Жорж Сименон - Мегрэ защищается

— Опять!

— Мне нужно поговорить с Алин.

— Она пошла принять ванну. Что вам от нее нужно?

— По правде говоря, я еще и сам не знаю.

— Послушайте, господин комиссар, я всегда был вам другом… При случае оказывал небольшие услуги, за которые, если бы о них узнали, мне всадили бы еще несколько пуль, кроме тех, что я получил три года назад. А сейчас вы вешаете на меня всех собак. Вы бы стали терпеть, господин комиссар, чтобы за вами вечно следили? Чтобы вам задавали дурацкие вопросы, не объясняя даже, в чем дело?

— Сейчас вопрос касается меня лично…

— Тем более не надо изводить других. Алин видела только что, как вы входили к дантисту… Это потому, что она лечит у него зубы?

— Нет.

— Тогда почему же? Я ничего не понимаю. Не станете же вы меня уверять, что это и ваш зубной врач?!

— Я подожду Алин. Чтобы не повторяться.

Он направился к окну. Засунув руки в карманы, стал наблюдать за окном, затянутым тюлем, за которым доктор Мелан лечил свою пациентку.

Дальнюю часть комнаты нельзя было разглядеть. Видны были только отдельные светлые пятна. Лучше всего просматривался халат доктора, когда он приближался к столику у окна за каким-нибудь инструментом.

— Сколько раз за эту неделю я приходил к вам, Манюэль?

— Три раза. Но я бы охотно сказал — десять раз. Когда я был на улице Фонтен, это не имело такого значения. В бар люди приходят и уходят. Кто хочет, может выпить стаканчик вина, и многие клиенты любят поболтать с хозяином. И тем хуже для хозяина, если это его беспокоит. Это его ремесло. Здесь же совсем другое дело — это наш дом. Мой и Алин. А чужой дом — святыня! Не так ли? Даже полиция не имеет права переступать его порог без ордера. Я прав или нет?

— Сколько раз, разговаривая с вами, я стоял у этого окна? — продолжал свое Мегрэ.

Манюэль пожал плечами. Вопрос ему показался дурацким.

— Все, что я могу сказать, — вы просто не любите сидеть на одном месте.

И в своем кабинете, и на бульваре Ришар-Ленуар Мегрэ имел привычку подходить к окну и стоять там подолгу. Он смотрел на все, что попадало в поле зрения: на окна противоположных домов, на деревья, на Сену, на прохожих. Он повсюду инстинктивно искал контакта с внешним миром.

В комнату вошла Алин. На ней был купальный халат канареечного цвета. Капельки воды блестели в ее растрепанных волосах.

— Что я говорила вчера? Он принес свою пижаму?

Но, посмотрев внимательно на Мегрэ, который был серьезнее обычного, молодая женщина осеклась.

— Послушайте, Алин, я пришел не для того, чтобы докучать вам. Даю вам слово, что расследование, которое я веду, не касается вас и Манюэля. По крайней мере, на той стадии, на которой я нахожусь в данный момент.

Она косо посмотрела на него, все еще не доверяя комиссару.

— Ответьте мне откровенно. Это будет лучше для всех нас, поверьте мне. Вчера вы впервые посетили зубного врача напротив?

— Конечно. У меня заболели зубы первый раз в жизни.

— Я видел вас только что у этого окна. Вы стояли и курили папиросу.

— Вы были там? — Она показала на окно, завешенное тюлем.

— В том же кресле, в котором вчера сидели вы. Я полагаю, вы часто стоите у окна?

— Как и все. Надо же дышать воздухом.

— Вы знакомы с кем-нибудь из жителей этого особняка?

— А разве их там много? Я думала…

— Что вы думали?

— Что там живут только доктор, Карола и помощница доктора.

— Карола — это служанка?

— Служанка, кухарка, горничная и консьержка — все, что хотите. На ней держится весь дом. Я иногда встречаюсь с Каролой у мясника или бакалейщика. Услышав ее акцент, я спросила, не испанка ли она, она ответила утвердительно. Хотя ее и нельзя назвать разговорчивой особой, но все же мы с ней здороваемся.

— А помощница?

— Мадемуазель Мотт….

— Карола сказала вам ее имя?

— Да. Она не ночует в этом доме. В полдень мадемуазель ходит завтракать в маленький ресторан в конце улицы и снова возвращается на работу. По вечерам иногда приходится задерживаться до семи-восьми часов.

— Вы не знаете, где она живет?

— Меня это не интересовало. Вблизи она еще более уродлива, чем издали.

— Секретарша заполнила на вас карточку?

— Как для паспорта.

— Она не задавала нескромных вопросов?

— Мадемуазель спросила, кто мне дал адрес доктора. Я ответила, что живу в доме напротив. Впрочем, она задала мне один странный вопрос: «На каком этаже?»

— И это все?

Алин размышляла.

— Почти… Впрочем… Она разглядывала меня с ног до головы. «Вы больше ни на что не жалуетесь?» Я ответила, что нет, и она не настаивала. По-моему, когда идешь к зубному врачу, не надо предъявлять свидетельство о прививке против оспы, не так ли?

