся.
— Одной ядовитой змеей меньше на свете.
И снова расхохотался. Он заметно повеселел и зашагал вниз по тропинке.
— По-моему, Себеку нравится убивать, — тихо заметила Ренисенб.
— Да, — не выказав удивления, проговорил Хори, по-видимому, лишь подтверждая то, что давно знал. Ренисенб повернулась к нему.
— Змей надо бояться, — произнесла она. — Но какой красивой была эта кобра…
Она не могла отвести глаз от растерзанной змеи. Почему-то сердце ее пронзило острое сожаление.
— Я помню, когда мы все еще были детьми, — не спеша заговорил Хори, — Себек подрался с Яхмосом. Яхмос был на год старше, но Себек крупнее и сильнее. Он схватил камень и принялся бить Яхмоса по голове. Прибежала ваша мать и разняла их. Я помню, как она кричала: «Нельзя этого делать, Себек, нельзя, это опасно. Говорю тебе, это опасно!» — Он помолчал и добавил. — Она была очень красивая… Я понимал это еще в детстве. Ты похожа на нее, Ренисенб.
— Правда? — обрадовалась Ренисенб. И спросила. — А Яхмос сильно пострадал?
— Нет, хотя поначалу казалось, что сильно. Зато Себек на следующий день заболел. По-видимому, чем-то отравился, но ваша мать сказала, что это из-за его злости и жаркого солнца. Стояла самая середина лета.
— У Себека горячий нрав, — задумчиво проронила Ренисенб.
Она снова бросила взгляд на мертвую змею и, вздрогнув, отвернулась.
Когда Ренисенб подошла к дому, на галерее сидел Камени со свитком папируса. Он пел. Она остановилась и прислушалась к словам песни.
В Мемфис хочу поспеть и богу Пта взмолиться:
Любимую дай мне сегодня ночью!
Река — вино!
Бог Пта — ее тростник,
Растений водяных листы — богиня Сехмет,
Бутоны их — богиня Иарит[114], бог Нефертум[115] — цветок.
Блистая красотой, ликует Золотая[116],
И на земле светло. Вдали Мемфис,
Как чаша с померанцами, поставлен
Рукою бога.
Он поднял глаза и улыбнулся:
— Тебе нравится моя песня, Ренисенб?
— А что это такое?
— Это любовная песня, которую поют в Мемфисе.
И не спуская с нее глаз, тихо повторил:
В Мемфис хочу поспеть и богу Пта взмолиться:
Любимую дай мне сегодня ночью!
Лицо Ренисенб залилось краской. Она вбежала в дом, едва не столкнувшись с Нофрет.
— Почему ты так спешишь, Ренисенб?
В голосе Нофрет звучало раздражение. Ренисенб удивленно взглянула на нее. Нофрет не улыбалась. Лицо ее было мрачно-напряженным, руки стиснуты в кулаки.
— Извини, Нофрет, я тебя не разглядела. Здесь, в доме, темно, когда входишь со света.
— Да, здесь темно… — Нофрет секунду помолчала. — Куда приятнее побыть на галерее и послушать, как Камени поет. Он ведь хорошо поет, правда?
— Да. Да, конечно.
— Но ты не стала слушать. Камени будет огорчен.
Щеки у Ренисенб снова зарделись. Ей было неуютно под холодным, насмешливым взглядом Нофрет.
— Тебе не нравятся любовные песни, Ренисенб?
— А тебя интересует, что мне нравится, а что — нет, Нофрет?
— Ага, значит, у кошечки есть коготки?
— Что ты хочешь этим сказать?
Нофрет рассмеялась.
— Оказывается, ты не такая дурочка, какой кажешься, Ренисенб. Как по-твоему, Камени красивый, да? Что ж, это его обрадует, не сомневаюсь.
— По-моему, ты ведешь себя гнусно, — разозлилась Ренисенб.
Она пробежала мимо Нофрет в глубь дома, слыша позади ее язвительный смех. Но он не заглушил в ее памяти голос Камени и звуки песни, которую он пел, не сводя глаз с ее лица…
В ту ночь Ренисенб приснился сон.
Они с Хеем плыли в ладье усопших в Царство мертвых. Хей стоял на носу ладьи — ей был виден только его затылок. Когда забрезжил рассвет, Хей повернул голову, и Ренисенб увидела, что это не Хей, а Камени. И в ту же минуту нос лодки превратился в голову извивающейся змеи. «Ведь это живая змея, кобра, — подумала Ренисенб, — та самая, что выползает из-под гробницы, чтобы пожирать души усопших»-. Ренисенб окаменела от страха. А потом голова змеи оказалась головой женщины с лицом Нофрет, и Ренисенб проснулась с криком:
— Нофрет! Нофрет!
Она вовсе не кричала, все это ей приснилось. Она лежала неподвижно, сердце ее билось, подтверждая, что все увиденное — лишь сон. И Ренисенб вдруг подумала: «Вот что бормотал Себек, когда убивал змею: «Нофрет… Нофрет…»
Глава VII
Первый месяц Зимы, 5-й день
Разбуженная страшным сном, Ренисенб никак не могла уснуть, лишь время от времени на мгновение впадая в забытье. Когда под утро она открыла глаза, предчувствие неминуемой беды уже не оставляло ее.
Она встала рано и вышла из дому. Ноги сами повели ее, как бывало часто, на берег Нила. Там рыбаки снаряжали большую ладью, и вот, влекомая вперед мощными взмахами весел, она устремилась в сторону Фив. На воде качались лодки с парусами, хлопающими от слабых порывов ветра.
В сердце Ренисенб что-то пробудилось — какое-то смутное желание, которое она не могла определить. Она подумала: «Я чувствую… Я чувствую…» Но что она чувствует, она не знала. То есть не могла подыскать слов, чтобы выразить свое ощущение. Она подумала: «Я хочу… Но что я хочу?»
Хотела ли она увидеть Хея? Но Хей умер и никогда к ней не вернется. Она сказала себе: «Я больше не буду вспоминать Хея. Зачем? Все кончено, навсегда».
Затем она заметила, что на берегу стоит еще кто-то, глядя вслед уплывающей к Фивам ладье. Узнав в неподвижной фигуре, от которой веяло горьким одиночеством, Нофрет, Ренисенб была потрясена.
Я прочитала книгу Агаты Кристи «Месть Нофрет» и была поражена ее умением передавать настроение и атмосферу таинственного детектива. Книга полна загадок, предательства и неожиданных поворотов событий. Она привлекает внимание своими деталями и проникает в душу читателя. Это одна из самых лучших книг Агаты Кристи, которую я когда-либо читала. Я рекомендую ее всем, кто любит детективы.
Я прочитала книгу «Месть Нофрет» Агаты Кристи и была поражена глубиной и интеллектуальностью повествования. Автор прекрасно передала атмосферу преступления и приключений, а также проникла в душу героев. Она показала мне, что даже в самых трагических и непростых ситуациях можно найти выход. Эта книга помогла мне понять, что все мы имеем право на свободу и право на месть.