Жорж Сименон - Мегрэ и старики

— Но не уехали?

— Накануне отъезда он приехал за мной.

— Вы знаете принца Филиппа?

— Если вы на самом деле читали письма, у вас нет нужды спрашивать об этом.

— Вы мне не ответили.

— Я его видела, когда он был маленьким на улице Варенн.

— Вам не пришло в голову позвонить сегодня утром принцессе, прежде чем отправляться на набережную Орсе?

Она невозмутимо посмотрела ему в глаза.

— Почему вы этого не сделали, ведь, как вы сами говорите, долгое время были связующим звеном между ними?

— Потому что сегодня день похорон принца.

— А потом, когда мы отлучались, у вас не возникало желания известить ее?

— В кабинете все время кто-нибудь был.

В дверь постучали. Это был полицейский, дежуривший у входа:

— Не знаю, будет ли это вам интересно. Но думаю, я правильно сделал, что принес вам эту газету.

Это была вечерняя газета, вышедшая, должно быть, часом раньше. Крупный заголовок на две колонки в низу полосы гласил:

«ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ ПОСЛА».

Текст был краток.

«Сегодня утром был обнаружен у себя в квартире на улице Сен-Доминик труп графа Армана де Сент-Илера, долгое время работавшего послом Франции в разных столицах, в том числе в Риме, Лондоне, Вашингтоне.

Находясь несколько лет в отставке, Арман де Сент-Илер опубликовал два тома мемуаров и занимался правкой корректурных оттисков третьего тома, когда, похоже, и был убит.

Преступление было обнаружено рано утром старой служанкой.

Пока не известно, была ли причиной убийства кража или же нужно искать ее в другом».

Мегрэ протянул газету Жакетте и посмотрел на телефон. Он задавался вопросом, узнали ли об этом на улице Варенн из газеты или кто-нибудь сообщил Изабель эту новость.

В этом случае, какова была ее реакция? Отважится ли она сама прийти сюда? Или пришлет сына за информацией? А может, будет ждать в тиши своего особняка, где в знак траура закрыли ставни?

Не следовало ли ему, Мегрэ…

Он поднялся, недовольный собой, недовольный всем на свете, подошел к окну, выходящему в сад и, к великому неудовольствию Жакетты, стал выколачивать трубку о каблук ботинка.

Старая дева, маленькая, чопорно сидящая в своем кресле, с ужасом прислушивалась к голосу комиссара: она еще не слышала, чтобы Мегрэ говорил таким тоном. Правда, обращался комиссар не к ней, а к кому-то невидимому на другом конце провода.

— Нет, месье Кромьер, я не составлял никакого коммюнике для прессы и не приглашал ни журналистов, ни фотографов, как это охотно сделали бы господа министры. Что же до вашего второго вопроса, то я не имею ничего нового вам сообщить, никакой, как вы говорите, зацепки; а если мне что-то и удастся обнаружить, я тут же представлю рапорт судебному следователю…

Он заметил, как Жакетта исподтишка бросила быстрый взгляд на Жанвье. Похоже, хотела обратить его внимание на несдержанность комиссара; на губах ее играла легкая улыбка, словно старушка хотела сказать:

«Ну и начальник у вас, инспектор…»

Мегрэ увел коллегу в коридор:

— Я пока забегу к нотариусу. А ты продолжай допрашивать ее, только помягче, не слишком дави — сам знаешь, что я хочу сказать. Может быть, тебе повезет больше, чем мне, и ты ее как-нибудь очаруешь.

По правде говоря, если бы он еще утром мог предвидеть, что будет иметь дело с упрямой старой девой, то захватил бы с собой Лапуэнта, а не Жанвье: всей уголовной полиции было известно, что Лапуэнт лучше, чем кто бы то ни было, умеет обращаться с дамами преклонных лет. Одна из них даже как-то сказала ему, покачав головой: «Не могу понять, как такой воспитанный молодой человек занимается подобным ремеслом… — И добавила: — Уверена, это заставляет вас страдать».

Комиссар очутился на улице, где перед домом караулил всего один журналист: его сотоварищи отправились в ближайшее бистро освежиться.

— Ничего нового, старина… Можешь не ходить за мной.

Ему не пришлось далеко идти: в этом деле вообще далеко ходить не приходилось. Можно было смело сказать, что для всех, кто был так или иначе в это дело замешан, Париж ограничивался несколькими улицами аристократических кварталов.

Дом нотариуса на улице Вийерсексель был построен в ту же эпоху, в том же стиле, что и дом на улице Сен-Доминик: во двор тоже вели ворота, широкая лестница была застлана красным ковром, а лифт поднимался и опускался мягко и бесшумно. Но комиссару не пришлось воспользоваться им, ибо кабинет располагался на втором этаже. Кожаная обивка двойных дверей была превосходно вычищена, и табличка, приглашавшая посетителей входить без стука, тоже сверкала.

Ну, если опять придется иметь дело со стариками…

Он был приятно удивлен, когда среди клерков заметил красивую женщину лет тридцати.

— Могу я видеть месье Обонне?

