— Найдите мне какой-нибудь конверт, — сказал комиссар.

И сразу же на лице глупца Лоньона появилась дрожащая гадливая усмешка. Наверное, он подумал, что комиссар заберет фотографии и будет, закрывшись у себя в кабинете, возбуждать свое воображение.

Жанвье начал тщательный осмотр соседней комнаты, и мысль, которая уже появлялась, не отпускала их: огромная разница между атмосферой ее жилица и содержанием фотографий, между ее образом жизни и состоянием квартиры.

В стенном шкафу был спрятан примус, две чистые кастрюли, тарелки, столовые приборы, чашки. Это говорило о том, что она часто сама готовила. Между рамами окна, выходящего во двор, лежали яйца, масло, сельдерей и две котлеты.

Другой шкафчик был полон щеточек, баночек традиционный набор спокойной опытной хозяйки, которая заботится о своей квартире и постоянно держит ее в порядке.

Они напрасно искали писем, каких-либо документов. На полках лежало несколько иллюстрированных журналов, но совсем не было книг, за исключением кулинарной и франко-английского словаря. Никаких фотографий родных и подружек, никаких сентиментальных сувениров, которые можно найти почти в каждом доме.

Зато была целая коллекция туфель, почти не ношенных, на фантастически высоких каблуках. Видимо, Арлетта питала страсть к такой обуви, но ноги имела слишком нежные, чтобы их носить.

В сумочке — пудреница, ключи, губная помада, паспорт, носовой платок. Паспорт Мегрэ положил в карман. Ему стало не по себе в этих двух жарко натопленных комнатках. Он обратился к Жанвье:

— Подожди прокурора, а я сейчас вернусь. Да, скоро приедут эксперты.

Так как конверта не нашли, он сунул фотографии в карман пальто, улыбнулся Лоньону, которого коллеги прозвали Растяпой, и повернул к выходу.

В этом доме им предстояло долго работать. Нужно было опросить всех жильцов, а среди них и толстую женщину в бигуди, которая, наверное, интересуется жизнью соседей и, может, видела убийцу, когда он шел наверх либо возвращался обратно.

По дороге Мегрэ зашел в привратницкую, попросил у мадам Буэ разрешения воспользоваться телефоном, который стоял у кровати под фотографией ее мужа в полицейском мундире.

— Люка уже вернулся? — спросил он, дозвонившись до Уголовной полиции.

И он продиктовал данные из паспорта Арлетты дежурному инспектору.

— Свяжись с Муленом. Нужно установить, есть ли родственники, или люди, которые ее знали. Если родные живы, нужно их уведомить. Наверное, захотят забрать тело.

Он шел по тротуару поднимающейся в гору улицы Пигаль, когда услышал шум автомобиля. Это приехал прокурор. Сейчас примчатся эксперты. Мегрэ предпочитал, чтобы два десятка человек топтались в двух маленьких комнатках, откуда еще не убран труп, в его отсутствии.

Налево была пекарня, направо — винный магазин с желтой вывеской. Ночью кабаре «Пикрат» было хорошо заметно из-за своей яркой неоновой вывески. Днем наоборот можно пройти мимо, не догадываясь о существовании этого заведения.

С улицы были видны только дверь, витрина и понуро висящие там фотографии. В такую погоду они производили двусмысленное впечатление.

Минул еще только полдень и Мегрэ удивили открытые двери. В центре зала горела одна лампа, и какая-то женщина подметала между столиками.

— Я могу видеть хозяина? — спросил Мегрэ.

Она, держа в руках щетку, спокойно посмотрела на него и произнесла:

— По какому вы делу?

Я хотел бы с ним поговорить.

— Он спит. А я — его жена.

Ей было лет пятьдесят, а может, и побольше. Полная, но подвижная женщина с красивыми карими глазами на одутловатом лице.

— Комиссар Мегрэ из Уголовной полиции.

Она не выразила беспокойства.

— Прошу садиться.

Внутри царил полумрак, а красные стены казались черными. Только бутылки в баре, расположенном у самого входа, блестели, отражая дневной свет.

Зал был продолговатый, с низким потолком. Узкая эстрада для оркестра, пианино, аккордеон в чехле, а вокруг площадки для танцев располагались на расстоянии полутора метров друг от друга перегородки, отделяющие нечто вроде лож или отдельных кабинетиков, где посетители могли чувствовать себя в уединении.

— Я должна разбудить Фреда?

Она была в тапочках и сером халате, надетом на поношенное платье, еще не умывалась и не причесывалась.

— Ночью вы тоже здесь бываете?

Она ответила просто:

— Я обслуживаю туалеты и готовлю, когда посетители что-го заказывают.

— Вы живете тут же?

Наверху. Из кухни к нам ведет лестница. Еще у нас есть дом в Бурживале. Мы ездим туда, когда закрываем кабаре.

