— Поздравьте от меня Мерса. Я чуть было сам не сказал вам это недавно, но счел, что это слишком неопределенно и я рискую направить вас по ложному следу. При изучении ступней мне пришла мысль, что это, быть может, официант из кафе. У них, так же как у метрдотелей и полицейских агентов, особенно уличных постовых, ступни становятся плоскими не от ходьбы, а от долгого стояния.

— Вы говорили, что у него грязные ногти на руках.

— Верно. У метрдотеля не может быть траура под ногтями.

— У официанта из большого ресторана или богатого кафе тоже.

— Мерс больше ничего не обнаружил?

— Пока нет. Благодарю, доктор.

Прошло еще около часа. Мегрэ бродил по лаборатории, наклоняясь то к одному, то к другому сотруднику.

— Вас интересует, что у него под ногтями есть земля, смешанная с селитрой?

Как и Мегрэ, Мерс знал, где чаще всего встречается подобная смесь — в погребах, особенно сырых.

— Ее мало или много?

— Это меня и поразило. Человек не может так выпачкаться с одного раза.

— Иначе говоря, он имел привычку спускаться в погреб?

— Это только гипотеза.

— А руки?

— Я обнаружил под ногтями сходное вещество, но с другими примесями и с мельчайшими крупинками красного сургуча.

— Какой употребляют для запечатывания бутылок с вином?

— Да.

Мегрэ был почти разочарован: загадка оказывалась слишком легкой.

— В общем, это владелец бистро, — проворчал он. И в памяти его всплыл образ худой черноволосой женщины, которая утром подавала им вино. В таком квартале, как набережная Вальми, не было недостатка в живописных индивидуумах. Но Мегрэ редко приходилось встречать тот тип инертности, который он отметил у этой женщины. Это было трудно объяснить. Большинство людей, глядя на вас, чем-то с вами обмениваются, устанавливается какой-то контакт, пусть даже этот контакт выражается в недоверии и вызове.

С этой женщиной, напротив, не установилось ничего. Она подошла к стойке без удивления и без страха, с признаками усталости, которая, наверно, никогда ее не покидала.

А может быть, это было безразличие? Она также не была ни пьяна, ни больна, во всяком случае, в тот момент. Тогда же утром Мегрэ дал себе слово еще раз наведаться к ней, хотя бы только для того, чтобы разобраться, клиентура какого рода посещает это заведение.

— У вас есть идея, шеф?

— Может быть.

Мегрэ предпочел не объяснять. В четыре часа дня он позвал Лапуэнта, который работал у себя над бумагами.

— Отвезешь меня?

— На канал?

— Да.

— Надеюсь, машину успели вымыть.

На женщинах были уже светлые шляпки. Этой весной моден красный цвет, цвет мака. Над террасами опустили оранжевые и полосатые тенты.

На набережной Вальми они вышли из машины. Виктор все еще обшаривал дно канала. Жюдель тоже был на месте.

— Ничего нового?

— Ничего.

— И одежды никакой?

— Мы занялись бечевкой, которой были обвязаны пакеты. Если вы сочтете нужным, я пошлю ее в лабораторию. По виду это обычная толстая бечевка, которой пользуются большинство лавочников. Я велел расспросить окрестных торговцев скобяными изделиями. Результатов пока нет. Что до газет, клочья которых я велел просушить, то они в основном за прошлую неделю.

— За какое число последняя?

— Утренний субботний выпуск.

— Ты знаешь бистро, что расположено чуть выше улицы Тераж, рядом с магазином аптекарских товаров?

— «У Каласа»?

— Я не посмотрел на вывеску. Маленький темный зал, ниже тротуара, с большой печью посредине и с черной трубой, которая идет почти через всю комнату.

— Ну да, это у Омера Каласа.

Квартальные инспекторы лучше знали эти места, чем их коллеги с набережной Орфевр.

— Какого сорта заведение? — спросил Мегрэ, глядя на пузырьки воздуха, отмечавшие передвижение Виктора по дну канала.

— Спокойного. Не помню, чтобы у хозяев были какие-либо осложнения с нами.

— Омер Калас родом из деревни?

— Наверно. Можно посмотреть в списках. Большая часть владельцев бистро приезжает в Париж в качестве слуг или истопников, потом женится на кухарках и под конец открывает собственные заведения.

— Они давно здесь?

— Они уже были здесь, когда я начал работать в этом квартале. Я всегда знал бистро таким, каким вы его видели. Это почти напротив нашего участка, и я иной раз захожу к ним выпить глоток вина. У них хорошее белое вино.

— Обслуживает посетителей обычно сам хозяин?

— Большую часть дня. Кроме нескольких часов после обеда, когда он ходит играть на бильярде в кабачок на улице Лафайет. Он прямо-таки помешан на бильярде.

— В его отсутствие его заменяет жена?

— Да. Они не держат ни прислуги, ни официанта. Припоминаю, что у них, кажется, была когда-то служаночка, но не знаю, куда она делась.

— Какая у них клиентура?

