— Вы мне сказали, что здешние люди не любят вашего мужа. Я хочу уточнить, есть ли в деревне люди, которые особенно рьяно настроены против вашего мужа?

— Конечно. Помощник полицейского.

— Тео?

— Да, Тео Кумар. Он живет сразу за нами. Наши сады соприкасаются. С утра он пьет белое вино у себя в погребе, а с десяти или одиннадцати часов идет к Луи и там пьет до вечера.

— Он ничем не занимается?

— У его родителей большая ферма. Он никогда в жизни не работал. Однажды в полдень, когда Жозеф и Жан-Поль были в Ла-Рошели, он пришел к нам в дом, часа в четыре. Я была наверху, переодевалась. Я услышала тяжелые шаги на лестнице. Это был Тео… пьяный. Он открыл дверь и начал смеяться. Потом стал приставать ко мне. Я стала отбиваться, расцарапала ему в кровь лицо. Он принялся ругаться, говоря, что такая женщина, как я, не должна важничать. Я открыла окно и пригрозила, что позову на помощь. Наконец он ушел. С тех пор он ни разу не сказал мне ни слова… Это он наблюдает за порядком в деревне. Наш мэр, господин Рато, все время занят своими делами и в мэрии бывает только в дни совещаний. Тео по своему усмотрению вершит все дела, оказывает всяческие услуги и всегда готов подписать любую бумажку…

— Вы не знаете, был ли он во вторник утром у себя в саду, как он говорит?

— Если он это говорит, то так и есть. Другие должны были его видеть. Правда, если он попросит их соврать в свою пользу, они не задумываясь сделают это.

— Вас не огорчит, если я поболтаю немного с вашим сыном?

Она покорно встала, открыла дверь:

— Жан-Поль! Иди сюда.

— Зачем? — раздался голос наверху.

— Комиссар Мегрэ хочет поговорить с тобой.

Послышались нерешительные шаги. В проеме двери появился мальчик с книгой в руке и, остановившись, исподлобья поглядел на Мегрэ.

— Подойди поближе. Ты же не боишься меня?

— Я никого не боюсь.

У него был почти такой же глуховатый голос, что и у матери.

— Ты был в классе во вторник утром?

Он сначала посмотрел на комиссара, потом на мать, как бы спрашивая себя, должен ли он отвечать даже на такой невинный вопрос.

— Можешь отвечать, Жан-Поль. Комиссар Мегрэ на нашей стороне.

Она вскинула взгляд на Мегрэ, как бы извиняясь за свои слова. Не отвечая, мальчик кивнул.

— Что случилось после перемены?

Снова молчание. Мегрэ преобразился в монумент терпения.

— Ты, конечно, хочешь, чтобы твоего отца выпустили из тюрьмы и чтобы нашли настоящего преступника.

Нелегко было рассмотреть через толстые стекла очков выражение его глаз. Он не отводил глаза в сторону, напротив, пристально смотрел в лицо своему собеседнику, и на его худеньком лице не дрогнул ни единый мускул.

— Пока мне известно только то, что говорят другие.

— Маленькая, самая незначительная деталь может навести меня на след. Сколько всего учеников в школе?

— Отвечай, Жан-Поль, — И он нехотя ответил:

— Всех тридцать два.

— Что значит «всех»?

— Маленьких и больших. Всех, кто записан.

Мать пояснила:

— Всегда есть отсутствующие. Иногда во время полевых работ в классе бывает человек пятнадцать, и нам не всегда удается послать полицейского к родителям.

— У тебя есть товарищи?

— Нет, — коротко ответил он.

— Неужели во всей деревне у тебя нет ни одного приятеля?

Тогда, как бы бросая вызов, он заявил:

— Я сын школьного учителя.

— И поэтому они тебя не любят.

Он промолчал.

— Что же ты делаешь во время перемен?

— Ничего.

— Ты не приходишь домой к маме?

— Нет.

— Почему?

— Потому что отец этого не хочет.

Мадам Гастен опять пояснила:

— Он не хочет выделять своего сына среди других учеников. Если Жан-Поль будет приходить домой во время перемен, то нельзя будет отказать в этом и сыну полицейского, и сыну мясника…

— Понимаю. Ты помнишь, что твой отец делал во вторник во время перемены?

— Нет.

— Он присматривает за детьми?

— Да.

— Твой отец всегда стоит посередине двора?

— Иногда стоит.

— В ту перемену он заходил домой?

— Не знаю.

Мегрэ редко приходилось допрашивать такого строптивого субъекта. Если бы перед ним был взрослый, он наверняка бы рассердился, и мадам Гастен это почувствовала. Стоя рядом с сыном, она как бы старалась защитить его, примирительно положив ему на плечо руку.

— Отвечай вежливо комиссару, Жан-Поль.

— А я и отвечаю вежливо.

— В десять часов вы все вернулись в класс. Подошел ли твой отец к доске?

Сквозь оконные занавески он видел здание школы и часть этой доски с написанными на ней мелом словами.

— Может, и подошел.

— Это был какой урок?

— Урок грамматики.

