— Сегодня с учетом солнечной погоды и мессы наступило своего рода затишье. Но уже в этот час, собираясь в кафе на аперитив, люди, по всей видимости, снова начинают бурлить. Наверняка некоторых потянет нарочно пройти мимо особняка Верну. Всем известно, что я играл там вчера в бридж и что комиссар меня сопровождал. Трудно заставить понять…

— Вы арестуете его или нет? — ребром поставил вопрос прокурор, поднимаясь с места, очевидно сочтя, что всякого рода увиливаниям пора бы уже положить конец.

— Боюсь, что к вечеру может произойти инцидент с далеко идущими последствиями. Для этого достаточно будет пустяка, типа какого-нибудь мальчишки, запустившего камнем в стекла особняка, или пьянчужки, который начнет изрыгать проклятья и ругательства в адрес Верну перед их домом. При нынешнем умонастроении жителей города…

— Так арестовываете или нет?

Прокурор начал искать шляпу, но никак не мог ее обнаружить. Комиссар-недомерок подобострастно хихикнул.

— Вы оставили ее в своем кабинете. Я сейчас принесу.

А Шабо, уставившись на Мегрэ, тихо промолвил:

— Что ты об этом думаешь?

— Ничего.

— Что бы ты сделал на моем месте?..

— Я не на твоем месте.

— Считаешь ли ты доктора сдвинутым по фазе?

— Это зависит от того, что считать сумасшествием.

— Думаешь, это он убийца?

Мегрэ, не ответив, тоже стал искать шляпу.

— Подожди минуточку. Мне надо перемолвиться с тобой парочкой слов. Но сначала покончим с этим. Тем хуже, если я ошибаюсь.

Он открыл правый ящик стола, взял там бланк и начал его заполнять, в то время как Шабирон бросил на Мегрэ более чем когда-либо до этого насмешливый взгляд.

Итак, этот раунд выиграли Шабирон и мелкотравчатый комиссар, ибо формуляр был постановлением о задержании. Шабо все же еще на мгновение замешкался, ставя под ним подпись и прилагая печать.

Потом он застыл в нерешительности, прикидывая, кому из двух полицейских следовало его вручать. Такого крупного события в Фонтэне до сих пор не происходило.

— Полагаю… — решился он наконец. — В общем, ступайте оба. И сделайте все как можно тише и незаметнее, чтобы избежать каких-либо нежелательных всплесков настроения со стороны населения. Возьмите лучше машину.

— У меня есть своя, — рявкнул Шабирон.

Момент был неприятным. Можно было бы сказать, что на какое-то время каждому из них стало немного стыдно. И возможно, не оттого, что они сомневались в виновности доктора — в этом они были почти уверены, — а потому, что в глубине души понимали, что поступают так не по этой причине, а из-за боязни общественного мнения.

— Держите меня в курсе, — тихо произнес прокурор, уходивший первым, и добавил: — Если не найдете дома, звоните родителям жены.

Он намеревался остаток воскресного дня провести в семейном кругу. Ферон и Шабирон вышли в свою очередь, при этом задохлик-комиссар предварительно тщательно сложил ордер на арест и спрятал его в бумажник.

Но Шабирон, выглянув по пути из окна коридора, счел нужным вернуться, чтобы осведомиться:

— Как быть с журналистами?

— Пока ничего им не говорите. А сами поезжайте сначала в центр города. Скажите газетчикам, что через полчаса я сделаю заявление для прессы, и они от вас отвяжутся.

— А его привезти сюда?

— Нет, прямо в тюрьму. Если вдруг толпа вознамерится устроить над ним самосуд, то там будет легче обеспечить его безопасность.

Все это заняло немало времени. А сейчас они наконец-то остались вдвоем. Шабо не выглядел человеком, испытывавшим гордость за принятое им решение.

— Что ты обо всем этом думаешь? — решился он спросить. — Считаешь, что я поступил неправильно?

— Я боюсь, — признался комиссар, покуривая с мрачным видом трубку.

— Чего?

Он не ответил.

— По совести, я не могу занять иную позицию.

— Знаю. Но я не это имею в виду.

— Тогда что же?

Мегрэ не хотел признаться, что его тяготило поведение этого комиссара-недомерка по отношению к Луизе Сабати.

Шабо взглянул на часы:

— Через тридцать минут все кончится. И мы сможем заняться его допросом.

Мегрэ по-прежнему хранил молчание, он выглядел как человек, обдумывающий Бог ведает какую таинственную мысль.

— Почему ты не рассказал мне вчера вечером о своей встрече?

— С Сабати?

— Да.

— Чтобы избежать того, что сейчас произошло.

— Но это тем не менее случилось.

— Увы. Я не предусмотрел, что Ферон займется этим вопросом.

— Письмо у тебя?

— Какое?

— Та анонимка, что я получил относительно этой девицы и передал тебе. Теперь я обязан приобщить ее к делу.

Мегрэ пошарил в кармане, нашел записку — истрепанную, все еще влажную от вчерашнего дождя — и уронил ее на стол.

— Взгляни, пожалуйста, не увязались ли репортеры за полицейскими?