— Трудно сказать. — Жюдель почесал затылок. — Во всех бистро квартала клиенты более или менее одинаковые. И в то же время в каждом особые. «У Пополя», например, что возле шлюза, шумно с утра до вечера. Много пьют, много галдят, и воздух всегда синий от курева. После восьми вечера там обычно встретишь нескольких женщин, у которых тоже постоянные клиенты.

— А у Омера?

— Ну, прежде всего, его бистро не на таком людном месте. Потом, как-то темнее, печальней. Вы, должно быть, убедились, что там, внутри, не так уж весело. Утром туда приходят выпить стаканчик рабочие с ближайших верфей, в полдень некоторые туда приносят с собой еду и берут пол-литра белого вина. После обеда — тише. Омер и выбрал это время для игры на бильярде. В час аперитива снова набирается народ. Мне случалось заходить туда вечером. Каждый раз я видел лишь игру в карты за одним столиком да две-три фигуры у стойки. В таких местах, если ты не завсегдатай, всегда чувствуешь себя чужаком.

— Омер женат на этой женщине?

— Никогда не задумывался над этим. Это легко проверить. Можно хоть сейчас пойти в комиссариат и посмотреть в книгах.

— Вы мне потом дадите эту справку. Сейчас, кажется, Омер Калас в отъезде?

— Это она вам сказала?

— Да.

В этот час баржа братьев Нод пришвартовалась к Арсенальной набережной и краны начали разгрузку тесаного камня.

— Я хочу, чтобы вы составили мне список окрестных бистро, где хозяин или слуга отсутствуют с воскресенья.

— Вы считаете, что…

— Это идея Мерса. Возможно, неплохая. Пройдусь туда.

— К Каласу?

— Да. Идем, Лапуэнт.

— Завтра снова вызывать Виктора?

— Это значило бы швырять на ветер деньги налогоплательщиков. Если он ничего не нашел сегодня, значит, там нечего больше искать.

— Он тоже так считает.

— Пусть заканчивает и не забудет прислать мне завтра донесение.

Проходя мимо улицы Тераж, Мегрэ бросил взгляд на грузовики, стоявшие перед огромными воротами, над которыми красовалась надпись: «Руле и Ланглуа».

— Интересно, сколько их там? — подумал он вслух.

— Чего? — спросил Лапуэнт.

— Грузовиков.

— Каждый раз, когда я еду в деревню на машине, они мне попадаются на дороге. Их чертовски трудно обогнать.

Трубы на крышах уже были не розовые, как утром, а темно-красные в лучах заходящего солнца, и небо приняло бледно-зеленый оттенок, почти тот зеленый цвет, который свойствен морю перед самым наступлением ночи.

— Вы думаете, шеф, что женщина способна проделать такую работу?

Он думал о худой темноволосой женщине, которая подавала им утром.

— Возможно. Откуда мне знать?

Может быть, Лапуэнт тоже считает, что это было бы слишком просто? Когда дело осложнялось и вопрос казался неразрешимым, все на Набережной, начиная с Мегрэ, становились брюзгливы и раздражительны. Если, напротив, случай, представлявшийся поначалу сложным, оказывался простым и банальным, те же инспектора и тот же комиссар не могли скрыть разочарования.

Они подошли к бистро. Из-за низкого потолка там было более темно, чем в других, и поэтому над стойкой уже горела лампа.

Женщина в том же платье, что утром, обслуживала двух посетителей, по виду служащих; она не вздрогнула, узнав Мегрэ и его спутника.

— Что будете пить? — спросила она.

— Белое.

За стойкой, в бачке из оцинкованного железа, стояло несколько незакупоренных бутылок этого вина. Очевидно, время от времени приходилось спускаться в погреб и наполнять их из бочки. Рядом со стойкой пол не был покрыт красными плитками, и виднелся люк, приблизительно метр на метр, который вел под землю.

Мегрэ и Лапуэнт не стали садиться. По замечаниям, которыми обменивались люди, стоявшие рядом с ними, они поняли, что это не служащие, а санитары, идущие на ночное дежурство в больницу Св. Людовика на той стороне канала. Один из них спросил у хозяйки тоном завсегдатая:

— Когда вернется Омер?

— Вы же знаете, он мне никогда об этом не говорит.

Ответила она без замешательства, тем же безразличным тоном, каким утром говорила с Мегрэ. Рыжий кот все так же сидел около печки, от которой, казалось, и не отходил.

— Да, придется теперь полиции поискать голову! — сказал тот, кто задал вопрос.

Говоря это, он наблюдал за Мегрэ и его спутником. Может быть, он видел их утром у канала?

— Ее ведь не нашли, а? — продолжал он, обращаясь прямо к Мегрэ.

— Пока нет.

— Вы надеетесь, что ее найдут?

Молчавший санитар не выдержал и спросил:

— Вы не комиссар Мегрэ?

— Он самый.

— Я так и думал. Я часто видел ваш портрет в газетах.

Женщина по-прежнему хранила спокойствие и, казалось, не слышала.

— Чудно, что на сей раз на куски разделали мужчину! Идем, Жюльен? Сколько с меня, мадам Калас?