Я незаметно пододвинулся к выходу из коридора и направился к дубовой двери, не спеша и напустив на себя безразличный вид.

Я повернул дверную ручку и легонько толкнул дверь. Она открылась внутрь, произведя не больше шума, чем падающий на землю лист.

Я заглянул в большую, роскошно обставленную комнату: кабинет мужчины, причем мужчины, который может тратить уйму денег на удобства для себя и который не упустил ни малейшей детали, создавая эти удобства.

Не больше доли секунды позволял я себе оглядывать интерьер.

Мое внимание привлекли мужчина и женщина, молча боровшиеся возле камина.

Женщина была Корнелия Ван Блейк. На красивом, загорелом лице высокого, стройного мужчины бросалась в глаза узкая полоска усов.

Он держал Корнелию так, как во времена немого кино это делал Рудольф Валентино со своими партнершами. Одной рукой он сжал ее запястье, второй – обнял за талию и склонился над ней, пытаясь поймать ее губы своими.

Она старалась освободиться, и, судя по его усилиям, удержать ее было значительно труднее, чем могло показаться с первого взгляда.

Мне всегда казалось, что, когда внимание мужчины приковано к женщине, он представляет собой идеальный объект для нападения.

Я не часто встреваю в драку, так как лень мешает мне сделать первый шаг, но вот во время войны, когда я загремел в морскую пехоту, я был всеми признанным чемпионом батальона в легком весе, правда, лишь потому, что находил это менее утомительным, чем подвергаться постоянным придиркам командира батальона, помешанного на боксе.

Не размышляя о последствиях, я шагнул в комнату.

Отпустив Корнелию, красавчик обернулся ко мне. Глаза его сверкали от ярости.

Желая помочь усатому побороть смущение, я влепил ему хук справа в челюсть. Это был неплохой удар, и последствия его оказались пагубными для моего соперника.

Он откинулся назад, стукнулся об стол, свалил с него какие-то дорогие безделушки и сполз на пол поверх осколков.

– Прошу прощения, что я не появился раньше, – обратился я к Корнелии, занятой своим открывавшим плечи платьем, верхний край которого спустился во время борьбы на несколько дюймов от своего первоначального и без того весьма смелого положения.

Она даже не поблагодарила меня.

Мне приходилось в жизни видеть разъяренных женщин, но ни одна из них не сравнилась бы с ней в тот момент. Она была бледна, как свежевыпавший снег, а глаза ее вспыхивали, как горячие угольки в золе, пожалуй, так описал бы ее автор викторианского романа.

Она посмотрела сквозь меня, словно я был стеклянный, перевела взгляд на распростершегося на полу человека, который пытался прийти в себя, тряся головой, затем повернулась и вышла из комнаты. Ярость так и кипела в ней. Когда она прошествовала мимо, меня будто ошпарило.

Можно было и передохнуть. Я вытащил сигарету из стоявшей на столе золотой сигаретницы и закурил. Первая же затяжка заставила меня вздрогнуть. «Абдула» – египетские сигареты. Чтобы в этом убедиться, я рассмотрел надпись на ней и тут заметил, что поверженный Казанова силится подняться. Я припомнил описание Берни таинственного Генри Рутланда: выше шести футов, худой, загорелый, тонкие усики, на одной руке золотой браслет из колец, на другой – золотые часы на ремешке.

У этого парня на одной руке был золотой браслет, на другой – золотые часы. Даже если не рассматривать орнамент, описание подходило ему как перчатка на руку.

Но вряд ли это был самый подходящий момент, чтобы положить ему на плечо руку и заявить:

– Генри Рутланд, я обвиняю…

Пожалуй, наступило время в темпе сматывать удочки, чтобы на досуге обдумать мое открытие и решить, какие выгоды из него можно извлечь.

Пока Ройс, шатаясь, вставал, опираясь на стол, я зашагал к двери, но остановился.

Дверь отворилась без звука. В проеме вырос Хуан. Решимость, написанная на его смуглом злом лице, не предвещала мне ничего хорошего. Вдобавок в правой руке он держал автоматический пистолет 38-го калибра. Он был направлен на меня.

2

Некоторое время мы любовались друг другом, затем он шагнул в комнату и захлопнул дверь, прислонившись к ней спиной.

Ройс уселся за стол, ощупывая пальцами челюсть. Его глаза выдавали желание разделаться со мной побыстрее.

– Выясни, кто он такой, – впервые услышал я его голос.

Хуан протянул левую руку:

– Бумажник, живо!

Я вынул бумажник и передал ему. Установив, что нельзя одновременно держать меня на прицеле и изучать содержимое бумажника, Хуан опустил пистолет. Тут он явно просчитался. Вдобавок он отвел от меня глаза. Либо он был чересчур уверен в себе, либо просто рехнулся. Не теряя времени для точного выяснения этого обстоятельства, я нанес ему хук справа в челюсть. Не думаю, что кто-либо еще получал от меня такой удар, как Хуан. Боль электрическим током пронзила мне руку. Вряд ли Хуану было больнее, чем мне.

Однако, прежде чем тело пострадавшего коснулось ковра, я успел подхватить пистолет и, наставив его на хозяина кабинета, мило ему улыбнулся.