Комиссар подошел к окну и выглянул. Журналисты и фотографы кучковались на прежнем месте и, судя по всему, ожидали какого-то события.

— У тебя часы показывают верное время?

— Сейчас пять минут первого.

Ни один из присутствующих не слышал полуденного звона колоколов — при закрытых дверях они точно в подземелье находились.

— Ломаю голову над тем, как он прореагирует. А также, что его отец…

Резко зазвонил телефон. Шабо какое-то время не осмеливался взять трубку, неотрывно глядя на Мегрэ, но все же в конце концов решился:

— Алло… — Его лоб сморщился, брови сдвинулись. — Вы уверены в этом?

Мегрэ слышал какие-то отрывистые голоса, срывавшиеся с мембраны, но не мог различить ни слова. Было, однако, ясно, что говорил Шабирон.

— Вы обыскали весь дом? Где вы сейчас находитесь? Хорошо. Да. Оставайтесь там. Я… — Он встревоженно провел рукой по начавшему лысеть черепу. — Позвоню через пару минут.

Едва он повесил трубку, как Мегрэ скупо обронил всего два слова:

— Нет дома?

— Ты ожидал этого? — И, поскольку комиссар продолжал угрюмо молчать, добавил: — Мы уверены, что он вернулся к себе вчера вечером сразу же после того, как расстался с тобой. Ночь провел в своей комнате. Сегодня рано утром попросил принести ему чашку кофе.

— И газеты.

— У нас в воскресенье они не выходят.

— С кем он разговаривал?

— Еще не знаю. Ферон и инспектор сейчас в особняке и расспрашивают прислугу. Чуть позже десяти часов вся семья, за исключением Алена, отправилась на мессу на автомашине, которую вел дворецкий.

— Я видел их.

— По возвращении из церкви никто не проявил обеспокоенности в отношении доктора. Это такой дом, в котором, за исключением субботнего вечера, все живут каждый в своем углу. Когда явились инспектор и комиссар, служанка поднялась наверх, чтобы позвать Алена. Но его в комнате не оказалось. Искали по всему особняку. Ты считаешь, что он ударился в бега?

— Что говорит человек с поста на улице?

— Ферон его опросил. Доктор вроде бы вышел вскоре после отъезда остальных членов семьи и пошел пешком в город.

— За ним не следили? Я-то полагал…

— Лично я распорядился о слежке. Может, полиция вообразила, что в воскресенье утром необходимости в этом не было. Понятия не имею. Если его не поймают, то станут утверждать, что я нарочно тянул, давая ему время улизнуть.

— Наверняка так и будут говорить.

— Ранее пяти часов пополудни поездов нет. А автомобиля у Алена нет.

— Значит, он где-то недалеко.

— Ты так считаешь?

— Очень бы удивился, если бы его не обнаружили у любовницы. Обычно он пробирается к ней вечером, под покровом ночи, но на сей раз он ее не видел уже три дня.

Мегрэ не стал добавлять, что Алену было известно о его посещении Сабати.

— Что с тобой? — встревожился следователь.

— Ничего. Просто я боюсь, и все. Тебе лучше послать их туда.

Шабо тут же позвонил и отдал распоряжение. После этого оба остались сидеть лицом к лицу, не нарушая молчания. В кабинет следователя весна еще не проникла. Зеленый абажур лампы придавал им обоим болезненный вид.

Глава 7

Богатство Луизы

Пока они ожидали новостей о местопребывании Алена, у Мегрэ вдруг возникло тягостное ощущение, что он как бы рассматривает друга через увеличительное стекло. Сейчас Шабо выглядел еще более постаревшим и потускневшим, чем позавчера, когда комиссар прибыл в этот город. У него хватало жизни, энергии и личностных качеств только на то существование, которое он влачил до нынешних событий, и, когда они столь внезапно обрушились на него, потребовав дополнительных усилий, он душевно и физически сломался, испытывая чувство стыда за свою косность и бездеятельность.

И дело было совсем не в возрасте — в этом Мегрэ готов был поклясться. Наверное, он был таким всегда.

Просто комиссар сам в нем ошибся в те далекие времена, когда они оба были студентами. А в те годы Шабо был образчиком счастливого юноши, и Мегрэ отчаянно ему завидовал. В Фонтэне его ждала заботливая мамаша, встречала сына в комфортабельном доме, где все вещи выглядели солидно и пребывали как бы в законченной и совершенной форме. Шабо знал, что в наследство ему достанутся помимо этого особняка еще и две-три фермы, и каждый месяц получал от матери деньги в количестве, достаточном для того, чтобы одалживать товарищам.

Прошло тридцать лет, Шабо стал тем, во что и должен был превратиться. Сегодня он уже обращался за помощью к Мегрэ.

Минута шла за минутой. Следователь делал вид, будто пробегает глазами досье, но было заметно, что его взгляд даже не следит за напечатанными строчками. Телефон так и не решался вякнуть.

Он вытащил из кармашка часы:

— Чтобы добраться туда на машине, достаточно пяти минут. Столько же на обратный путь. Они уже должны были бы…