— Кто-то постучал в дверь?

— Может, и постучал.

— Ты не уверен в этом? Ты видел, как вышел твой отец?

— Не помню.

— Послушай… Когда учитель выходит из класса, ученики обычно вскакивают с мест, начинают смеяться и баловаться.

Жан-Поль молчал.

— Разве во вторник так не было?

— Не помню.

— Ты выходил из класса?

— Зачем?

— Ты мог пойти в уборную. Я вижу, что она находится во дворе.

— Нет, я не ходил туда.

— А кто подходил к окну?

— Не знаю.

Теперь Мегрэ встал и, сунув руки в карманы, крепко их сжал.

— Послушай…

— Я ничего не знаю. Я ничего не видел. Мне нечего вам рассказать! — выпалил вдруг мальчик и, выскочив из комнаты, взбежал по лестнице. Слышно было, как наверху хлопнула дверь.

— Не сердитесь на него, господин комиссар. Представьте себя на его месте. Вчера лейтенант допрашивал его больше часа, а когда Жан-Поль пришел домой, он не сказал мне ни слова, бросился на кровать и пролежал там до вечера с широко раскрытыми глазами.

— Он любит отца?

Она не совсем поняла смысл его вопроса.

— Я хочу сказать: любит ли он отца, восхищается ли он своим отцом? Или он любит больше вас? С кем — с вами или с ним — он более откровенен?

— Он ни с кем не откровенен. Конечно, мне он больше доверяет…

— Как он реагировал на арест отца?

— Он был таким же, каким вы его видели.

— Он не плакал?

— С самого раннего детства я не видела, чтобы он плакал.

— Когда у него появился карабин?

— Мы подарили ему карабин к Рождеству.

— Он часто им пользуется?

— Время от времени он отправляется гулять с карабином в руках, как заправский охотник, но я думаю, что стреляет он редко. Как-то раз он прикрепил мишень к липе, которая растет на дворе, но муж объяснил ему, что этим он портит дерево.

— Я думаю, что если бы во вторник он выходил из класса в то время, когда вашего мужа там не было, то его товарищи непременно заметили бы это. Верно?

— Конечно.

— И сказали бы об этом.

— Вы думаете, что Жан-Поль…

— Я обязан думать обо всем. Кто из учеников утверждает, что видел, как ваш муж выходил из сарая?

— Марсель Селье.

— Чей он сын?

— Сельского полицейского, который одновременно и жестянщик, и электрик, и водопроводчик. При случае он даже чинит крыши.

— Сколько лет Марселю Селье?

— Столько же, сколько и Жан-Полю, с разницей в два или три месяца.

— Это хороший ученик?

— Он и мой сын лучшие ученики в классе. Чтобы не создалось впечатления, что муж выделяет Жан-Поля, предпочтение всегда отдается Марселю. Его отец — умный, трудолюбивый человек. Мне кажется, что они хорошие люди… Вы на него сердитесь?

— На кого?

— На Жан-Поля. Он вел себя с вами не очень-то вежливо. А я даже не предложила вам выпить чашечку кофе. Не хотите ли?

— Спасибо. Лейтенант, наверно, уже пришел, а я обещал повидаться с ним.

— Скажите, вы по-прежнему будете нам помогать?

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Понимаете… мне кажется, что на вашем месте я была бы в затруднении. Вы приехали издалека, и то, что вы нашли здесь, так малопривлекательно…

— Я постараюсь сделать все, что смогу.

Он отошел к двери, опасаясь, как бы она опять не взяла его за руку и, не дай Бог, не поцеловала бы ее. Ему хотелось поскорее выйти во двор, почувствовать свежий деревенский воздух, услышать другие звуки, помимо усталого голоса жены учителя.

— Я, конечно, зайду к вам еще раз.

— Вы уверены, что ему ничего не надо?

— Если ему что-либо понадобится, я дам вам знать.

— Может быть, надо нанять адвоката?

— Сейчас этого не требуется.

В тот момент, когда он, не оглядываясь, проходил по двору, застекленная школьная дверь распахнулась на обе половины и стайка ребят с криком высыпала на двор. Некоторые, увидев Мегрэ и зная, конечно, от своих родителей, кто он такой, остановились и принялись его с любопытством разглядывать.

Там были дети всех возрастов: и шестилетние мальчишки, и четырнадцати-пятнадцатилетние верзилы. Были там и девочки: они сбились в одну кучу в углу двора, как бы желая укрыться от мальчишек.

Через открытые в коридоре двери Мегрэ увидел повозку полицейского. Он подошел к канцелярии и постучал. Раздался голос Даньелу:

— Войдите!

Лейтенант, в расстегнутом кителе, со снятой портупеей, встал и пожал комиссару руку. Он расположился на месте Гастена, на столе были разложены бумаги и печати мэрии.

Мегрэ не сразу заметил толстую девушку с ребенком на руках, сидевшую в темном углу.

— Садитесь, господин комиссар. Буду готов к вашим услугам через несколько минут. Я решил пригласить еще раз всех свидетелей и опросить их более подробно.