– Мне кажется, что программа сегодняшнего вечера весьма увлекательна, не так ли?

Он смотрел на меня исподлобья. Его лицо перекосило от бешенства.

– Убирайся отсюда. – Его голос был похож на рычание цепного пса.

– Как раз это я и намерен сделать. Если можно, я передам пистолет привратнику. С ним мне будет как-то спокойнее добираться до ворот, – попрощался я и, подняв бумажник, попятился к двери.

Он сидел не шевелясь, положив руки на стол. Сквозь загар на лице его проступала бледность.

Что одно происшествие этого вечера, что другое вряд ли доставили ему большое удовольствие.

Открыв дверь, я проскользнул в коридор и торопливо вышел в вестибюль.

Сюзи меня ждала.

– Ради Бога, куда вы запропастились? – Она была вправе сердиться. – Я уже собиралась уезжать без вас.

– Именно так вам и придется сейчас поступить. У меня нет времени объяснять почему. Пусть лакей вызовет вам такси. Я даже не дожидаюсь шляпы.

Я прошел мимо нее к выходу и спустился по ступеням подъезда, чувствуя, что она смотрит мне вслед, от изумления разинув рот.

– Вашу машину, сэр? – проявил свою казенную заботливость швейцар.

– Все в порядке, я справлюсь сам, – пробормотал я, проскакивая мимо него, и побежал по аллее туда, где виднелся ряд машин.

Я не знал, как скоро начнет действовать мистер Ройс, но догадывался, что для меня имеет смысл как можно быстрее прорваться мимо охранников у входных ворот.

Я нашел «Бьюик», сунул доллар служителю и завел мотор. Проезжая на большой скорости по аллее, я вынул пистолет из кармана и забросил его через открытое окно в заросли лавра. Я запомнил, что говорил мне Крид по поводу возможной поимки с оружием без разрешения на право его ношения.

Мысль эта явно оказалась здравой. Как только фары «Бьюика» осветили ворота, я увидел, что они закрыты.

У ворот, поджидая меня, молча стояли двое охранников и высокий здоровяк в ковбойской шляпе.

Я затормозил и дал сигнал в надежде, что они откроют ворота. Они этого делать не стали.

Фары машины осветили человека в ковбойской шляпе. Впрочем, полицейского узнать в нем можно было и в темноте. Черты его багрового грубого лица выражали жестокость. Если бы у вас был достаточного размера кусок кирпичной глины, то после минимальной обработки – всего-то прилепить маленький комок на место носа, прорезать щелку рта и воткнуть пару спичечных головок в глазницы – вы получили бы весьма точный портрет этого парня.

В том, как он стоял – руки в карманах куртки, расставив ноги, чуть наклонив голову, – угадывалась сила. Он был на дюйм повыше шести футов.

Я подумал, уж не сержант ли это Карл Ласситер, которого экс-капитан Брэдли называл самым зверским полицейским в Тампа-Сити. Если у ворот стоял не он, тогда мне совсем не улыбалось встретиться с Ласситером – детина в шляпе, по мне, и так уже был достаточно зверский.

Я подъехал.

Охранники ринулись к машине, держа пальцы на спусковых крючках пистолетов. Они зашли с обеих сторон и одновременно открыли дверцы.

– Руки на руль! – скомандовал ближний ко мне.

– В чем дело? – не моргнул я и глазом. – Вы знаете, с кем вы имеете дело?

– Пусть выйдет. – Сиплый низкий голос громилы в штатском исходил прямо из его бычьей глотки.

Пистолет правого охранника глядел на меня.

– Вылезай! – распорядился он. – И осторожней с руками.

Я благоразумно повиновался.

– Спятили, ребята? – продолжал я разыгрывать недоумение. – Я же временный член.

– Заткнись, член! – огрызнулся полицейский. – Осмотри машину, – приказал он одному охраннику. – А ты отведи его. – Он и второго тоже не оставил без дела.

Охранник пистолетом пихнул меня в спину:

– Пройдем.

Я двинулся вокруг машины в сторону проходной и вступил в большую комнату, в которой из мебели были лишь стол, два стула, погасшая печурка и пирамида с винтовками.

Полицейский вошел следом и оглядел меня при свете. Затем он вынул из кармана полицейский значок, сунул его мне под нос и заявил: – Я сержант Ласситер. Кто ты?

– Моя фамилия Слейден. А в чем все-таки дело?

Он протянул пятерню размером с хоккейную перчатку.

– Бумажник!

Я отдал ему бумажник. Он засунул в него толстый палец, раскрыл и вытряхнул содержимое на стол.

Затем он уселся за стол, сдвинул шляпу на затылок и медленно, с чисто полицейской тщательностью, просмотрел мои бумаги.

Закончив наконец, а всего-то в бумажнике было немного денег, визитные карточки, права и список расходов на клочке бумаги, он сдвинул всю кучку ко мне.

– Забирай.

Пока я приводил бумажник в порядок, он сидел, уставившись на меня. От этого взгляда приятных ощущений у меня не осталось.

Я спрятал бумажник обратно в карман и поинтересовался:

– Довольны?

– Значит, шпик? – он с неприязнью выплевывал каждое слово.