— Разумеется, вы понятия не имеете, кто мог украсть вашу машину? Вы вынули ключ?

— Нет, я всегда кладу ключ в отделение для перчаток. При моей рассеянности это единственное средство не потерять его.

Мегрэ то и дело прислушивался к шуму в коридоре; со стороны могло показаться, что допрос он ведет нехотя, для проформы.

Голлан этого явно не ожидал.

— Теперь я могу вернуться к своей даме? Я ведь пригласил ее поужинать вместе, — спросил он уже более мирным тоном.

— Подождите еще самую малость. Боюсь, что вы мне очень скоро понадобитесь.

Тут Мегрэ услышал шаги в коридоре, потом в соседней комнате открыли дверь, захлопнули ее снова, и за стеной зазвучал молодой женский голос.

(Этот вечер остряки управления окрестили потом «часами открытых дверей».)

— Жанвье, зайди ко мне. Я выйду на минутку, а ты составь компанию мосье Голлану. Предложи ему перекусить — вот пиво, бутерброды. Ведь мы сорвали ему ужин…

…Несколько инспекторов, которых Мегрэ на всякий случай задержал на работе, и сам герой дня Лагрюм украдкой поглядывали на очаровательную девушку в синем костюме, которая, в свою очередь, смотрела на них во все глаза.

— Вы комиссар Мегрэ, да? Я видела вашу фотографию в газетах. Он умер? Скажите мне сразу…

— Нет, нет, мадемуазель Ожье. Он тяжело ранен, но врачи надеются его спасти.

— Это он рассказал вам обо мне?

— Нет, говорить он еще не может и не заговорит раньше чем через два-три дня. Пройдемте ко мне, мадемуазель.

Он провел ее в небольшую комнату в конце коридора и плотно прикрыл за собой дверь.

— Надеюсь, вы понимаете, что дорога каждая минута. Поэтому обо всех подробностях расскажете потом. А сейчас я задам вам лишь несколько вопросов. Это вы сообщили инспектору Лоньону, что в доме напротив не все ладно?

— Нет. Я ничего не замечала. Видела только, что в ателье у них часто горел свет по вечерам.

— Как и где вы познакомились с Лоньоном?

— Инспектор остановил меня как-то на улице по дороге домой. Сказал, что знает, где я живу и что ему очень нужно провести два-три вечера в моей квартире, последить кое за кем из окна. Он тут же показал мне полицейский значок и служебное удостоверение. Я ему не сразу поверила: чуть было не позвонила в полицейский участок.

— И что же вы решили?

— Мне стало его жаль. У него был такой несчастный вид. Он сказал, что ему всю жизнь не везло, но что теперь он напал на крупное дело и все может измениться, если я ему помогу.

— Он сказал вам какое?

— Потом сказал.

— Вы остались с ним дома в первый вечер?

— Да, мы вместе постояли в темноте у окна. Занавески в ателье напротив не сходятся, и время от времени мы видели в полосе света человека с палитрой и кистью в руках.

— Во всем белом? С чалмой из полотенца на голове?

— Да. Я еще засмеялась и сказала, что он похож на привидение.

— Вы видели, как он рисовал?

— Один раз. В тот вечер он поставил мольберт как раз напротив того места у окна, где расходились занавеси, и рисовал прямо как одержимый.

— Что значит «как одержимый»?

— Не скажу точно почему, но мне показалось, что он безумец…

— Кого-нибудь еще вы видели в ателье?

— Да, женщину.

— Высокую брюнетку?

— Нет, нет, не мадам Йонкер. Ее бы я узнала.

— А самого Йонкера вы видели?

— В ателье нет. Один раз я заметила там какого-то лысого мужчину средних лет.

— Что же произошло вчера вечером?

— Легла я рано, как обычно. Я очень устаю на работе и отсыпаюсь, когда могу. У нас в салоне часто работают допоздна, особенно если в городе готовятся к какому-нибудь балу или приему.

— Лоньон сидел в гостиной?

— Да. К тому времени мы уже подружились. Но не подумайте, что он пытался ухаживать. Он только говорил со мной ласково, по-отечески и все хотел меня как-то отблагодарить: то плитку шоколада принесет, то букетик фиалок.

— В десять часов вы уже спали?

