— Я его не брал! — закричал Роджер.

— Возможно, не брали — тогда. Но у вас возникла идея. И на следующий день, увидев багаж Хозера в «Олимпии»…

— Неправда! — вскрикнул Стейнз. — Ладно, все остальное признаю, но пистолета я не брал! Я не убивал его!

— Но вы согласитесь, не правда ли, — мягко сказал Генри, — что у вас не то что не отсутствовал, а напротив, был самый сильный из всех возможных мотивов. Единственный, полагаю, какой может довести человека, подобного вам, до насилия: безопасность Каро.

— О господи! — Роджер тяжело опустился на кровать. — Говорю вам, я не брал пистолета… Что вы хотите, чтобы я сделал теперь?

— Хочу, чтобы вы написали заявление, — быстро сказал Генри, — с признанием… всего, в чем вы готовы признаться. Остальное можно добавить потом.

— Но… Каро? — Было очевидно, до какой степени Стейнз расстроен. — Что будет с ней?

— Вы сказали мне, — вкрадчиво произнес Генри, — что играли в игру, когда попросили ее написать ту записку, и что девушка не знала, зачем вам эта записка нужна. Если вы упомянете это в своем заявлении, это снимет с нее всякую вину. Конечно, в таком признании есть очевидные неудобства для вас самого, но…

— Я сейчас же все напишу. — Роджер встал, внезапно сделавшись спокойным и решительным. — И на сей раз это действительно будет правдой.

— Очень на это надеюсь, — без особого оптимизма ответил Генри.

Оставив молодого человека бешено строчащим, он пошел в бар.

В холле его поджидала Герда. На ней были облегающие черные брюки и белая хлопчатобумажная блузка, что делало девушку похожей на черно-белую фотографию.

— Герр Тиббет, — сказала она. — Я хочу попросить вас о помощи.

— Чем могу служить?

— Я оказалась в очень трудном положении, — спокойно продолжила Герда. — Мне хорошо известно, что капитан Спецци считает меня убийцей. Это не так. Но, герр Тиббет, мне нужно уехать из «Белла Висты». Барон меня уволил, как вы знаете, с уведомлением в одну неделю. Я не могу позволить себе жить в отеле, не имея работы. Мне нечем платить. Я должна вернуться в Германию и найти другую работу. Но капитан Спецци не позволит мне уехать.

— Вы его спрашивали?

— Звонила сегодня. Он решительно отказал.

— Понятно. — Генри задумался. — Да, ситуация сложная. Я скажу вам, что бы сделал на вашем месте. Я бы поговорил с бароном. Мне кажется, по справедливости он должен согласиться оплатить ваш счет за тот период, пока вы остаетесь здесь не по своей воле.

Герда нетерпеливо вздохнула.

— Это не главное, герр Тиббет. Я должна найти другую работу. Мне необходимо уехать отсюда.

— Очень сожалею, но не вижу, чем я еще могу вам помочь. Я согласен с капитаном — до окончания расследования мы никому не можем позволить уехать, особенно в другую страну.

Герда посмотрела на него в упор.

— Значит, вы мне не поможете? Что ж… Придется самой позаботиться о себе, как сумею.

Она резко развернулась, быстро пересекла холл и стала подниматься по лестнице.

Единственными посетителями бара были Книпферы, пившие пиво в своем углу, и полковник Бакфаст, сидевший у стойки с виски с содовой. Он тепло приветствовал Генри.

— Я начинаю чувствовать себя здесь лишним, — признался он. — Жена играет в карты с вашей женой… Сочувствую вам в связи с несчастным случаем… Хотелось бы думать, что ничего серьезного.

Генри заверил его, что Эмми на пути к выздоровлению, и полковник пробормотал что-то насчет того, как он рад, потом громко откашлялся и наконец сказал:

— Надеюсь, вы не обижаетесь… ну, за британского консула и прочее… я должен был как-то защищаться, знаете ли… Выпейте со мной.

— Спасибо, — принял его приглашение Генри. — Мне мартини, пожалуйста, чистый, без джина.

— Чудные все же напитки у этих итальянцев, — заметил полковник. — Анна, мартини! Терпеть их не могу. А что до виски… так этот «подлинный» скотч произведен в Неаполе, если вы меня спросите.

Пока Анна наливала инспектору мартини, в разговоре наступило затишье, потом полковник продолжил:

— Вы слышали про молодого Пьетро?

— А что с ним?

— Галли. Первое, что он сделал сегодня утром. Потрясающе. Я сам видел след от его лыж, когда катался утром, до снегопада, иначе ни за что бы не поверил. Снимаю шляпу. Потрясающе. Я бы взял его в команду.

Удостоив Пьетро высшей известной ему похвалы, полковник вернулся к своему виски.

— Он сделал это на спор, насколько я понимаю? — спросил Генри.

— Да. Карло мне рассказывал. Он и другие местные это видели. Вся деревня об этом говорит.

— А вы сами когда-нибудь там съезжали?

— Много лет назад, — ответил полковник. — Честно признаться, для меня это слишком крутой спуск. Старость, наверное. Скорость — это, конечно, прекрасно, но она может превратиться в одержимость.