Манюэль достаточно знал Мегрэ для того, чтобы понять, что тот приближается к еще ускользающей от него истине. Чувствовалось, что он ощупывает ее со всех сторон — справа, слева… Комиссар протянул Алин фотографию Николь Приер:

— Вы видели ее когда-нибудь на улице Фонтен?

— Это та девица, о которой вы говорили вчера?

Мегрэ кивнул.

— На улице Фонтен на встречала. Но зато видела ее здесь, на тротуаре напротив…

— Она направлялась к дантисту?

— Совершенно верно. Только она никогда не приходила в часы приема.

— Поздно вечером?

— Не очень поздно. Часов в девять, половине десятого…

— Кабинет был освещен?

— Только не в эти вечера.

— Вы хотите сказать, что он бывает освещен в другие вечера?

— Довольно часто.

— Вам что-нибудь видно через тюлевые гардины?

— Нет. Они закрывают ставни. Но свет все равно просачивается через щели.

— Если я правильно понял, то Николь приходит к доктору Мелану не в качестве пациентки. — Он знал это уже со вчерашнего вечера. — Алин, скажите, доктор принимает и других людей вне своих приемных часов? Мужчин? Женщин?

Алин вытаращила на него глаза:

— Погодите… погодите… Я действительно замечала мужчин, но больше женщин.

— Молодых?

— Бывают среди них и молодые, и не очень молодые. Я ведь не консьержка, не шпионю за теми, кто входит и выходит. Случается, что постою у окна…

— Я часто упрекаю ее в этом, — проворчал Манюэль. — Я уже начал было подозревать, нет ли у нее там дружка…

— Не говори глупостей!

— Глупости или не глупости, но я помню, сколько мне лет… И эта проклятая нога — тоже не большая радость.

— Большинство этих молодых тебе в подметки не годится!

Манюэль горделиво улыбнулся. Они действительно были влюблены друг в друга.

— А по вечерам мужчины тоже приходят к доктору?

— Что вам еще пришло в голову?

— Пока ничего определенного. Я нащупываю…

— Мне кажется, вы нащупываете в любопытных местах.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы предполагаете, что эти женщины приходят к доктору лечить вовсе не зубы, а? Черт возьми! Теперь я догадываюсь, почему эта старая грымза осматривала меня снизу вверх и сверху вниз, как будто изучала мою анатомию… И это объясняет также, почему она спросила у меня, на что я еще жалуюсь, кроме зубов…

— А сам врач ничего особенного не сказал вам?

— Он почти не разговаривал. Только и слышно было: «Откройте рот!.. Прополощите!.. Выплюньте!.. Откройте!..»

— Вы должны снова пойти к нему?

— Завтра утром. Он положил в зуб какое-то лекарство, от которого у меня мерзкий привкус во рту.

— Если я вас попрошу…

Но тут вмешался Манюэль:

— Только не это, господин комиссар. Вам оказывают небольшие услуги, и хватит. Эта история похожа на лекарство Алин — она дурно пахнет! И так как я имею решающий голос в этом доме, то я говорю — нет!

В половине двенадцатого Мегрэ вошел в свой кабинет и бросил шляпу в кресло. Не успел он выбрать свежую трубку, как в дверь постучали. Вошел старый Жозеф:

— Господин комиссар, вас просит господин директор уголовной полиции. Он посылает меня уже третий раз.

Комиссар вторично в это утро появился в кабинете начальника.

— Садитесь, Мегрэ…

Ему указали на кресло, которое стояло не совсем в тени, но и не на солнце. Через открытые окна в комнату проникали все уличные шумы. Директор, как бы для того, чтобы придать этой беседе более конфиденциальный характер, поднялся и закрыл окна.

У начальника Мегрэ — Ролана Блютте — был крайне смущенный вид. Чувствовалось, что он не знает, с чего начать.

— Я вызывал вас уже три раза, Мегрэ…

— Мне только что сказали об этом.

Директор не знал, куда смотреть. Рука его дрожала, когда он прикуривал папиросу.

— Я полагал, что ваши люди в основном занимаются похитителями драгоценностей и их последним подвигом на авеню Виктора Гюго…

— Совершенно верно.

— Сейчас половина двенадцатого. Разрешите спросить, где вы провели все утро?

Это было тяжелее, чем у префекта. Во-первых, это происходило на набережной Орфевр. Не в чужом, а в своем доме. В этот кабинет он входил без пиджака, чтобы поболтать с начальниками — старыми коллегами и друзьями. Кроме того, Блютте плохо играл свою роль.

— Я был у зубного врача.

— Полагаю, вы выбрали врача в своем районе?

— Я обязан вам отвечать, господин директор? До сих пор, за исключением вчерашнего дня, я вел множество допросов, но ни разу не подвергался им сам. Я не знал, что мы обязаны сообщать имена и адреса наших дантистов, наших врачей, а может быть, и наших портных…

— Я понимаю вас…

— Неужели? — бросил Мегрэ иронически.

— Я ставлю себя на ваше место, поверьте мне… И мне очень тягостно в этот момент находиться на своем. Я действую только по приказу сверху. Что вы ответите, если я потребую у вас отчета, как вы провели время, час за часом, начиная с полудня вчерашнего дня?