— Что вам угодно?

— Мне бы хотелось видеть доктора Мелана.

— Для консультации?

— Да.

— Вам назначено?

— Нет.

— Доктор принимает только по предварительной записи.

— На табличке сказано, что доктор принимает с десяти до двенадцати.

— Это старая табличка.

— Вчера ночью у меня безумно разболелся зуб. Аспирин не помогает…

— Вы уже были у Мелана?

— Нет.

— Вы живете на этой улице?

— Тоже нет.

— Как же произошло, что вы выбрали именно доктора Мелана?

— Я проходил по улице и увидел табличку…

— Идемте.

Она ввела его в маленький кабинет с белыми стенами. Но белизна их была так же сомнительна, как и все остальное в этом доме. Секретарша села за письменный стол.

— Садитесь… Я не ручаюсь, что доктор сможет принять вас между двумя пациентами, но на всякий случай заполню карточку. Фамилия?

— Мегрэ. Жюль Мегрэ.

— Профессия?

— Служащий.

— Возраст, адрес?

— Пятьдесят два года, бульвар Ришар-Ленуар.

Секретарша оставалась невозмутимой. Правда, голова ее склонилась над карточкой, и он не мог видеть ее глаз.

— Какой зуб вас беспокоит?

— Коренной, справа, точно не знаю какой, кажется, второй.

— Подождите в приемной… Я вам ничего не гарантирую… Если торопитесь, советую пойти поискать другого дантиста…

— Я подожду…

Окно приемной выходило в сад. У высокой стены напротив окна Мегрэ увидел обветшалую оранжерею, садовые инструменты, неухоженные цветники. За садом высился шести- или семиэтажный дом.

Это была задняя сторона дома, и у нескольких окон на веревках сушилось белье.

Мегрэ сел на стул, нащупал в кармане трубку. Если бы перед ним не сидела молодая женщина с печальными глазами, он, возможно, и закурил бы.

Тик-так. Тик-так. Это тикали часы черного мрамора. Они показывали двадцать минут одиннадцатого.

Мегрэ задал себе вопрос: будет ли он еще сидеть в этой комнате, когда часы покажут двенадцать?

Он пытался ни о чем не думать, не строить никаких гипотез, сохранять ясность мысли. Чтобы как-то заполнить время, он начал фиксировать малейшие детали: зеркало над камином, на котором мухи в течение многих лет оставляли маленькие коричневые следы, каминная решетка Второй империи, стулья разных стилей.

Можно было догадаться, что в этом доме нет хозяйки, нет детей.

Третья дверь в приемной была обита войлоком, как в конторах некоторых старых нотариусов и кое-где в учреждениях. Ни один звук не проникал из-за двери.

Впрочем, тишина была во всем доме. Снаружи стояла жара. Здесь царила прохлада.

— Доктор просит извинить его, мадемуазель… Он примет вас через несколько минут…

Это была секретарша. Молодая пациентка ответила ей покорным взглядом.

— Пройдите, пожалуйста, за мной, господин Мегрэ…

Она открыла обитую войлоком дверь, затем еще одну, окрашенную в серый цвет. Они внезапно попали из полутемной приемной в залитый солнцем кабинет врача. Человек в белом халате сидел перед бюро эпохи Луи-Филиппа и держал в руках карточку комиссара.

Секретарша исчезла. Франсуа Мелан, не торопясь, прочел всю карточку до конца, в то время как Мегрэ сделал два-три шага вперед.

— Садитесь…

После разговора с Марселем Лендри Мегрэ видел доктора Мелана в своем воображении совсем не таким. Его еще меньше, чем дядю Николь, можно было представить танцующим в клубе «Сто ключей».

У Мелана были рыжие волосы. Огненно-рыжие. Он был из тех рыжих, которых в детстве товарищи дразнят морковкой. Доктор поднял голову, и Мегрэ увидел стекла очков без оправы, за которыми светились ясные голубые глаза.

Мелан выглядел очень молодо.

— Зубная боль возникла внезапно?

Он ничем не выдал, что знает Мегрэ. Его глаза не выражали любопытства.

— Да, вчера вечером, в тот момент, когда я ложился спать…

— Этот зуб беспокоил вас и раньше?

— Нет. У меня в общем-то хорошие зубы.

— Сейчас посмотрим…

Он поднялся, и Мегрэ сделал еще одно открытие: Мелан был огромного роста, почти на голову выше его. Халат на нем — не намного чище, чем на его секретарше, — достигал только колен и открывал брюки, которые нуждались в утюжке.

Посреди комнаты стояло зубоврачебное кресло, и над ним, как обычно, находилась большая круглая лампа в форме диска. Между креслом и окном — узкий столик с аккуратно разложенными инструментами.

Немного поколебавшись, Мегрэ уселся в кресло. Повязав салфетку вокруг шеи пациента, доктор нажал ногой на педаль и немного приподнял кресло.

— Откиньте голову… Так, хорошо… Откройте рот…

Здесь тишина была не такой полной, как в других комнатах этого дома. Окна кабинета выходили на улицу. Оттуда доносились разные шумы: и неясный гул голосов, и более резкие звуки.