— Мне очень-очень далеко до того, чтобы начинать об этом беспокоиться, — с улыбкой ответил Генри.

— Вот взять молодого Стейнза… Он помешан на скорости. Хочет каждый спуск превратить в гонки. Заявил, что может спуститься по первому маршруту за семь минут. Я не верю. Знаете, он измеряет свою скорость секундомером, — понизив голос, сообщил полковник; можно было подумать, что он обвиняет Роджера в некоем не поддающемся описанию извращении.

— А какое ваше лучшее время? — спросил инспектор.

— Для первого маршрута? Все зависит от условий. Десять или одиннадцать минут, полагаю, если ехать действительно быстро. При плохой видимости, конечно, гораздо больше — наверное, минут двадцать с лишком.

— У меня при идеальных условиях на это уходит час, — сокрушенно признался Генри.

— Не огорчайтесь, — по-доброму успокоил его полковник. — В конце концов, это же ваш первый сезон. Еще наберете.

Он окинул инспектора критическим взглядом и добавил:

— У вас крепкие ноги.

— Спасибо, — сказал Генри, истолковав это как комплимент.

Через некоторое время в бар явились Роджер и Каро, которые дали знак инспектору, что хотят поговорить с ним. Они втроем уселись за дальний стол, и Роджер передал Тиббету несколько плотно исписанных листов бумаги.

— Вот, — сказал он. — Подписано и скреплено печатью. Каро я это уже показал.

— Хорошо, — ответил Генри. Он бегло просмотрел рукопись и положил в карман.

— Ну, — обратился он к Каро, — и почему вы мне раньше об этом не рассказали? Глупышка… Но теперь вам не о чем беспокоиться.

— Мне — нет. Зато Роджеру есть о чем беспокоиться.

— Главное, что следует помнить, — наставительно произнес Тиббет, — всегда нужно говорить правду, особенно если речь идет об убийстве. Надеюсь, ни один из вас больше не совершит такой глупости.

— Но Генри, — озабоченно сказала Каро, — что будет с Родж…

Инспектор предупреждающе поднял руку.

— Больше ни слова об этом сегодня вечером, — сказал он. — Контора закрыта, официальный прием окончен. Предлагаю всем выпить.

Глава 19

Казалось, что следующие два дня — пятница и суббота — не кончатся никогда. Какое-то время Генри провел со Спецци, обсуждая план предстоящей кампании. Внешне все выглядело безмятежно; итальянская пресса выдала лишь несколько едких комментариев в адрес полиции, до сих пор не добившейся особого прогресса в расследовании.

В ту пятницу Франко ди Санти выпустили из тюрьмы. Он не вернулся в «Белла Висту», но, не имея разрешения покидать Санта-Кьяру, снял комнату в небольшом деревенском пансионе. Держался скульптор обособленно, на лыжах катался в одиночестве.

Генри снова присоединился к своей группе в пятницу днем и обнаружил, что за время его отсутствия они ушли далеко вперед, — теперь все, иногда успешно, выполняли поворот на параллельных лыжах. Он поделился наблюдением с Каро, когда они в ожидании своей очереди стояли вдвоем на верху склона. Девушка вместо ответа сказала:

— Генри, я очень беспокоюсь из-за заявления Роджера.

— Знаю, — кивнул инспектор.

— Видите ли, — призналась она, — там не совсем правда. Я…

— И это мне тоже известно, — перебил ее Генри и, не позволив продолжить, оттолкнулся палками и заскользил вниз по склону.

В пятницу вечером Тиббет выполнил данное капитану обещание и расспросил миссис Бакфаст о том, где та была в момент убийства Марио. Дама холодно ответила, что, как инспектору хорошо известно, до половины пятого она находилась на террасе, пока не стало холодно. После этого поднялась к себе и стала писать открытки.

Генри еще раз поговорил с Россати. Владелец отеля снова подтвердил, что холл постоянно находился в поле его зрения с четверти шестого и далее.

— Никто не входил и не выходил через парадную дверь, — сказал он. — Я бы увидел. А синьора Бакфаст спустилась вниз гораздо позже.

— Вход в лыжный сарай вам наверняка также был хорошо виден, — предположил Тиббет. — Существует ли еще какой-нибудь выход из отеля?

— Только через кухню, — ответил Россати, — но там все время находились Беппи и Анна.

Погода улучшалась, приближаясь к идиллической. В субботу официально открыли Галли, но трассой воспользовались только самые отважные лыжники. Генри наблюдал, как несколько инструкторов неслись по расселине, и восхищался невероятной скоростью, которую они развивали. Снежная пыль летела из-под лыж, словно инверсионный след самолета. В субботу днем Спецци отменил свой запрет на Имменфельдский спуск. Однако лыжная школа выпустила предупреждение о том, что спуском пока пользоваться нельзя, поскольку они не успели разметить трассу, а последний этап маршрута представляет собой опасность. Еще одним событием того дня — по-своему значительным — было первое успешное исполнение Генри Тиббетом разворота на параллельных лыжах.