Эдгар Уоллес - Мелодия смерти

— Ей Богу, не стоит об этом говорить, — улыбнулся Гилберт. — Нечего стыдиться того, что боишься грозы. В свое время я также боялся грозы, но потом мне удалось пересилить свой страх. Существуют пороки и похуже, — добавил он вполголоса.

Шофер пробормотал несколько благодарственных слов, затем отворил дверцу автомобиля, и Гилберт присоединился к сидевшим в салоне пассажирам. Он пожал руку старику и приветливо улыбнулся девушке.

— Я сразу узнал вас, — сказал он. — Это мистер Спрингс, — представил он старика. — Он мой давний друг. Если вам приходилось обедать в Сент-Джонс-Вудс, то вы, должно быть, слышали во время обеда его скрипку. Не так ли, мистер Спрингс? — обратился он к старику. — Вы тогда играли…

Он оборвал фразу, а старик мягко улыбнулся и утвердительно кивнул.

— Во всяком случае, — продолжал Гилберт, — было бы бесчеловечно с моей стороны допустить, чтобы вы вместе с внучкой захлебнулись в потоках воды на дороге. Не говоря уж о том, что вас могла поразить молния…

— Разве такая опасность существует? — изумленно переспросил Лесли.

Гилберт нахмурился.

— Я заметил, когда мы ехали, как в одного беднягу ударила молния, — сказал он. — Вокруг него тут же собралась большая толпа, и поэтому я не остановил машину и не позаботился о нем. Это было ужасное зрелище…

Он выглянул в окно и добавил:

— Нас настигнет еще одна гроза, уже в Лондоне, но в городе она не производит такого жуткого впечатления, как в сельской местности. Высокие дома и крыши, заслоняющие небо, действуют на нервных людей успокаивающе…

В Белхеме они попрощались со стариком и его внучкой, а затем продолжали свой путь. Оставшись наедине со своим другом, Лесли изумленно поглядел на него.

— Вы удивительный субъект, — сказал Лесли. — Удивительный и загадочный… Еще сегодня утром вы представлялись человеком с расстроенными нервами, настоящей развалиной…

— Разве я так говорил?

— Не совсем так, — ответил Лесли. — Но я именно таким образом истолковал ваши слова. А затем, во время этой ужасной грозы, которая и на меня нагнала страху, вы вдруг спокойно взяли на себя управление автомобилем, а в довершение всего оказались еще и спасителем этого старика…

Гилберт на мгновение задумался, а затем усмехнулся.

— Существует масса самых разных проявлений нервного состояния, — сказал он. — Поэтому не удивительно, что мое нервное состояние несколько отличается от нервного состояния моего шофера. А что касается старика, то он играет в моей жизни весьма важную роль, хотя сам и не ведает об этом…

Голос Гилберта звучал торжественно. Он вздохнул и продолжил, поймав на себе любопытный и недоумевающий взгляд своего друга.

— Не знаю, что именно заставило вас прийти к выводу, что я — нервный человек, — пожал он плечами. — Кроме того, ваше определение меня как «развалины» довольно оскорбительно, принимая во внимание, что я на этой неделе должен был жениться…

— Возможно, что именно это и является причиной вашей нервозности, — задумчиво возразил Лесли. — Я знаю многих людей, сильно нервничавших в ожидании этого события. Взять, например, Типпи Джонсона: он попросту сбежал.

Гилберт грустно улыбнулся.

— Я предпринял нечто иное, но это иное равносильно бегству, — сказал он. — Я попросил отсрочить свадьбу.

— Но почему? — недоуменно осведомился Лесли. — Я собирался спросить об этом у вас еще сегодня утром, но затем забыл. Миссис Каткарт сказала мне, что вы хотите отложить свадьбу на неопределенный срок.

Несмотря на то, что Гилберт не выражал желания продолжать разговор на эту тему, словоохотливый Лесли стал увещевать друга:

— Примите дар, ниспосланный богами! Вы ведь служите в министерстве иностранных дел, вам предстоит блестящая карьера, ваша невеста — очаровательная и красивая девушка, вы богаты…

— В последнем, кажется, убежден весь Лондон, — резко заметил Гилберт. — Между тем, кроме моего жалованья, у меня нет ничего. Этот автомобиль, — продолжал он, поймав вопросительный взгляд Лесли, — хоть и принадлежит мне, но является подарком моего дяди, и я не уверен, что он не выразит желания получить его обратно, прежде чем я успею продать его. К счастью, Эдит совершенно равнодушна к роскоши. Зато я уверен: три четверти всего внимания, уделяемого мне другими, основаны на легендах о моем богатстве. Люди воображают, что я являюсь наследником моего дяди…

— А вы разве им не являетесь? — удивился Лесли.

Гилберт покачал головой.

— Мой почтенный дядя недавно изволил выразить желание, чтобы все его состояние перешло в руки общества, столь внимательного к нуждам животных, — к собачьему питомнику в Беттерси.

Добродушное лицо Лесли вытянулось:

— И вы рассказали об этом миссис Каткарт?

— Мисс Каткарт? — переспросил изумленный Гилберт. — Нет. Я полагал, что это излишне. Ведь, — добавил он, улыбаясь, — Эдит выходит за меня замуж не ради денег — она не нуждается в средствах. Так же, как и я женюсь на ней вне зависимости от ее имущественного положения.

Остаток пути приятели проехали молча, а на углу Сент-Джеймс-стрит они распрощались.