Мелан с невозмутимым видом подержал секунду маленькое зеркальце над пламенем…

— Откройте шире рот, пожалуйста…

Когда Мелан нагнулся, Мегрэ увидел его лицо совсем близко, как бы через увеличительное стекло. У доктора, как у большинства рыжих, была розоватая кожа, пористая, немного веснушчатая.

Мелан не разговаривал. С тех пор как комиссар вошел в кабинет, он произнес минимум слов. И когда он распрямил свое большое тело, то сделал это как-то застенчиво и неловко.

С помощью остроконечного инструмента доктор прикоснулся к поверхности коренных зубов.

— Вы чувствуете что-нибудь?

— Нет… — попытался ответить Мегрэ с открытым ртом.

— А теперь?

— Нет.

— А здесь?

Мегрэ, конечно, ничего не чувствовал. У него никогда не болели зубы. Врач взял другой инструмент в форме маленького молоточка.

— Я вам делаю больно?

— Это неприятно…

— Но не острая боль?..

Почему-то вдруг комиссар решил, что ни в коем случае не разрешит доктору сделать себе укол. Его охватил страх. Какой-то смутный, неопределенный страх. Он полулежал с запрокинутой головой, с открытым ртом в кресле, где чувствовал себя почти пленником.

Почему он проник в этот дом? Потому что искал человека, напавшего на него с изощренной жестокостью. Человека, который из чувства ненависти к нему или из желания избавиться от него сделал попытку его опорочить. Человек тот составил сложный план и выполнил его досконально, использовав в качестве инструмента молодую девушку из хорошей семьи. Почему, собственно, говорят «хорошая семья»? Потому что другие семьи плохие?

Если он находился здесь, следовательно, у него были, пусть и не очень основательные причины подозревать стоматолога с рыжими волосами.

Комиссар ничего не мог прочесть в голубых глазах, увеличенных стеклами очков. Черты лица Мелана были спокойны.

«Каждый человек способен стать убийцей, если у него на это есть достаточная побудительная причина».

Мегрэ как-то произнес эту фразу в ответ на вопрос Пардона или какого-то журналиста.

Кто-то хотел опозорить, опорочить его имя, чтобы он вынужден был уйти со своего поста. Предположим, это Мелан… Но если у Мелана были достаточные причины, чтобы придумать всю эту сложную махинацию, которую разыграла Николь, что помешает ему попытаться избавиться от комиссара и другим способом?

— Прополощите рот.

Под взглядом врача, невозмутимо и спокойно стоящего рядом, Мегрэ повиновался.

— У вас исключительно здоровые зубы. Они не могли причинить вам страдания. Если прошлой ночью у вас был приступ боли в правой части челюсти, то это может быть началом гайморита.

— И ничего нельзя сделать?

— Это уж должен решить ваш постоянный врач.

Мелан, повернувшись к нему спиной, стал приводить в порядок инструменты, в то время как Мегрэ не без труда выбрался из кресла, которое доктор забыл опустить. Сделав два шага по направлению к окну, Мегрэ увидел сквозь тюль гардины полуодетую Алин. Она курила и смотрела на улицу.

Комиссар был знаком с расположением комнат в квартире напротив. Окно, у которого стояла подруга Манюэля, находилось в комнатке, где калека проводил светлые часы дня.

Это открытие немного взволновало Мегрэ.

— Сколько я вам должен? — пробормотал он.

— Вы рассчитаетесь с моей помощницей.

Все так же внешне спокойно, с неподвижным лицом, с ничего не выражающими глазами, доктор открыл дверь в маленький кабинет, где Мегрэ заполнял карточку.

Помощница указала комиссару на стул, где он сидел ранее:

— Минуточку подождите…

Она, вероятно, пошла проводить к доктору пациентку с печальным лицом.

На письменном столе стояла длинная и узкая деревянная коробка, в которой находились карточки больных. Искушение было слишком велико. А может быть, это ловушка? Мегрэ не пошевелился.

— Вы пользуетесь социальным страхованием? Покажите, пожалуйста, вашу карточку.

Он порылся в портфеле, всегда забитом ненужными бумагами, и протянул карточку некрасивой женщине. Та переписала номер.

— Вы должны заплатить за визит двадцать франков. Ваша касса вернет вам восемьдесят процентов.

Она возвратила ему карточку. Так же, как и ее патрон, секретарша не старалась быть любезной. Проводив его до двери, она нажала маленькую кнопку.

Внизу его уже поджидала испанка. Она проводила комиссара до выхода.

…Мегрэ поднял голову. Алин исчезла. Комиссар направился в дом, где жил Манюэль.

На третьем этаже позвонил. Открыла старуха, ведущая у Пальмари хозяйство, старуху он заметил еще в предыдущие визиты.

— Вы к господину Пальмари?

— И к мадемуазель Алин.

— Мадам, кажется, в ванной. Но входите, пожалуйста.

Мегрэ вошел в гостиную. Дверь в комнату Манюэля была открыта. Тот сидел в своем кресле и слушал радио. С досадой и сожалением он выключил его.