Конечно, в конторе было слишком тихо, даже как-то торжественно, но его не заставили ждать и тут же провели в просторную комнату, где мужчина всего лишь лет сорока пяти поднялся ему навстречу.

— Я — комиссар Мегрэ… пришел к вам по делу одного из ваших клиентов, графа де Сент-Илера.

Его собеседник отозвался с улыбкой:

— В таком случае это касается не меня, а моего отца. Пойду посмотрю, свободен ли он сейчас…

Месье Обонне-сын прошел в соседнюю комнату и пробыл там какое-то время.

— Сюда, пожалуйста, месье Мегрэ…

Разумеется, на этот раз перед комиссаром воистину оказался старец, к тому же в не слишком хорошей форме. Обонне-отец, часто моргая глазами, восседал в кресле с высокой спинкой, и вид у него был такой, словно его только что разбудили.

— Говорите погромче… — посоветовал сын перед тем, как уйти.

Когда-то месье Обонне был очень толстым. Он и сейчас сохранил некоторую полноту, но тело его стало дряблым, всюду висели складки. Одна нога была в ботинке, а другая, с распухшей лодыжкой, — в войлочном шлепанце.

— Полагаю, вы пришли поговорить со мной о моем бедном друге?..

Рот его тоже одряб, и слова звучали нечленораздельно. Но, во всяком случае, из него не нужно было клещами вытягивать сведения: что-что, а поболтать он любил.

— Представьте себе: мы с Сент-Илером познакомились в Станисла… Когда же это было?.. Погодите-ка… Мне семьдесят семь… Значит, прошло семьдесят лет с тех пор, как мы вместе учились в классе риторики… Его прочили в дипломаты… Я же мечтал стать кавалерийским офицером… В те времена была еще кавалерия… Конники не пересели на мотоциклы… Но знаете ли вы, что за всю жизнь мне так и не довелось поездить верхом?.. А все потому, что я был единственный сын и должен был унаследовать дело отца…

Мегрэ даже не стал спрашивать, жил ли его отец в этом же самом доме.

— Сент-Илер еще в коллеже любил пожить, был бонвиваном — но, знаете, бонвиваном весьма редкого свойства: утонченным до кончиков ногтей…

— Полагаю, он оставил завещание у вас?

— Его племянник, маленький Мазерон, только что спрашивал меня об этом. Я уверил его…

— Племянник наследует все имущество?

— Нет, не все. Это завещание я знаю наизусть: сам его заверял.

— Давно?

— Последнее — лет десять тому назад.

— Предыдущие завещания чем-то от него отличались?

— Только в деталях. Я не смог показать документ племяннику, потому что он должен быть обнародован в присутствии всех заинтересованных лиц.

— И кто же эти лица?

— В общих чертах картина следующая: Ален Мазерон получает недвижимость на улице Сен-Доминик и большую часть состояния, которое, впрочем, не столь уж значительно. Жакетте Ларрье, экономке, завещана пожизненная рента, которая обеспечит ей безбедную старость. Что же до мебели, безделушек, картин, личных вещей, то Сент-Илер завещал их старинной приятельнице…

— Изабель де В.

— Вижу, вы в курсе.

— Вы знакомы с ней?

— Довольно близко. Еще лучше я знал ее мужа: он был в числе моих клиентов.

Не удивительно ли, что оба они избрали одного и того же нотариуса?

— Они не боялись, что могут столкнуться лицом к лицу в вашей конторе?

— До этого так ни разу и не дошло. Вероятно, они об этом даже не думали, да и сомневаюсь, чтобы это смутило их. Видите ли, даже если они и не стали друзьями, то не могли не уважать друг друга: оба были людьми чести, а кроме того, обладали отменным вкусом…

Даже слова эти, казалось, принадлежали прошлому!

В самом деле, давненько Мегрэ не доводилось слышать такое определение: человек чести.

А старый нотариус, погрузившись в кресло, тихо смеялся какой-то внезапно мелькнувшей мысли.

— Отменным вкусом, да! — повторил он лукаво. — Можно было бы добавить, что в некоторой области их вкусы сходились… Теперь, когда оба умерли, я не думаю, что погрешу против профессиональной этики, если кое о чем проболтаюсь, — тем более, что и вам, в силу вашего ремесла, подобает сдержанность… Нотариус — почти всегда доверенное лицо. А Сент-Илер, ко всему прочему, был моим старым другом и рассказывал мне обо всех своих похождениях… Более года они с принцем посещали одну и ту же любовницу, красивую полногрудую девицу, которая выступала в каком-то ревю на Бульварах… Ни один из них так и не догадался… У каждого был свой день… — Старикан игриво подмигнул Мегрэ. — Эти люди умели жить… Уже много лет, как я не практикую; мой старший сын ведет все дела… Тем не менее я каждый день спускаюсь сюда, в кабинет, и продолжаю обслуживать старинных клиентов…

— У Сент-Илера были друзья?

— Его друзья — как мои клиенты. В нашем возрасте видишь, как ровесники умирают один за другим. Думаю, в конце концов ему осталось навещать только меня. Он сохранил здоровые ноги и каждый день совершал прогулку. Он часто поднимался повидать меня, садился туда, где сидите вы…