– Это сомнений нет никаких, – коротко возразил барон и добавил голосом, который был чуть громче шепота: – Не может быть никаких сомнений…

Пауза. Потом инспектор осторожно, пытаясь прощупать почву, заговорил:

– Конечно, мне понятна ваша точка зрения, герр барон. Насколько я понимаю, речь идет о разводе…

Австриец резко развернулся лицом к Генри, и в его холодных глазах тот заметил некое подобие боли.

– Никогда! – выкрикнул барон. – Я никогда не разведусь со своей женой.

И, к удивлению Тиббета, добавил:

– Я люблю ее.

– Знаю, что любите, – сказал Генри.

– Этот тип… Хозер… – Казалось, каждое слово, которое произносил барон, он вырывал из себя с болезненным усилием. – Это он сказал мне. Я ему не поверил. Я бы жизнь отдал за то, чтобы это оказалось неправдой. Но мне нужно было знать. Я был обязан выяснить правду. Вы понимаете?

– Да, – последовал ответ. – Я понимаю.

– Неужели вы думаете, что мне доставляло удовольствие натравливать на собственную жену мерзкого шпиона? Неужели вы не понимаете, что, когда он позвонил мне, я возненавидел его так, как никого в своей жизни? Даже больше, чем я ненавидел ди Санти. Мне представляется иронией судьбы, что один мой враг убил другого. Это что-то вроде возмездия им обоим.

– Но если докажут, что Франко ди Санти невиновен. Что вы будете делать тогда?

Барон отвернулся и прислонился к светлой балюстраде балкона. Казалось, он зачарован видом крутых снежных склонов, расстилавшихся внизу.

– Это мое дело, герр Тиббет, – сказал он очень спокойно. – Что бы ни случилось, я позабочусь о том, чтобы Мария Пиа была счастлива.

Помолчав, барон выпрямился и произнес своим обычным рубленым тоном:

– Значит, баронесса серьезно не пострадала. Прекрасная новость. Думаю, мне нет нужды вас долее обременять.

И отвернулся, ясно давая понять, что больше не задерживает инспектора. Генри тихо вернулся в освещенную солнцем спальню, быстро прошел мимо неподвижной хрупкой фигурки, лежащей на кровати, и оказался в прохладном, пахнущем сосной коридоре.

Глава 14

Случались в жизни моменты, когда Тиббет ненавидел свою профессию, и сейчас был один из них. Он с глубоким отвращением готовился к тому, что предстояло сделать в течение дня – провести окончательную проверку, выполнить последние действия и стянуть сеть улик вокруг человека, которого лишь отчаяние привело к ужасному поступку.

Генри решил взбодриться, самостоятельно спустившись в деревню на лыжах.

На полпути он догнал свою группу, члены которой доблестно, хотя и не очень успешно пытались освоить поворот на параллельных лыжах. Пьетро помахал ему, и Генри, вихляя, остановился возле Каро, ожидавшей своей очереди. Группу пополнили новички – итальянская супружеская пара и молодой немец, поэтому Пьетро был очень занят: выкрикивал указания и советы на трех языках.

– Это чертовски трудно, – сказала Каро. – Похоже у меня никогда не получится. Вы к нам присоединитесь?

– Добро пожаловать обратно, Энрико! – крикнул Пьетро, с неправдоподобной легкостью перебирая лыжами, словно танцор, исполняющий шуплаттлер[30]. – Вы приехали учиться повороту на параллельных лыжах? Как раз вовремя.

– Боюсь, что нет, – ответил инспектор. – Мне нужно в деревню. Смешная была идея, будто на лыжах я спущусь быстрее, чем на подъемнике.

– Ага! Храбрец-одиночка на горных лыжах! – Пьетро очаровательно рассмеялся. – Значит, занятия больше не нужны? Сегодня спуск по первому маршруту, завтра по третьему, а послезавтра, глядишь, и с Галли?

– Хорошо вам смеяться, – сказал Генри. – Как, черт возьми, вы это делаете? – воскликнул он, когда Пьетро, воткнув палку в снег, одним молниеносным движением, удерживая лыжи строго параллельно, в прыжке обернулся вокруг нее.

– Просто вот так! – Инструктор повторил свой номер на одной ноге, сорвав аплодисменты всего класса.

– Вы в этом сезоне еще не спускались с Галли, Пьетро? – спросил Джимми. Все с благоговейным ужасом посмотрели на устрашающее ущелье неподалеку от трассы подъемника, которое было немногим шире трещины и обрушивалось вниз белым пенистым водопадом.

– Нет, это пока запрещено. Там небезопасно. Но скоро я по нему спущусь – вы увидите. Теперь уже очень скоро. Вжик! – Пьетро сделал быстрое, как вспышка света, движение от плеча к колену. – Вот так. Почти отвесно. Benissimo![31]

– Ужасно! – возразил Джимми. – Не вздумайте повести нас туда.

– Возможно, уже на следующей неделе, – поддразнил его Пьетро. – Когда вы научитесь хорошо делать поворот на параллельных лыжах. Теперь – очередь мистера Джимми. Согните колени и – оп-ля!

