Солнце вливалось в комнату, дробясь в оконном переплете на мелкие осколки, плясало на безделушках, посылало оттуда зайчиков, рисовало на лаке стола четкие контуры листа липы. Мадам Леруа производила на кухне такой грохот, словно передвигала там мебель.

В саду возобновилась работа скребка.

Мегрэ казалось, что он и не переставал слышать эти поскребывания. Однако, открыв глаза, он с удивлением увидел в метре от себя лицо Валентины.

Она поспешила улыбнуться ему, чтобы он не почувствовал себя неловко. Он же лишь пробормотал, еле разжимая рот:

— Кажется, я вздремнул.

Глава 7

Предсказания альманаха

Когда Мегрэ прощался со старой дамой, они были в таком добром и веселом расположении духа, что им было бы впору похлопывать друг друга по плечу.

Но сохранила ли Валентина свою улыбку, когда за ним захлопнулась дверь? Или же, как это бывает после безудержных взрывов смеха, у нее резко изменилось настроение, когда она осталась наедине с молчаливой мадам Леруа?

Мегрэ был скорее озабочен; он слегка волочил ноги, направляясь в город, к дому доктора Жолли. Вдруг, словно из-под земли, вырос перед ним Кастэн, вернее говоря, инспектор выскочил из кабачка, где учредил наблюдательный пункт и уже долгое время ждал комиссара, играя в карты.

— Я был у доктора, патрон. Роза ничем не была больна. Ее распирало от здоровья. И все же она время от времени приходила к доктору, а тот, чтобы доставить ей удовольствие, прописывал безвредные лекарства…

— Какие же?..

— Гормоны, например. Она сама их требовала, потому что все время толковала о своих гландах.

Кастэн, шагая рядом с комиссаром, спросил удивленно:

— И вы идете туда?

— Мне нужно задать доктору только один вопрос. Подожди меня.

Он обратился на «ты» к инспектору, хотя тот не работал в его отделе. Это тоже кое-что значило. Показался большой квадратный дом с увитыми плющом стенами, с садом, похожим на небольшой парк.

— Здесь он живет, — сказал Кастэн. — Но принимает больных во флигеле слева.

Флигель походил на ангар. Должно быть, здесь не обошлось без мадам Жолли, которая терпеть не могла больных и запаха лекарств, — вот она и выставила все это из своего дома.

— Постарайтесь, чтобы он узнал вас сразу, как откроется дверь, иначе придется ждать несколько часов.

Беленные известью стены. Вокруг на скамейках женщины, дети, старики. Не меньше двенадцати человек ждали очереди. Мальчишка с большой повязкой на голове, женщина в шали тщетно пытается утихомирить младенца, которого держит на руках. Все взгляды устремлены к двери в глубине, за которой слышатся голоса. Мегрэ повезло: дверь отворилась почти тотчас же, вышла толстая крестьянка. Доктор оглядел комнату и заметил комиссара:

— Входите, прошу вас. Извините, одну только минуту. — Он сосчитал пациентов, отделяя плевелы от зерен, потом указал на трех или четырех человек: — Вас я сегодня не смогу принять. Приходите послезавтра в то же время. — И закрыл дверь. — Пройдемте в дом. Вы что-нибудь выпьете?

— У меня к вам только один вопрос.

— Но я очень рад видеть вас и не отпущу вас так быстро. — Он раскрыл боковую дверь и через сад повел комиссара к большому квадратному дому. — Жаль, что именно сегодня жена уехала в Гавр. Она была бы счастлива познакомиться с вами.

Дом был богатый, комфортабельный, немного сумрачный из-за больших деревьев в саду.

— У меня только что был инспектор, и я ему сказал, что Роза была абсолютно здорова и могла бы дожить до ста лет. Редко мне приходилось встречать такую здоровую семью, как эти Трошю. Вам самому надо бы видеть эту крепышку.

— Она не была беременной?

— Что за странный вопрос? Что угодно мог бы я думать, только не это. Она была у меня совсем недавно и ни о чем подобном даже не заикнулась. Месяца три назад я ее обследовал всесторонне и могу поклясться, что к тому времени она не жила еще половой жизнью. Что я могу вам предложить, господин комиссар?

— Благодарю, ничего. Я только что от Валентины и там был вынужден выпить больше, чем мне хотелось.

— Как она себя чувствует? Вот вам еще одна — завидное здоровье! Могла бы вполне обходиться без докторов.

Очаровательная женщина, вы не находите? Я знал ее еще до ее второго брака, даже до первого. Я и роды принимал у нее.

— Вы находите ее вполне нормальной?

— Вы имеете в виду ее разум? Вероятно, вы спрашиваете потому, что она выставляет напоказ свои причуды? Поосторожнее с такими людьми, комиссар. Как правило, это самые рассудительные головы. Она-то отлично знает, что делает! И всегда это знала. Она любит свой маленький мирок, свой домик, свой комфорт. Можно ли упрекать ее в этом? Словом, я за нее не беспокоюсь.

— Ну а Роза?

