— Ну, какие у вас для меня новости? — спросил Спецци, вытягивая свои длинные ноги и выпуская дым через ноздри.

— Телеграмма из Лондона с некоторыми подробностями биографий нашего английского контингента, — ответил Генри. Он заглянул в свой ежедневник. — Роджер Стейнз. Сын Мортимера Стейнза, финансиста, который разорился и покончил с собой пять лет тому назад. Молодой человек, выросший в исключительной роскоши, в возрасте двадцати восьми лет оказался без гроша. «Нэнси Мод» была едва ли не единственным имуществом, которое ему удалось сохранить после смерти отца. Сейчас ему тридцать три года — на которые, должен сказать, он не выглядит. Прекрасно зарекомендовал себя на войне — поступил на службу в военно-морской флот в тысяча девятьсот сорок третьем и завоевал известность смелыми эскападами на маленьких катерах, преимущественно в Средиземноморье. Награжден орденом «За боевые заслуги», возведен в офицерское звание. Никто толком не знает, на что он жил после смерти отца. Судя по всему, пробовал себя в разных видах деятельности: продавал энциклопедии, перегонял яхты, недолго проработал в рекламном агентстве. Ни к одному занятию не прикипел. Тем не менее каким-то образом сумел войти в круг богатой лондонской молодежи. Полагаю, — добавил Тиббет от себя, — он пользуется спросом у хозяек светских салонов, поскольку очень хорош собой и холост. Однако ни одна из них не желает видеть его своим зятем по той простой причине, что у него хронически нет денег…

— Но он все-таки надеется жениться на мисс Уиттакер, — заметил Спецци.

— По всему Лондону ходят слухи, что он решительно настроен жениться на ней, — сказал Генри, — и наиболее недоброжелательная часть публики не сомневается, что Роджер охотится за ее деньгами. Сэр Чарлз решительно высказался против этого брака, но Каро с ума сходит по Роджеру, и, по общему мнению, старик уже начинает сдаваться. Что еще интересно, Стейнз распространяет по городу слух, будто он хорошо устроился и скоро будет при деньгах.

— Это интересно, — пробормотал капитан.

— Да, — согласился Генри. — Но если, как можно предположить, Хозер обещал пристроить его к своему контрабандному делу, я бы сказал, что Роджер Стейнз — один из немногих, кто должен искренне сожалеть о его смерти.

— Не забывайте о шантаже, мой друг, — напомнил Спецци.

— Вот это меня и озадачивает, — сказал Тиббет. — Никак не могу поместить его в общую картину. Ну разве что Роджер действительно говорит правду.

— По-моему, это маловероятно, — довольно зловеще высказался капитан. — Продолжайте.

Генри опять сверился с ежедневником.

— Полковник Артур Бакфаст. Уэссекский королевский полк, вышел в отставку восемь лет тому назад. Член лыжной команды Вооруженных сил с тридцать третьего по тридцать девятый год. Увлечения: горные лыжи и филателия. Женился в тысяча девятьсот двадцать первом году на Розамунде Хэндфорд-Белл, дочери покойного генерала сэра Роберта Хэндфорд-Белла. После выхода полковника в отставку Бакфасты живут в маленьком доме в Бейсуотере…

— Это где? — перебил его Спецци.

— Там, где и должны жить такие люди, — с усмешкой ответил Тиббет. — Респектабельный жилой район Лондона, не слишком шикарный и не слишком дорогой. Бакфасты считаются столпами общества. Еще одно подтверждение присказки — никогда не угадаешь…

— И впрямь по ним не скажешь, — с грустью заметил капитан.

— Кто у нас следующий? Мисс Уиттакер — про нее мы все знаем. Джимми Пассденделл, младший сын лорда Рейвна, купается в деньгах и очень популярен. Старый друг Уиттакеров. Кстати, по слухам, старик Уиттакер согласился отпустить дочь в эту поездку только при условии, что Джимми отправится с ними и будет присматривать за Каро.

Генри закрыл ежедневник.

— Это все. Ничего сенсационного. А из Рима есть новости?

— Пока нет. Я жду их завтра. — Спецци испытующе посмотрел на Тиббета. — Ну, и каково ваше мнение?

— Мне кажется, у меня есть весьма перспективная идея, — медленно произнес Генри, — но многое еще надо выяснить, прежде чем я смогу что-либо доказать. Поэтому, если не возражаете, пока я оставлю ее при себе. А вы что думаете? По-прежнему делаете ставку на Герду?

— Мне бы очень хотелось, — ответил Спецци, — иметь вескую причину считать, что это не она. Я… мне жалко девочку. Но что поделаешь?

— И как, на ваш взгляд, она завладела пистолетом? — спросил Генри. — Знаете, интуиция подсказывает мне, что она не лгала, сказав, что не знала о существовании оружия.

— Она могла взять его так же, как любой другой, — скорбно ответил Спецци. — Разве мистер Пассденделл не поведал нам, что вечером накануне убийства пистолет открыто лежал на столе, где все могли его видеть?

— Если Герда или кто угодно другой взял пистолет тем вечером, — возразил инспектор, — вам не кажется странным, что Хозер совершенно не встревожился и не попытался вернуть его?

— У него не было права на ношение оружия. Он бы не рискнул заявить.

