На этом вклад полковника в расследование исчерпал себя. Поскольку было уже пять часов, Генри предложил сделать перерыв на чай.

— А потом, — предложил Спецци, — я поговорю с этими Книпферами, после чего хотел бы изучить все, что мы услышали, и подготовить доклад.

— А как же миссис Бакфаст? — спросил Генри. — Мы ведь с ней еще не поговорили.

— Не думаю, что она может сообщить нам что-нибудь важное, — ответил капитан. — На подъемнике ее не было, так что она никак не может иметь отношения ко всему этому. Но если желаете, поговорите с ней сами, а потом сообщите мне, если всплывет что-нибудь интересное.

— Догадываюсь, что вы по-прежнему ставите на фройляйн Герду, — сказал Генри.

Спецци медленно кивнул.

— Взрывоопасный мистер Стейнз заслуживает дальнейшего расследования, — заговорил он, — но я не представляю себе его в роли убийцы. Нет, это она, девушка, — такая красивая и такая опасная. Она из тех, кто ни перед чем не остановится, я уверен.

И мужественный капитан тяжело вздохнул.

Глава 10

Герр Книпфер решительным шагом вошел в кабинет, щелкнул каблуками, коротко кивнув, поприветствовал Эмми, Генри и Спецци и опустился на стул резким и точным движением. Не успел капитан произнести и слова, как он начал сам:

— Боюсь, я не смогу быть вам полезен. Больше всего на свете я желаю, чтобы это преступление было раскрыто, поскольку Хозер был нашим другом; но, как вы знаете, я не катаюсь на лыжах, и вчера мы с женой выходили из отеля только для того, чтобы совершить короткую прогулку. Так что мне нечего вам сказать.

— Это мне решать, герр Книпфер, — спокойно ответил Спецци, — можете вы быть нам полезны или нет.

На миг во взгляде Книпфера вспыхнул гнев.

— Тогда задавайте вопросы, капитан. Сами увидите.

Он неохотно подтвердил, что его зовут Зигфрид Книпфер, что он владеет в Гамбурге фирмой, занимающейся импортом-экспортом, и приехал в Санта-Кьяру на отдых. Герр Книпфер умудрился сообщить эти сведения таким тоном, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что он считает подобные распросы большой наглостью.

— Похоже, герр Хозер был особенно дружен с вашей дочерью, — вставил Генри.

Книпфер повернулся к нему с ледяной улыбкой.

— А вы весьма наблюдательны, герр Тиббет. От вас ничто не укроется. Да, Фриц Хозер был сильно увлечен Труди. Более того, могу вам сообщить, он хотел жениться на ней.

Брови Спецци поползли вверх.

— В самом деле? И вы одобряли этот брак?

Книпфер ответил осторожно:

— Разумеется, я намеревался хорошенько обдумать его предложение. В конце концов, мне было очень мало известно об этом человеке. Мы никогда прежде с ним не встречались. Похоже, он был состоятелен, и это хорошо, но я и сам не беден, так что Труди нет никакой нужды выходить замуж ради денег. С другой стороны, я должен был удостовериться, что будущий муж в состоянии достойно обеспечить ее. Лично я был скорее за этот этот союз. Моя дочь, увы, не красавица, и другого шанса у нее могло не оказаться.

Он помолчал.

— К сожалению, моя жена придерживалась иного мнения. Без какой бы то ни было внятной причины она относилась к Хозеру с неприязнью. Женщины в таких вопросах склонны к сентиментальности. — Немец смущенно посмотрел на Генри. — Откровенно признаться, она с излишней горячностью возражала и, когда разговор заходил об этом браке, просто впадала в истерику. Боюсь, именно поэтому ее первой реакцией на новость о смерти Хозера было чувство облегчения. Излишне говорить, что теперь супруга сожалеет об этом.

— Понятно, — кивнул Спецци. — Мне было бы интересно узнать, проводили ли вы какие-нибудь изыскания по поводу личности Хозера, и если да, то каковы их результаты?

Книпфер взглянул на него с холодным презрением.

— На будущего зятя детективов не натравливают, — заметил он. — Весной мы посетили Хозера в Риме. Я верил ему на слово, и мне этого было достаточно.

— Он вам нравился?

— Разумеется. Иначе я бы и обдумывать не стал его предложение.

— Обратимся к вчерашним событиям, — продолжил Спецци. — Поскольку вы весь день провели в отеле, вероятно, сможете сообщить нам что-нибудь о передвижениях Хозера.

Книпфер задумался.

— Мы завтракали, когда он заявил хозяину, что уезжает. Мы это уже знали. Хозер сказал нам позавчера вечером, что должен вернуться в Рим.

— Он объяснил — зачем?

— Только сказал, что, желая подольше побыть в обществе Труди, уже отложил свое возвращение, но больше не может пренебрегать интересами дела.

— Он уточнил, что за дело?

— Нет. Полагаю, это дело финансового свойства. Хозер был врачом, как вам, должно быть, известно, но, насколько я понимаю, медицинские исследования являлись для него чем-то вроде хобби. Деньги он делал на фондовой бирже, а подобные операции требуют неусыпного внимания и личного участия.

— Итак, вы виделись с ним во время завтрака. Что потом?