Внешне женщина выглядела спокойной, хотя наверняка была заинтригована посещением важного полицейского чина. А может, уже привыкла к таким визитам и сейчас терпеливо ждала.

— Как давно вы содержите это заведение?

— Через месяц будет одиннадцать лет.

— И много бывает народу?

— Это зависит от дня недели.

Мегрэ увидел афишку и прочитал: «Finish the night at Picratt’s the hottest spot in Paris». Он помнил немного по-английски и перевел: «Завершите ночь в „Пикрате“, в самом возбуждающем месте Парижа». Слово «возбуждающий» не совсем точно передавало аромат английского текста. Там было точнее: «самое жаркое место в Париже», в буквальном значении этого слова.

Женщина не изменила выражение лица.

— Мсье выпьет чего-нибудь?

Но, сказав это, она сразу поняла, что комиссар откажется.

— Как вы распространяете эти проспекты?

— Даем портье в дорогих отелях, а они подкладывают афишки своим постояльцам, прежде всего американцам.

Поздно ночью, когда иностранцы, уже посетив самые популярные рестораны, не знают, где им убить остаток ночи, Кузнечик крутится вокруг и раздает им эти рекламки, а иногда сует в машины и такси. Понимаете, мы открываем тогда, когда другие уже заканчивают работу.

Мегрэ понял. Здешняя клиентура складывается из людей, которые всю ночь волочились по Монмартру и, если не находили ничего интересного, пытали счастья в «Пикрате».

— Они приходят уже в большом подпитии?

— Конечно.

— Много их было последней ночью?

— Это был понедельник. По понедельникам у нас никогда много не бывает.

— С того места, где вы находитесь, видно, что делается в зале?

Она показала ему в глубине, слева от эстрады, дверь с табличкой: «Туалет». Другая, точно такая же, справа, была без обозначения.

— Я почти всегда там. Мы вообще не подаем горячих блюд. Но иногда гости заказывают луковый суп, ветчину или лангустов. Тогда я на минуту выхожу на кухню.

— Значит, вы почти всегда в зале?

— Чаще всего. Я слежу за моими девочками и в подходящий момент подсовываю клиентам коробку конфет, цветы или какой-нибудь сувенир. Вы знаете, как бывает.

Она даже не пыталась лгать и, наконец, села со вздохом облегчения и вынула одну ногу из тапка. Нога была отекшая и натруженная.

— Что еще вы хотите узнать? Я вас не тороплю, но мне пора будить Фреда. Ему нужно больше времени, чтобы выспаться, чем мне.

— Во сколько вы легли?

— Около пяти. Но иногда ложусь только в семь.

— А во сколько вы встали?

— Час назад, и, как видите, уже подметаю.

— Муж пошел спать вместе с вами?

— Он поднялся наверх за пять минут до меня.

— С утра он не выходил в город?

— Он все время в постели.

И только когда он так упорно стал допытываться о ее муже, женщина забеспокоилась.

— Вы пришли из-за него?

— Скорее из-за двух мужчин, которые были здесь сегодня, около двух часов ночи. Они сидели в одном из кабинетов. Вы не помните?

— Двух мужчин?

Она осмотрела столики по очереди, словно рылась в своей памяти.

— Вы можете показать, где сидела Арлетта перед своим вторым выступлением?

— Да. Она была со своим молодым человеком. Я даже ей сказала, что это пустая трата времени.

— Он часто приходил?

— Три или четыре раза. Он из тех, кто заходит случайно и влюбляется в одну из девушек. Я им твержу все время: ради бога, один раз, если не можете без этого обойтись, но постоянным поклонникам здесь не место. Они сидели в шестой ложе, спиной к улице. Я их хорошо видела. Он все время держал ее за руку и болтал без конца, а лицо было, как у теленка…

— А в соседней ложе?

— Было пусто.

— Весь вечер?

— Это легко проверить. Я еще не убирала со столиков. Если бы там кто-то сидел, то в пепельнице остались окурки, а на скатерти — следы рюмок.

Женщина не пошевелилась, когда он пошел проверить.

— Вы правы, ничего не видно.

— Может, в другой день я не была бы так уверена, но вчера, как всегда по понедельникам было так пусто, что мы уже хотели закрывать. Даю слово, от силы человек двенадцать. Муж подтвердит это.

— Вы знаете Оскара? — спросил он напрямик.

Она не пошевелилась, но комиссар почувствовал, что ей не хочется продолжать разговор.

— Какого Оскара?

— Мужчина в возрасте, невысокий, коренастый, с проседью.

— Такого не знаю. Мясника зовут Оскаром, но он — высокий брюнет с усами. Может, Фред знает…

— Пригласите его.

И Мегрэ остался один в пурпурном тоннеле. В темноте зала светлый прямоугольник двери был экраном, на котором, как в старых немых фильмах, двигались смутные силуэты.