— В полицию, конечно, нет, но я не могу избавиться от чувства, что…

— Вы сентиментальны, дорогой Энрико, — перебил его Спецци. — Пытаетесь найти лазейку для девушки. Я тоже ей сочувствую, но не могу позволить себе руководствоваться эмоциями. Я полицейский.

— Я тоже, — сказал немного уязвленный Генри. — Ладно. Давайте. Арестуйте ее, если хотите. Не сомневаюсь, что барон будет в восторге.

Капитан принял суровый вид.

— Уверен, что в предстоящие день-два я произведу арест, — сказал он.

— Ну браво, молодец! — воскликнул Генри по-английски, а потом по-итальянски добавил: — А теперь я ухожу. Мне нужно перекинуться словечком с синьором Россати.

Однако ему не суждено было сделать это в ближайшее время. Едва Тиббет закрыл за собой дверь комнаты Спецци, как приоткрылась щелочка в двери напротив и выглянула встревоженная Мария Пиа.

— Генри, — позвала она нервным шепотом. — Генри, мне нужно с вами поговорить.

— С удовольствием, — сказал Тиббет. — Вы сегодня не катаетесь на лыжах?

Мария Пиа схватила его за руку, втащила в гостиную своего люкса и поспешно закрыла дверь. Инспектор с облегчением увидел, что барона в номере нет.

— Считается, что у меня болит голова, — с горечью сказала она. — А на самом деле Герман просто не позволил мне пойти кататься. Он держит меня здесь, как узницу.

Генри не мог придумать подходящий ответ на столь мелодраматичное заявление, поэтому пробормотал лишь что-то неразборчиво-сочувственное и стал ждать продолжения.

— Я должна с вами поговорить, — повторила Мария Пиа. — Весь день ждала случая. Скоро вернется Герман с прогулки с детьми. Когда он знает, что Франко катается на лыжах, то не боится оставлять меня одну.

Она замолчала, дрожащими пальцами прикурила сигарету и продолжила:

— Я с ума схожу от страха. Видите ли, Генри, я люблю Франко.

— Вообще-то, я уже догадался, — деликатно признал Тиббет.

— Герман это подозревает. У нас долго не было места, где мы могли бы встречаться. А потом Франко нашел этот отель, и вот уже три года мы каждую зиму вместе проводим здесь чудесные каникулы. Ради этого я и живу. Вы считаете меня дурной женщиной?

Она робко посмотрела на англичанина.

— Не дурной, — ответил тот. — Немного безрассудной, быть может. Но это неважно. Продолжайте. Почему вы решили, что барон знает о вас и Франко?

— В то утро отъезда из Инсбрука, я слышала, как он говорил с кем-то по телефону. Я тогда вышла, чтобы отправиться за покупками, но забыла кошелек и вернулась. Герман не слышал, как я вошла, и продолжал говорить.

Она повторила слова мужа, как ненавистный, но хорошо вызубренный урок: «Я жду подробного отчета о них обоих, с неопровержимыми доказательствами». Потом человек на другом конце провода что-то сказал, и Герман ответил: «Вопрос оплаты мы уже обсудили. Больше говорить не о чем». Так я поняла, что он нанял кого-то шпионить за мной. Когда вы обратились ко мне в поезде, я на минуту подумала, что — вас. Простите.

— Ничего страшного, — ответил Генри. — Я тогда удивился, чего вы так испугались.

— Приехав сюда, — продолжила Мария Пиа, — я пыталась уговорить Франко вернуться в Рим, но он отказался. Тогда я сказала ему, что мы должны быть очень осторожны. И мы старались.

При этих словах Генри не смог сдержать улыбку, и в ответ на нее Мария Пиа быстро произнесла:

— Ах, англичане! Вы-то всегда осторожны, особенно после женитьбы. Так или иначе, несколько дней тому назад я выяснила, кто за мной шпионит. Это был Хозер.

— Ясно, — заметил Тиббет, ничуть не удивившись. — Как вы это обнаружили?

— Он сам мне сказал, — объяснила баронесса. — Показал имевшееся у него доказательство — заверенное подписью заявление Россати — и пытался его мне продать.

— Видимо, ваш муж недостаточно ему заплатил. Очень характерно, — отметил Генри. — И вы купили?

— На что?! — Баронесса уже чуть не плакала. — У меня нет своих денег — ни гроша. Все принадлежит Герману. Он проверяет каждую квитанцию, каждый чек, который я обналичиваю. И у Франко денег нет. Мы были в отчаянии. В утро… убийства я умоляла Хозера не разрушать мою жизнь…

— Я знаю, — вставил инспектор, — видел, как вы разговаривали… Но почему вы считаете, что это разрушило бы вашу жизнь? Я не могу представить себе, что вы счастливы с мужем, и, скорее всего, он использовал бы это доказательство для развода. Разве так не было бы лучше для вас?

Мария Пиа посмотрела на него трагическим взглядом.

— Вы не понимаете, Генри. Моя семья очень старомодна, она бы отреклась от меня. Мы с Франко пошли бы по миру. Но хуже всего то, что Герман никогда не отдал бы мне детей и даже, уверена, не позволил бы видеться с ними. А это… Я бы умерла, клянусь… умерла.

— Да, нелегкая ситуация, — беспечно заметил Тиббет. Он старался говорить легкомысленно, желая предотвратить грозивший вот-вот случиться эмоциональный срыв. Баронесса, похоже, поняла это, благодарно улыбнулась ему и быстро продолжила: