— Вы что-то говорили о шантаже… — начал Генри.

— Это только подозрение. В Риме выясняли источники его доходов. В лабораторию Хозера и впрямь поступает немало инвестиций. Но много денег приходит и на его личный банковский счет, всегда наличными, одинаковые суммы через одинаковые промежутки времени. А это может означать шантаж, разве нет?

— Нет, то есть я имею в виду — да, — ответил Тиббет.

— Ну вот, теперь вы знаете столько же, сколько и я.

— Спасибо, капитан.

Генри размышлял.

— Рим, Вена, Берлин… но не Лондон. А между тем связь с Лондоном должна существовать, потому что мы знаем: эта дрянь туда проникает… откуда-то. Может, и по другому каналу. В том, что касается нас, все очень неопределенно. В любом случае трудно заподозрить кого-либо из гостящих здесь англичан в подобных делах — за исключением Роджера Стейнза. Но почему-то я не думаю… Ладно, гадать нет смысла. Кстати, — добавил инспектор, — что насчет багажа Хозера?

— Его обнаружили в «Олимпии», — сообщил Спецци. — Я лично осмотрел вещи и не нашел ничего интересного, если не считать того факта, что замок на портфеле был сломан. Это могло случиться как давно, так и сегодня — кто знает? На вещах не обнаружено никаких отпечатков пальцев, кроме отпечатков бармена «Олимпии», который вносил их.

— А что было в портфеле?

— Незаконченный медицинский трактат о вирусных заболеваниях и несколько порнографических журналов, — ответил капитан с оттенком брезгливости.

— Не слишком щедрый улов, — улыбнулся Генри. — А в карманах нашлось что-нибудь интересное?

— Нет, — коротко ответил Спецци. — Ключи от квартиры, деньги, чековая книжка, носовой платок. Только то, что обычно носят в карманах.

— Ну что ж, — заключил Тиббет, — наверное, на большее надеяться и не стоило.

Он взглянул на часы.

— Уже поздно. Я должен вас покинуть и дать возможность провести опрос.

Спецци смущенно посмотрел на него.

— Я хотел бы попросить вас об одолжении. Как вы понимаете, нужно опросить всех, кто так или иначе связан с этим делом. А мой английский, — итальянец застенчиво улыбнулся, — не слишком хорош. Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы взяли на себя опрос английских постояльцев. Разумеется, я буду присутствовать, так же, как, надеюсь, вы будете присутствовать при моих беседах с остальными.

Генри сделался глубоко несчастным.

— Я понимаю, друг мой, — ласково произнес капитан, — вы уже подружились с этими лыжниками…

— И они не знают, кто я и зачем здесь нахожусь, — продолжил за него Генри. — Ну, ладно, полагаю, вызывать неприязнь — часть моей профессии. Хорошо, я это сделаю. А ваш парнишка, случайно, не умеет стенографировать по-английски?

— Боюсь, что нет.

— Тогда, может, вы не станете возражать, если моя жена тоже будет сидеть с нами и делать заметки для меня?

— Я буду в восторге, — галантно ответил капитан, невольно оглядываясь в поисках руки, которую следовало поцеловать.

Таким образом, Эмми и молодой карабинер были приглашены и посажены в противоположных концах комнаты на маленьких жестких стульях. У каждого в руках был блокнот. Капитан вольготно устроился во вращающемся кресле за столом Россати, а Генри присел на подоконник, мечтая оказаться за тысячу миль отсюда.

— С чего начнем? — спросил Тиббет.

— Прежде всего нам нужны факты. — Спецци подтянул поближе бювар со стопкой белоснежной бумаги и написал на первом листе: «Хронология событий». На Генри, склонного вести опросы свидетелей, полагаясь в основном на интуицию, это произвело впечатление.

— Предлагаю начать с синьора Россати, — сказал капитан.

Глава 7

Любого человека, оказавшегося на месте синьора Россати, можно было бы простить за излишнее волнение и недовольство. Смерть постояльца — событие неприятное для владельца отеля в любой ситуации, не говоря уже об убийстве, в связи с которым большая часть гостей становится подозреваемыми; добавьте к этому унижение от того, что вас допрашивают в собственном кабинете, где вы вынуждены сидеть на краешке жесткого стула, между тем как самодовольный полицейский вальяжно развалился за вашим столом, — и почти любая степень беспокойства и раздражения покажется объяснимой и вполне простительной.

Внешне, однако, синьор Россати держал удар очень достойно. Он сидел, сложив вместе толстые красные ладони, и смотрел на капитана с выражением одновременно уважительным и настороженным.

Спецци говорил неторопливо и спокойно:

— Прежде всего мы хотели бы как можно точнее восстановить передвижения каждого из тех, кто находился в отеле, синьор Россати. Начнем с герра Хозера. Когда вы впервые увидели его сегодня?

— Сегодня… это было в девять часов, во всяком случае, близко к этому времени…

— Он уже позавтракал?