Гилберт подъехал к маленькому меблированному особняку, который он снял для себя год тому назад, внеся оплату вперед. В те времена его виды на будущее были более радужными, чем сейчас.

Гилберт Стендертон принадлежал к одному из тех своеобразных семейств, которые состоят преимущественно из кузенов и племянников. Его дядя принял на себя заботы о мальчике. Благодаря дядиным связям, Гилберту удалось поступить на службу в министерство иностранных дел. Более того, дядя собирался сделать его своим наследником, а так как он был из числа людей, никогда не скрывающих своих намерений, то он постарался распространить весть о блестящем будущем Гилберта по всему островному королевству.

Примерно за месяц до того времени, с которого начинается это повествование, дядюшка поразил родственников кратким извещением об изменении своей последней воли; Гилберту, например, он завещал теперь всего лишь тысячу фунтов; правда такая же сумма выделялась и каждому из всех прочих племянников.

Гилберт отнесся к этому сообщению довольно равнодушно. Единственное, что несколько смутило его — это мысль, что, быть может, он чем-либо обидел своего вспыльчивого дядюшку, но он слишком уважал этого старика, чтобы изменить свое отношение к нему из-за сообщения о том, что он лишается наследства.

Гроза разразилась над Лондоном как раз в то время, когда Гилберт переодевался в вечерний костюм. За окном ежеминутно вспыхивали зловещим светом молнии и дом дрожал от громовых раскатов.

Настроение Гилберта как нельзя более соответствовало разгулу стихии — внутри у него также разразилась гроза, потрясшая до основания все его жизненные устои. Однако ничто в его внешнем облике не свидетельствовало о переживаемых им мучениях. Он брился, и лицо его отражалось в зеркале, напоминая застывшую, словно высеченную из камня, маску.

Затем он послал своего слугу за такси. Гроза уже прошла над Лондоном, и когда он вышел на улицу, вымытую дождем, до его слуха донеслись лишь отдаленные глухие раскаты грома. По небу мчались разрозненные клочья туч, словно пытаясь догнать основные силы, уже ушедшие за город.

У дома № 274 на Портленд-Сквер он остановил машину и нерешительно вышел… Перед ним стояла весьма неприятная задача, в равной мере неприятная также и его будущей теще. Ему хотелось как можно скорее развеять подозрение, закравшееся в душу после намеков Лесли.

В гостиной Гилберт оказался единственным гостем. Он взглянул на часы.

— По-видимому, я пришел несколько рано, Кол? — спросил он слугу.

— Пожалуй, — ответил слуга. — Но я доложу мисс Каткарт о вашем приходе.

Гилберт согласно кивнул головой, затем подошел к окну и задумчиво стал глядеть на мокрый асфальт улицы. В течение пяти минут он стоял у окна, погруженный в свои безрадостные мысли. Услышав скрип двери, он быстро обернулся и поздоровался с вошедшей в комнату девушкой.

Эдит Каткарт была одной из красивейших женщин Лондона, хотя слово «женщина» звучало слишком солидно применительно к такой юной девушке, лишь недавно закончившей среднюю школу.

Ее глубокие серые глаза, обладавшие большой притягательной силой, в то же время удерживали на почтительном расстоянии ее поклонников, склонных к излишней настойчивости в процессе ухаживания. Ее ротик был выразителен и нежен, нос слегка вздернут. Темные, почти черные волосы крупными локонами ложились на лоб. На ней было простое вечернее платье из темно-зеленого атласа и очень немного драгоценностей.

Он быстро подошел к ней и взял за руку.

Она медленно подняла длинные ресницы.

— Ты сегодня прелестна, Эдит, — сказал он чуть слышно.

Она мягко высвободила руку и улыбнулась.

— Ты остался доволен дерби? — спросила она.

— Было очень интересно, — сказал он. — Странно, что я до сих пор никогда не посещал эти зрелища.

— Но ведь день выдался дождливый… Тебя, наверное, захватила гроза в дороге? В городе было ужасно…

Эдит говорила несколько торопливо. Глядя со стороны, можно было подумать, что она хочет быть со своим женихом на дружеской ноге и в то же время испытывает в его обществе легкое стеснение.

Гилберт уже давно отметил существование этой особенности поведения своей невесты. Вначале он пытался убедить себя в том, что подобные особенности входят в неписаные правила игры, но не всегда мог найти аргументы, объясняющие такое поведение девушки. Она была очень молода, можно сказать, ребенок. Этот чудесный бутон все еще не расцвел, и над их помолвкой тяготели условности этикета…

…Они познакомились на балу. Как того требуют светские правила, он был представлен ее матери, и она пригласила его посещать их дом. Он несколько раз встречался с Эдит в обществе, танцевал с нею и совершал в ее обществе прогулки по реке. Он возил их с матерью на автомобиле в Аскот. Одним словом, знакомство их развивалось обычным для людей его круга образом. И все же чего-то во всем этом не доставало… В том, что их помолвка носила такой чопорный и холодный характер, он винил себя. Он был слишком романтичен для того, чтобы примириться с такой помолвкой, но ее умоляющие глаза удерживали его на том же расстоянии, что и всех остальных мужчин. Он чувствовал, что их разделяла пропасть даже тогда, когда он сделал ей предложение, а она в ответ прошептала чуть слышное «да». После чего, подставив ему щеку для поцелуя, она, будто плененная птица, ищущая свободы, вырвалась из его объятий и убежала прочь.