Жорж Сименон - Мегрэ у министра

— Благодарю вас, — сухо сказал Мегрэ. — Все необходимое будет сделано.

Маскулен казался несколько обескураженным; похоже, он ожидал чего-то другого. Может, он предполагал, что комиссар будет задавать каверзные вопросы или как-нибудь выразит недоверие?

— Я только выполняю свой долг. Если бы я предполагал, что события будут развиваться таким образом, я бы уведомил вас раньше.

У него все время был такой вид, словно он играет роль и даже не скрывает этого. Он, казалось, говорил: «Я хитрее тебя. Ну, что ты будешь делать?»

А не допустил ли Мегрэ ошибку? Не исключена возможность, что допустил. Мериться силами с таким влиятельным и хитрым человеком, как Маскулен?! Пользы никакой, а вреда может быть много.

Маскулен встал и протянул комиссару руку. Внезапно того, как молнией, пронзило воспоминание о Пуане и его рассказе про «грязные руки». Не став взвешивать все за и против, Мегрэ схватил пустую чашку из-под кофе и поднес ее к губам, делая вид, что не замечает протянутой руки.

Глаза депутата потемнели от гнева. Рот стал подергиваться сильнее. Но он ограничился тем, что сказал:

— До свидания, господин Мегрэ.

Он специально сделал ударение на слове «господин» или Мегрэ показалось? Если да, то это была почти не прикрытая угроза и означала она, что Мегрэ недолго оставаться в комиссарах полиции.

Проводив глазами Маскулена, который возвратился к своему столу и наклонился к сотрапезникам, Мегрэ машинально позвал:

— Гарсон! Счет, пожалуйста.

С десяток людей, играющих более или менее важную роль в жизни страны, не отрывая глаз, наблюдали за ним.

Похоже, Мегрэ выпил рюмку коньяка, даже не заметив этого: только на улице он ощутил во рту его вкус.

Не впервые он входил в комнату к инспекторам не как начальник, а как товарищ. Сдвинув шляпу на затылок, он уселся на стол, вытряхнул пепел из трубки прямо на пол, стукнув ею несколько раз о каблук, и набил снова. Все чем-нибудь занимались, и он оглядел их, чувствуя себя как отец семейства, вернувшийся вечером домой и довольный, что застал всех своих на месте.

Через некоторое время он сообщил:

— Малыш, бьюсь об заклад, что твоя фотография появится сегодня в газетах.

Стараясь не покраснеть, Лапуэнт поднял голову, и в глазах его отразилось недоверие к словам комиссара. В глубине души все они, за исключением Мегрэ, который уже привык к этому, радовались, когда в газетах появлялись их фотографии. Но всякий раз делали вид, что недовольны: «Теперь попробуй походи хвостом или зайди куда-нибудь — сразу узнают!»

Остальные тоже стали слушать. Раз Мегрэ пришел поговорить с Лапуэнтом в общую комнату, значит, то, что он хочет ему сказать, касается всех.

— Захвати с собой стенографический блокнот и отправляйся в Палату. Там ты без труда найдешь депутата Маскулена, и я буду очень удивлен, если ты застанешь его не в окружении довольно многочисленной компании. Он сделает заявление, а ты его слово в слово запишешь. Когда вернешься, перепечатай и оставь на моем столе.

Из кармана Мегрэ торчали вечерние газеты: в них на первых страницах были фотографии Пуана и его. Он не успел еще их просмотреть, но ему было заранее известно, что напечатано под жирными заголовками.

— Это все? — спросил Лапуэнт, направляясь к стенному шкафу за пальто и шляпой.

— Пока все.

Мегрэ сидел, продолжая задумчиво курить.

— Попробуйте-ка, ребята, вспомнить бывших полицейских с улицы Соссэ, которых оттуда выгнали или которые были вынуждены сами подать в отставку.

— Недавно? — спросил Люка.

— Неважно, когда. Допустим, за последние десять лет.

Торранс бросил:

— Можно составить целый список!

— Называй имена.

— Бодлен. Тот, который сейчас служит детективом в страховой компании.

Мегрэ попытался восстановить в памяти Бодлена — высокого бледного парня, которому пришлось уйти из полиции не из-за нечестности или нечистоплотности, а потому, что он тратил почти всю энергию и изобретательность не на исполнение служебных обязанностей, а на симуляцию всевозможных болезней.

— Кто еще?

— Фальконе.

Этому уже было за пятьдесят, и его попросили подать в отставку досрочно, так как он начал пить, и на него нельзя было положиться.

— Еще?

— Малыш Валенкур.

— Рост маленький.

Вопреки тому, что им казалось вначале, они смогли вспомнить всего несколько имен, и каждый раз, представив себе этого человека, Мегрэ качал головой

— Все не то. Он должен быть почти такой же комплекции, как я.

— Фише.

Раздался дружный взрыв смеха: этот Фише весил по меньшей мере сто двадцать килограммов.

— Благодарю! — буркнул Мегрэ.

Посидев еще немного с инспекторами, Мегрэ наконец поднялся и вздохнул.

— Люка! Позвони-ка на улицу Соссэ и попроси к телефону Катру.

