— Я вас слушаю, мадемуазель, — серьезно и с симпатией сказал Пуаро.

— Рональд рассказал мне, о чем вы говорили с ним в тот день. В тот ужасный день, когда его арестовали, — девушка зябко повела плечами. — У него не было надежды, что ему кто-то поверит, но вы неожиданно подошли к Рональду и сказали: «Я вам верю». Это правда, мистер Пуаро?

— Правда, мадемуазель, я так сказал.

— Вы действительно поверили его рассказу или это были просто слова?

Джеральдина с тревогой ждала ответа, подавшись вперед и крепко сцепив руки.

— Я поверил его рассказу, мадемуазель, — тихо ответил Пуаро. — Я считаю, что ваш двоюродный брат не убивал лорда Эдвера.

— О! — лицо девушки порозовело, глаза широко раскрылись. — Но тогда вы считаете, что… что убил кто-то другой!

— Evidemment[85], мадемуазель, — улыбнулся мой друг.

— Какая я глупая. Я плохо выражаю свои мысли. Я хотела сказать, вы знаете, кто убийца? — нетерпеливо произнесла Джеральдина.

— Естественно, у меня есть кое-какие предположения. Лучше сказать, подозрения.

— А со мной вы ими не поделитесь? Ну пожалуйста!

— Нет, — покачал головой Пуаро. — Это было бы, пожалуй, неправильно.

— Значит, вы кого-то вполне определенно подозреваете?

Пуаро опять уклончиво покачал головой.

— Если бы я знала чуть больше, — умоляюще произнесла девушка, — мне было бы легче. И наверное, я могла бы помочь вам.

Ее просительный тон обезоружил бы любого, но Пуаро был неумолим.

— Герцогиня Мертон по-прежнему считает, что это сделала моя мачеха, — задумчиво произнесла Джеральдина и вопросительно посмотрела на моего друга.

Он никак не отреагировал на это заявление.

— Но я не понимаю, как это может быть, — продолжала девушка.

— Какого вы мнения о вашей мачехе?

— Ну… я ее совсем плохо знаю. Когда отец женился на ней, я училась в пансионе в Париже. Когда я вернулась домой, она относилась ко мне неплохо. Я хочу сказать, что она просто не обращала на меня внимания. Я всегда считала эту женщину легкомысленной и э… корыстной.

Пуаро кивнул.

— Вы упомянули герцогиню Мертон. Вы часто видитесь с ней?

— Да. Она очень добра ко мне. За последние две недели я провела с ней немало времени. Все это так ужасно: разговоры, репортеры, арест Рональда и все такое, — Джеральдина поежилась. — У меня нет настоящих друзей. Но герцогиня так по-доброму ко мне относится и ее сын тоже.

— Вам он нравится?

— Мне кажется, что он человек застенчивый. Но его мать много о нем рассказывала, и теперь я знаю герцога намного лучше.

— Ясно. Скажите, мадемуазель, вы любите своего двоюродного брата?

— Рональда? Конечно. Последние два года мы с ним редко встречались, но до этого он жил в нашем доме. Я… я всегда считала, что он чудесный парень: постоянно шутил, придумывал всякие забавные вещи. OI В нашем мрачном доме он был единственным лучиком.

Пуаро понимающе кивнул, но вслед за этим произнес фразу, поразившую меня своей жестокостью.

— Значит, вы не хотите, чтобы его повесили?

— Нет, нет, — девушка задрожала всем телом. — Ни за что! О, если бы убийцей оказалась моя мачеха! Герцогиня говорит, что это наверняка она.

— Ага! Если бы только капитан Марш не выходил из такси в тот вечер, да? — добавил Пуаро.

— Да. Тогда бы… что вы этим хотите сказать? — Джеральдина нахмурилась. — Я не понимаю.

— Если бы он не пошел за тем человеком в дом… Кстати, а вы слышали, как кто-то входил в дом?

— Нет, я ничего не слышала.

— А что вы делали после того, как вошли?

— Я сразу побежала наверх, чтобы взять ожерелье.

— Понимаю. Конечно, на это потребовалось время?

— Да. Я не сразу нашла ключ от шкатулки.

— Бывает. Чем больше спешишь, тем медленнее получается. Значит, в течение какого-то времени вы оставались наверху, а потом, когда спустились вниз, вы увидели в прихожей вашего двоюродного брата?

— Да, возле библиотеки, — девушка судорожно сглотнула.

— Понимаю. И это вас напугало.

— Да, — Джеральдина с благодарностью принимала сочувственный тон Пуаро. — Очень напугало.

— Еще бы.

— Рональд сказал у меня за спиной: «Ну что, Дина, принесла?» — и я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

— Жаль, что он не остался на улице, — тихо заметил Пуаро. — Тогда и показания таксиста очень помогли бы мистеру Маршу.

Девушка кивнула, и слезы закапали из ее глаз прямо на колени. Она встала. Пуаро взял Джеральдину за руку.

— Вы хотите, чтобы я спас его, правда?

— О, да, да! Пожалуйста, — она пыталась овладеть собой, кулачки ее судорожно сжимались и разжимались. — Вы не знаете…

— Вашу жизнь не назовешь счастливой, мадемуазель, — с симпатией сказал Пуаро. — Я понимаю, как вам трудно. Гастингс, вызовите, пожалуйста, такси для мадемуазель.