— Мы с женой, как обычно, пошли посидеть на террасе. Хозер присоединился к нам около половины одиннадцатого, сообщил, что собирает вещи. Мы вместе выпили кофе, потом он сказал, что должен сделать какой-то звонок, после чего отправится в Санта-Кьяру на ленч. Незадолго до полудня он прошел мимо нас по дороге к подъемнику, помахал нам на прощание, но сказал, что еще увидимся, так как он изменил свое решение и еще вернется в отель после ленча.

— Вы видели его по возвращении?

— Мы с женой после ленча немного погуляли, а потом отдыхали у себя в комнате. В шесть часов Хозер постучал к нам, чтобы попрощаться.

— Вы точно запомнили время?

— Да. Мы оба спали, его стук нас разбудил. Я еще сказал жене, что уже шесть и пора одеваться к обеду. Хозер повторил свое приглашение погостить у него в Риме, и мы обещали написать ему. Потом он ушел. Он уже был в куртке и шляпе, так что, полагаю, отправился прямо к подъемнику.

— И последний вопрос, герр Книпфер. — Спецци в некотором замешательстве вертел в руке карандаш. — Как относилась к этому брачному предложению ваша дочь?

— Труди? — холодно улыбнулся Книпфер. — Она, разумеется, была рада и польщена. А уж решать, принимать его или нет, — было моим делом.

После герра Книпфера в кабинет вошла его жена. Она осторожно пристроила свое тучное тело на маленький стул и нервно сцепила руки. Подтвердив показания мужа о том, как они провели предыдущий день, вдруг повернулась к Генри.

— Я должна извиниться за свое вчерашнее поведение после того, как вы сообщили нам, что Фриц Хозер умер, — сказала фрау Книпфер. Ее круглые голубые глаза наполнились слезами. — Мой муж, должно быть, рассказал вам о предполагавшейся женитьбе. Я мать, герр Тиббет… вы должны меня понять и простить.

Ее голос дрогнул, и Генри быстро пробормотал:

— Ну конечно, конечно…

— Я не хотела этого брака, — продолжила миссис Книпфер. — Хозер был слишком стар для Труди… слишком стар, герр Тиббет… и он бы увез ее от нас к себе в Рим. А она — мой единственный ребенок, моя деточка…

Снова нависла угроза слез, и Генри поспешно сказал:

— Полагаю, и сама она не хотела за него выходить?

Фрау Книпфер с готовностью ухватилась за эту фразу.

— О, вы такой понимающий человек. Вы способны заглянуть в материнское сердце… бедная моя девочка…

— Тем не менее ваш муж благосклонно относился к этому браку?

При этом замечании дама не смогла сдержать слез.

— Мужчины, — всхлипывала фрау Книпфер, промокая глаза крохотным кружевным платочком. — Что они понимают в подобных вещах? Разве остаться незамужней — это бесчестье?

Последний вопрос она выпалила со страстью, обращаясь к Эмми, которая покачала головой и неразборчиво пробормотала что-то утешительное.

Фрау Книпфер громко шмыгнула носом и уже спокойнее продолжила:

— Поэтому, услышав, что он умер, я не то чтобы не испытала жалости к бедняге, просто первой мыслью было: теперь моей Труди больше ничто не угрожает… девочка сможет вернуться в Гамбург со своей мамой…

— У вас были другие причины не жаловать Хозера, кроме того факта, что он слишком стар для вашей дочери? — спросил Генри.

Фрау Книпфер снова уткнулась лицом в платок и энергично затрясла головой.

— Нет, нет… — сквозь рыдания заверила она. — Абсолютно никаких… никаких причин… вот почему мне так стыдно за то, что я там сказала…

Эмми пришлось помочь ей встать, она проводила немку в ее комнату, где фрау рухнула на кровать, обуреваемая чувствами.

Труди, напротив, сохраняла полное самообладание.

Генри хорошо рассмотрел девушку, пока та усаживалась и скромно расправляла на пухлых коленях совершенно не идущую ей широкую присборенную юбку. Он вдруг понял, что никогда прежде, в сущности, не замечал ее лица, таким расплывчатым и невыразительным оно ему казалось. Но теперь он видел твердую линию подбородка, круглые румяные щеки, а в кукольных голубых глазах — на первый взгляд, так напоминающих глаза ее матери, — отцовскую холодную решительность.

Труди отвечала на вопросы капитана Спецци низким грудным голосом. Утром у нее было занятие по лыжам с персональным тренером. Потом — ленч с родителями. После ленча она сидела на террасе и ела шоколад.

— Вы кого-нибудь видели? Разговаривали с кем-нибудь?

— Там была фрау Бакфаст, — ответила Труди. — Я угостила ее шоколадом. Потом пошла спать. Незадолго до четырех часов я увидела, как герр Хозер поднимается по тропе от канатной дороги, и вошла в дом.

— Почему?

— Я начала замерзать.

— Вы говорили с герром Хозером?

— Да. Он остановил меня в холле. Я сказала ему, что думала, будто он уже уехал из отеля насовсем, а он ответил, что у него изменились планы. Потом он… настоял, чтобы я выпила с ним чаю в баре. И снова говорил о женитьбе.