Мегрэ не забывал о больных, которые ждали, — о женщине с младенцем на руках, о мальчике с забинтованной головой. Но доктор, видимо, не торопился. Он закурил сигару, поудобнее устроился в кресле, словно готовясь к длинному разговору.

— Во Франции тысячи таких девушек, как Роза. Из какой она семьи, вам известно. Вероятно, проучилась в деревенской школе года три, не больше. Потом случайно попала в другое окружение. Там с ней чересчур много разговаривали. Слишком много читала сама. Знаете, о чем она спросила меня как-то, придя ко мне на прием? Что я думаю о теории Фрейда! Она все приставала ко мне: в порядке ли у нее железы внутренней секреции. Да разве все упомнишь? Я делал вид, что принимаю ее всерьез. Выслушивал ее, прописывал лекарства, которые были безвредны, как вода.

— Бывала ли она печальной?

— Никогда. Напротив, она была веселого нрава, казалась беззаботной. Но временами она ударялась в эти свои размышления, как она это называла, и тогда вдруг становилась очень серьезной. Должно быть, у Валентины она откопала Достоевского и прочла всего — от корки до корки.

— Из лекарств, что вы прописывали ей, ни одно не содержало в себе мышьяка?

— Ни одно, будьте уверены.

— Благодарю вас, доктор.

— Вы уже уходите? Мне так хотелось, чтобы вы остались подольше.

— Наверное, я еще побываю у вас.

— Ну, если вы обещаете…

Доктор вздохнул с досадой: ему, видимо, не хотелось возвращаться к больным.

Кастэн ждал на улице.

— Что вы сейчас собираетесь делать?

— Съезжу в Ипор.

— Подбросить вас на моей «симке»?

— Нет, не надо. Позвони-ка лучше жене и предупреди ее, что ты сегодня можешь вернуться домой позже обычного. А то и вовсе ночевать дома не будешь.

— Она к этому привыкла. Как же вы туда доберетесь? В это время автобусы уже не ходят. Не пешком же вы собираетесь идти.

— Я возьму такси.

— Если одно из двух такси свободно. Ведь здесь, в Этрета, всего два такси. Стоянка вон там, на углу улицы. А мне чем заняться это время?

— Поищи Тео Бессона.

— Ну, это не слишком трудно. Стоит только обойти кабачки. А потом?

— Это все. Последи за ним.

— Незаметно?

— Ничего не случится, если он тебя и заметит. Главное, не упускай его. Если он выедет из города на машине, у тебя есть твоя «симка»[4]. Поставь ее неподалеку от его авто. В этом случае черкни мне пару слов и оставь записку у меня в отеле. Не думаю, чтобы он мог далеко уехать.

— Если вы едете повидать семейство Трошю, желаю вам приятно провести время.

Солнце уже начало клониться к закату, когда Мегрэ выезжал из города на такси, шофер которого то и дело оборачивался к нему, чтобы поговорить. Комиссар, казалось, был в полудреме, лишь время от времени делал затяжку из своей трубки. Сельский пейзаж приобрел темно-зеленый оттенок, на фермах уже зажигались огоньки, в загонах мычали коровы.

Ипор оказался рыбацкой деревней, в которой, как и повсюду на побережье, было несколько каменных домов, где сдавались комнаты для приезжих. Шофер спросил, как ему проехать, — он не знал семьи Трошю. Наконец он остановился перед одноэтажным домом, на ограде которого сушились сети.

— Подождать вас? — спросил шофер.

— Да, пожалуйста.

В окне смутно обрисовалось чье-то лицо. Мегрэ постучал в дверь, из-за которой доносилось звяканье вилок, стало быть, семейство было за столом.

Дверь ему открыл Анри, рот у него был полон, и он молча смотрел на комиссара, не приглашая его войти.

В глубине комнаты горел огонь в очаге, над которым был подвешен объемистый котел. Рядом стояла печь, великолепная, почти новая печь, но можно было догадаться, что это предмет роскоши, которым пользуются лишь в редких случаях.

— Могу я поговорить с вашим отцом?

Старик тоже видел Мегрэ, но пока молчал. Их было пятеро или шестеро вокруг длинного стола без скатерти; перед ними дымились тарелки, а в центре стояло огромное блюдо — картошка и треска в сметане. Мать повернулась спиной к двери. Маленький русоволосый мальчонка вертел головой, стараясь увидеть пришельца.

— Впусти его, Анри, — проговорил наконец старик, с почти торжественной значительностью. Казалось, он говорил всему своему семейству: «Не пугайтесь: я здесь, и ничего с вами не случится».

Анри не сел на место, а остался стоять возле железной кровати, над которой висела лубочная картинка, изображавшая «Анжелюс» Милле.

— Вы, наверное, начальник того, кто уже был у нас?

— Я комиссар Мегрэ.

— Что вам еще от нас надо?

У него была выразительная голова моряка, какие любят художники-самоучки. Даже дома он не расставался со своей морской фуражкой. Он был одинаков в высоту и в ширину, и синий свитер подчеркивал его могучие плечи.

— Я пытаюсь установить, кто убил…

— Мою дочь! — закончил Трошю, как бы уточняя этим, что убили именно его дочь, а не чью-то еще.