Генри оставил их совершенствовать свои умения, а сам осторожно продолжил путь. Если не считать дюжины падений и едва ли не смертоносной встречи с конной упряжкой, тащившей сани с бревнами, он благополучно доехал. Весьма довольный собой, снял лыжи, оставил их у нижней станции подъемника и направился в «Олимпию».

Кроме нескольких посетителей, заглянувших среди дня выпить кофе, там никого не было. Альфонсо тепло поприветствовал его.

– Кофе? Конечно, синьор. Сию минуту.

Кофемашина зашипела, забулькала и извергла в чашку вкуснейший дымящийся кофе. Ловко, словно бы одним движением, Альфонсо собрал на маленьком подносе чашку, крохотную баночку сливок и пакетик сахара и эффектным жестом выставил его на стойку.

– Итак, убийца найден? Бедный синьор ди Санти – все страшно сожалеют. Зачем он это сделал?

– Ай-ай-ай, – укоризненно произнес Генри. – Вы же прекрасно знаете, я не имею права говорить о деле с посторонними. В любом случае придется еще доказать, что он это сделал.

– Ах, англичане, всегда такие правильные, – просиял Альфонсо. – Помните, вы как-то спрашивать меня про американцев? Я тогда по глупости забыть: здесь было много американцев – в прошлом году, и в позапрошлом… Дамы, знаете ли, одинокие и очень богатые. Много денег для лыжных инструкторов. Дурак я, забыть совсем.

– Спасибо, Альфонсо, – с улыбкой сказал Генри. – А сейчас скажите мне еще кое-что. Вы ведь хорошо знали герра Хозера в лицо, правда?

– Покойного? Ну конечно. Он много раз сюда заходить.

– А не приходил ли он сюда на ленч в тот день, когда его убили?

– Нет, нет, синьор. Его багаж был здесь – я сам принять его у Карло. Но самого его не было ни разу в тот день, я уверен.

Бармен наклонился через стойку и доверительно произнес:

– Американские дамы очень любить Джулио – сын Марио, тот, что умер. Давать ему много денег.

– Не сомневаюсь, – сказал Тиббет.

– Все это знать, – добавил Альфонсо, как бы оправдываясь.

– Во всяком случае, теперь это знают все, – согласился Генри. – Пока, Альфонсо. Увидимся.

Потом он посетил маленькую автобусную станцию в центре деревни. В деревянном зальчике ожидания были вывешены расписания как автобусов, так и поездов. Инспектор внимательнейшим образом изучил их. Он выяснил, что один автобус отправляется в Монтелунгу без десяти минут двенадцать, а другой – в Имменфельд в двенадцать. Поезд отправляется в Имменфельд в половине двенадцатого и на обратном пути в Монтелунгу останавливается в Санта-Кьяре в двадцать минут первого, после чего пассажиры должны ждать какого бы то ни было транспорта до половины третьего, потому что наступает священный для всех цивилизованных стран двухчасовой перерыв на ленч.

Хотя мысль о предстоящих еще нескольких чашках кофе подряд и не радовала его, Генри добросовестно продолжил выполнение поставленной им самим задачи. Он побывал во всех кафе в деревне, в каждом задавал один и тот же вопрос и в каждом получал один и тот же ответ: в день своей смерти Хозер туда на ленч не приходил.

Раздувшись от кофе и чувствуя себя все более и более подавленным, Тиббет направился к следующему пункту своего назначения – магазину синьоры Веспи. Покупателей не было, и разговорить хозяйку не составило ни малейшего труда. Досконально обсудив состояние своей нервной системы, вызванное шоком от ареста Франко, невозможность заработать на жизнь при нынешней цене на салями, а также установившуюся превосходную погоду, синьора Веспи сделала паузу, чтобы набрать воздуха в легкие, и Генри воспользовался этим и сказал:

– Кстати, синьора Веспи, вы мне не говорили, что герр Хозер приходил сюда на ленч в тот день, когда его убили.

Неудержимый поток речи Розы вмиг иссяк, словно кто-то завернул кран, и вид у женщины сделался крайне смущенным.

– Я… то есть, синьор… он не…

– Да-да, приходил, – повторил инспектор. – Почему вы мне этого не сказали?

– Я не думала… Марио сказал…

– В конце концов, в этом не было ничего необычного, не так ли? Вы же говорили, он часто здесь бывал.

– Si, signore… то есть только изредка…

– Вы можете припомнить, о чем он говорил в тот день? – спросил Генри. – Это может оказаться важным.

– Ни о чем, синьор… просто зашел попрощаться. Мы немного поели, я после этого вернулась в магазин, а мужчины остались поговорить. О чем – не знаю, я их не слышала.

– «Мужчины» – это значит Марио, Пьетро и Хозер?

– Si, signore.

– Возможно, они говорили о Джулио? – предположил Тиббет.

– Да-да, о Джулио, – с готовностью подтвердила Роза. – Герр Хозер так нам сочувствовал… Наверняка они разговаривали о бедном Джулио.

– Понятно, – сказал инспектор. – Спасибо, синьора. Вы мне очень помогли.