— Он как раз завтракал. Сам я обычно ем у себя в комнате и после этого перехожу в рабочий кабинет. Но сегодня Анну, буфетчицу, послали за мной с просьбой, чтобы я спустился в столовую.

— Вы всегда позволяете беспокоить вас в это время?

— Герр Хозер был важным клиентом отеля. Я всегда готов пойти на небольшие уступки.

— И чего он от вас хотел?

— Он попросил подготовить счет, так как собирался уехать из Санта-Кьяры на одиннадцатичасовом поезде, как он сказал, и, скорее всего, до отъезда уже не планировал возвращаться в отель.

— Кто-нибудь это слышал?

— Кто-нибудь? — Россати сделал выразительный жест. — Да все, caro Capitano![23] Там же были все гости — разве не так? — Последний вопрос он адресовал Генри, чье присутствие, кажется, не вызвало у него никаких вопросов. Тиббет коротко кивнул.

— На каком языке он говорил? — вдруг спросил капитан.

— На немецком, конечно.

— Конечно. В деревне мне сказали, что и вы предпочитаете говорить по-немецки, синьор Россати. Это так?

— Я… — Теперь Россати явно был смущен. — Я говорю на обоих языках, как вы знаете, капитан. У меня нет политических взглядов — вообще никаких…

— Тем не менее вы предпочитаете говорить по-немецки?

— Ну я… для нас, жителей этого региона, капитан, эти два языка ра́вно…

— Но вы-то не всю жизнь прожили в этих местах, верно, синьор Россати? — Голос капитана звучал спокойно и непринужденно. — Судя по вашему акценту, я бы предположил, что вы родом из Рима.

Последовала едва заметная пауза.

— Да, я родился в Риме, капитан.

— И у вас не было никаких связей с Австрией или Германией?

— С тех пор как я живу здесь, они неизбежны…

Спецци улыбнулся.

— Вы меня неправильно поняли, синьор. Я не имел в виду, что у вас есть какие-то связи с этими странами. Наоборот, я задался вопросом: почему римлянин, не говоривший по-немецки, в совершенстве овладел языком всего после нескольких лет… кстати, сколько точно времени вы живете здесь?

— В марте будет три года… — Голос Россати упал почти до шепота.

— Всего три года — и такое знание языка, — продолжал Спецци, — что вы предпочитаете общаться по-немецки. Впрочем, вам, вероятно, сейчас не до дискуссий на эту тему. У нас будет для этого еще время. А в данный момент нам нужны факты.

В наступившей тишине красный, как свекла, Россати пухлым указательным пальцем ослабил ворот рубашки.

Капитан продолжил так же мягко, как прежде:

— Итак, Хозер по-немецки попросил подготовить счет в девять часов утра, в присутствии гостей, которые могли его слышать. Что он сделал потом?

— Закончил завтракать, и мы с ним вдвоем пошли сюда, — ответил Россати. Голос у него чуть заметно дрожал. — Я выписал счет, и он его оплатил.

— Чеком?

— Нет… вообще-то… наличными…

— Можно поинтересоваться, на какую сумму был выписан счет?

Как ни удивительно, этот вполне закономерный вопрос, похоже, привел Россати в смятение. После минуты сомнений владелец отеля сообщил:

— Бо́льшую часть счета Хозер оплатил уже на прошлой неделе.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал, капитан. Он провел здесь три… Да, сегодня ровно три недели. Но в прошлые выходные он собрался было уезжать и оплатил счет. А потом передумал и остался…

— У вас есть соображения, почему он так поступил?

— Ни малейших. Ни малейших, уверяю вас. Он — человек… конечно, теперь следует говорить «был человеком» состоятельным, капитан, и ему нравилось жить в моей маленькой гостинице. Поэтому, наверное, и решил задержаться еще на неделю.

— Стало быть, сегодня утром он оплатил счет за одну неделю наличными. И после этого?..

Синьор Россати заметно расслабился, явно решив, что худшее позади.

— Герр Хозер отправился наверх — должно быть, собрать вещи. Я видел, как посыльный снес его багаж вниз около… думаю, было около половины одиннадцатого. Как раз в тот момент, когда Анна несла кофе миссис Бакфаст на террасу, а она всегда…

— Его багаж находился в кафе «Олимпия», — сообщил Спецци. — Когда его туда отправили?

— Не могу сказать. Перед ленчем, наверное. Посыльный скажет вам точнее.

— А когда вы в следующий раз увидели герра Хозера?

— Он звонил из моего кабинета около одиннадцати часов.

Спецци, заинтересовавшись, подался вперед.

— Куда? — спросил он.

— В Инсбрук, капитан. Больше ничего не могу вам сказать. Я, разумеется, оставил его одного, пока он разговаривал.

— Понятно. Видели ли вы его еще?

— Только сегодня вечером. — Теперь Россати отвечал легко и свободно, без колебаний. — Я предполагаю, он обедал в деревне, так как здесь его не было. На самом деле я думал, что он уехал окончательно, но, когда зашел в бар незадолго до пяти, чтобы проверить, все ли готово к возвращению лыжников, он оказался там.