Я проводил девушку. Она уже взяла себя в руки и сердечно поблагодарила меня. Когда я вернулся, мой друг ходил по комнате взад-вперед нахмурив брови и размышляя о чем-то. Вид у Пуаро был недовольный. Я обрадовался, когда зазвонил телефон и отвлек его от неприятных мыслей.

— Кто говорит? О, это вы, Джепп! Bonjour, mon ami.

— Что там у него? — спросил я, подходя ближе.

После приветственных излияний Пуаро перешел к делу.

— Да, а кто приходил за ней? Они помнят?

Я, конечно, не слышал ответа инспектора, но судя по лицу моего друга, он такого ответа не ожидал. Его лицо смешно вытянулось.

— Вы уверены?

— Нет, но все равно я несколько огорчен.

— Да, мне придется пересмотреть кое-какие свои идеи. Comment?

— В этом я оказался прав. Мелочь, конечно.

— Нет, я по-прежнему того же мнения. Очень прошу вас еще раз проверить рестораны поблизости от Риджент-гейт, Юстона, Тоттенхем-Корт-роуд и, пожалуй, Оксфорд-стрит.

— Да, мужчина и женщина. И еще поблизости от Стренда около полуночи. Comment?

— Да, я знаю, что капитан Марш был с Дортаймерами, но в мире есть люди и кроме капитана Марша.

— Говорить, что у меня поросячья голова, нехорошо. Tout le même окажите мне эту услугу, умоляю вас.

Пуаро положил трубку.

— Ну? — нетерпеливо спросил я.

— Хорошо?[86] Сомневаюсь. Гастингс, золотая коробочка была действительно куплена в парижском магазине, который специализируется на таких вещах. Письмо с заказом пришло туда от некой леди Акерли за два дня до убийства. Оно было подписано «Констанция Акерли». Несомненно, это вымышленное имя. В письме просили, чтобы на крышке коробочки были инициалы К. А., предположительно автора письма, инкрустированные рубинами, а под крышкой — уже известная нам надпись. Заказ был срочный, его забрали на следующий день, то есть за сутки до убийства лорда Эдвера. Расплатились наличными.

— А кто его забрал? — взволнованно спросил я, чувствуя, что мы приближаемся к истине.

— Женщина, Гастингс.

— Женщина? — удивился я.

— Mais oui. Женщина. Низкорослая, средних лет и в пенсне.

Мы озадаченно переглянулись.

25. Завтрак

На следующий, если не ошибаюсь, день мы пошли по приглашению супругов Уидберн на завтрак в отель «Клариджез».

Ни мой друг, ни я не горели особым желанием идти, но это было, кажется, шестое приглашение: миссис Уидберн любила знаменитости. Нисколько не обескураженная отказами Пуаро, она предложила нам на выбор столько чисел, что наша капитуляция была неизбежна. Мы решили, что чем быстрее покончим с этой обязанностью, тем лучше.

После звонка из Парижа Пуаро почти не разговаривал о деле лорда Эдвера. На все мои вопросы он неизменно отвечал:

— Я здесь что-то не понимаю.

Пару раз я слышал, как он пробормотал:

— Пенсне. Пенсне в Париже. Пенсне в сумке Карлотты Адамс.

Я с радостью подумал, что приглашение Уидбернов поможет моему другу отвлечься от навязчивых мыслей.

Молодой Дональд Росс тоже был на завтраке. Он оживленно приветствовал меня. Поскольку мужчин было больше, чем женщин, его посадили рядом со мной. Джейн Уилкинсон сидела почти напротив нас, а между ней и миссис Уидберн был герцог Мертон.

Я заметил — впрочем, это могло мне только показаться, — что герцог чувствует себя несколько неловко. Мне подумалось, что компания, в которой он оказался, вряд ли отвечает его консервативным, до некоторой степени даже реакционным взглядам. Казалось, этот человек по какой-то досадной ошибке перенесся сюда из средневековья. Его увлечение сверхсовременной Джейн было одной из тех анахроничных шуток, которые так любит Природа.

Я не удивился капитуляции герцога Мертона, когда снова увидел прекрасную Джейн и услышал ее бесподобный хрипловатый голос, который даже самые банальные фразы делал привлекательными. Но мне пришло в голову, что со временем мужчина может привыкнуть и к несравненной красоте и к пьянящему голосу и что даже сейчас, образно выражаясь, луч здравого смысла вполне может рассеять туман безрассудной любви. А поводом для вышеупомянутой мысли послужила случайная реплика, причем довольно глупая, оброненная Джейн во время беседы.

Уже не помню, кто из гостей заговорил о греческой мифологии, упомянув, среди прочего, «суд Париса»[87].

Тут же прозвучал восхитительный голосок мисс Уилкинсон:

— Париж? Ну, не скажите. Париж уже не тот, что был когда-то. Вот Лондон и Нью-Йорк — это да!

Как это довольно часто случается, ее слова прозвучали как раз в тот момент, когда беседа несколько затихла. За столом на секунду воцарилось неловкое молчание. Справа от меня шумно вздохнул Дональд Росс, миссис Уидберн с подчеркнутым воодушевлением начала рассказывать о русской опере, и все гости как по команде торопливо заговорили друг с другом. Лишь одна Джейн безмятежно оглядела собравшихся: ей и в голову не пришло, что она только что сморозила великую глупость.