Теперь, когда его интересовали лишь те инспектора, которые больше не работают в Сюртэ, у Мегрэ не было чувства, что он толкает друга выдать служебные секреты. Катру, проработавший двадцать лет на улице Соссэ, конечно, мог ответить на этот вопрос куда точнее и полнее, чем инспектор Уголовной полиции.

Все почувствовали, что у комиссара появилась идея, пока еще, правда, смутная и не до конца осознанная. По тому, как он стал вдруг угрюм, по тому, как смотрел на людей, не видя их, все понимали, что сейчас он уже знает, в каком направлении надо вести поиск.

Мегрэ тщетно пытался вспомнить имя, которое все время вертелось на кончике языка. Люка приятельски болтал по телефону, видимо, с каким-то хорошим знакомым.

— Катру нет на месте, патрон.

— Надеюсь, ты не хочешь мне сказать, что он уехал в командировку в другой конец Франции?

— Нет. Он болен.

— В больнице?

— Дома.

— Ты спросил его адрес?

— Я думал, вы его знаете.

Они с Катру действительно были старыми друзьями. Правда, в гости друг к другу не ходили. Мегрэ вспомнил, что однажды подвез Катру к его дому — где-то на бульваре Батиньоль — в конце, по левую сторону. И еще вспомнил, что справа от дома был ресторан.

— В газетах есть фотография Пикмаля?

— На вторых страницах.

— Никто не звонил по этому поводу?

— Пока нет.

Мегрэ прошел к себе в кабинет, не присаживаясь, распечатал несколько писем, отнес Торрансу бумаги, которые касались его, и, наконец, спустился во двор и задумался: что взять — полицейскую машину или такси. Решил взять такси. Хотя в его визите к Катру нет ничего особенного, благоразумней будет, если машина с набережной Орфевр не будет маячить у его дверей.

Начал Мегрэ с того, что спутал дом: теперь там было два ресторана в пятидесяти метрах друг от друга. Он справился у консьержки:

— Господин Катру?

— Второй этаж, направо. Лифт на ремонте.

Мегрэ позвонил. Он не узнал мадам Катру, которая открыла дверь, но она узнала его сразу.

— Входите, господин Мегрэ.

— Ваш муж лежит?

— Нет, сидит в кресле. У него грипп. Обычно он подхватывает его в начале зимы, а на этот раз заболел в конце.

На стенах висели портреты двоих детей — мальчика и девочки — во всех возрастах. Они уже обзавелись семьями, и фотографии их малышей продолжали коллекцию.

— Мегрэ? — раздался радостный возглас Катру еще прежде, чем комиссар вошел к нему в комнату.

Это была не гостиная, а просто большая комната, где, видимо, проходит большая часть жизни семьи. Катру, закутанный в теплый домашний халат, сидел у окна; на коленях у него и рядом на стуле лежали газеты; тут же стоял круглый столик, а на нем — чашка с отваром из трав. Больной держал сигарету.

— Тебе разрешают курить?

— Перестань! Хватит мне и жены! Я время от времени затягиваюсь, просто чтобы почувствовать вкус табака. — Голос у него был хриплый, глаза лихорадочно блестели. — Снимай пальто. Здесь страшно жарко. Жена считает, что я должен потеть. Садись.

— Вы что-нибудь выпьете, господин Мегрэ? — предложила жена Катру.

Она выглядела почти старухой, и комиссара это очень удивило. Он и Катру были, можно сказать, ровесниками. Мегрэ казалось, что его жена выглядит намного моложе.

— Ну, конечно, Изабель. Не спрашивай, а принеси лучше кувшинчик кальвадоса[9].

Наступило неловкое молчание. Катру, похоже, понимал, что его коллега из Уголовной полиции пришел не для того, чтобы справиться о здоровье, и, видимо, ждал куда более щекотливых вопросов, чем те, которые собирался задать Мегрэ.

— Не бойся, старина. Я не собираюсь ставить тебя, в затруднительное положение.

Катру бросил взгляд на первую страницу газеты, как бы спрашивая: «Из-за этого, да?»

Мегрэ взял рюмку кальвадоса.

— А мне? — возмутился Катру.

— Тебе нельзя, — ответила жена.

— Доктор ничего об этом не говорил.

— Я и без него знаю.

— Ну, капельку, только чтобы почувствовать вкус.

Она налила ему на донышко и вышла — так же поступила бы и мадам Мегрэ.

— Есть у меня одна мысль, — признался Мегрэ. — Только что я и мои инспектора пытались вспомнить всех полицейских, которые раньше работали у вас и были уволены.

Катру все еще смотрел на газету, пытаясь увязать то, что сказал Мегрэ, с прочитанным.

— А за что уволены?

— Неважно за что. Ты понимаешь, что я имею в виду. У нас тоже такое случается, но реже: нас меньше, чем вас.

Катру лукаво улыбнулся.

— Ты так думаешь?

— А, может быть, еще и потому, что мы занимаемся более ограниченным кругом дел. Короче, у нас меньше соблазнов. Ну вот, мы ломали голову, но вспомнили всего несколько фамилий.