— Я была в постели, но еще не заснула. Читала журнал. Лоньон постучал ко мне и сказал, что есть новости: только что какие-то двое увезли того художника в белом, да так быстро, что сам он не успел и отойти от окна. Инспектор был очень взволнован. «Пожалуй, останусь еще ненадолго, — говорит. — Может быть, один из них и вернется». Потом он снова уселся в кресле у окна, а я уснула. Разбудили меня выстрелы, выглянула я на улицу и увидела на тротуаре распростертое тело. Я начала второпях одеваться. Тут ко мне поднялась консьержка и рассказала, что случилось.

— Почему же вы убежали?

— Я подумала, что, если гангстеры знают, кто он и что делал в моей квартире, они доберутся и до меня. В ту минуту я и сама еще не знала, куда идти и что делать.

— Вы взяли такси?

— Нет, спустилась к площади Клиши и зашла в ночное кафе. Только долго там не высидишь — туда по ночам девицы со всего Монмартра идут на огонек. Вот и стали они на меня пялиться. Тут я вспомнила об одной загородной гостинице, где я в свое время бывала не раз с одним моим другом…

— С Жан-Клодом?

— Он вам все выложил?

— Мадемуазель, не сердитесь и поймите меня правильно! Потом вы расскажете обо всех ваших приключениях, и я с превеликим удовольствием вас послушаю. Но сейчас надо спешить. Сделайте одолжение, подождите меня в комнате инспекторов, я сейчас вас туда провожу. Жанвье тем временем запишет ваши показания.

— А Лоньон не ошибся? Он действительно напал на след?

— Лоньон знает свое дело и редко ошибается. Он сказал вам правду — ему и впрямь всю жизнь не везло. У самой цели кто-нибудь всегда перебегал ему дорогу. А теперь и того хуже: беднягу подстрелили, когда он мог уже праздновать победу.

Комиссар провел Маринетту к инспекторам и вернулся в свой кабинет, где его ждал Жанвье.

— Иди к себе, — сказал он ему, — запишешь показания мадемуазель.

Голлан вскочил как ужаленный.

— Вы и ее привезли сюда?

— Успокойтесь, мосье Голлан, это другая, совсем другая. Была бы ваша — я сказал бы: «допросишь эту особу». Вот так-то. Кстати, вы все еще не вспомнили, кто такой Хобсон по кличке Лысый Стэн?

— Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.

— Воля ваша. Садитесь. Сейчас у меня будет телефонный разговор, и вам, пожалуй, стоит его послушать. Соедините меня, пожалуйста, с господином Норрисом Йонкером с авеню Жюно. Господин Йонкер? Говорит Мегрэ. С тех пор как мы расстались, я нашел ответы на многие из тех вопросов, которые вам задавал, — правильные ответы, учтите! Сейчас, например, в моем кабинете сидит мосье Голлан. Он недоволен, что его побеспокоили, и все еще не знает, где его машина. Да, желтый «ягуар». Тот самый, который стоял вчера у вашего подъезда и в котором вчера же в десять часов вечера двое неизвестных увезли вашего квартиранта. Вот именно, вашего квартиранта. Как говорят, в довольно жалком виде: на ногах — ни носков, ни ботинок… Слушайте меня внимательно, господин Йонкер. Я имею все основания немедленно или самое позднее завтра утром арестовать вас за незаконные торговые операция. Какие? Вы знаете сами какие. На всякий случай ставлю вас в известность, что ваш дом под наблюдением полиции. Вам все понятно? Так вот, попрошу вас явиться сюда как можно скорее вместе с мадам Йонкер. Мы продолжим нашу сегодняшнюю беседу. Если ваша супруга откажется ехать, скажите ей, что нам о ней решительно все известно. Не исключено, что, кроме мосье Голлана, она встретит у нас и некоего Хобсона — он же Лысый Стэн. Помолчите пока, господин Йонкер! Говорить будете потом и, поверьте, очень скоро. Вы уже замешаны в деле о подлогах; это, конечно, неприятно, но соучастие в убийстве куда хуже, не правда ли? Думаю, что вы не знали о задуманном покушении на инспектора Лоньона, возможно, не знал об этом и мосье Голлан. Но боюсь, что сейчас в эти минуты готовится еще одно преступление, прямым соучастником которого вы рискуете стать! Речь идет о человеке, которого вы держали у себя взаперти. Вы еще спрашиваете, где он! Это вы мне скажите, кто и куда его увез. Нет! Не когда подъедете, а сейчас по телефону, немедленно, слышите, господин Йонкер!

До его слуха донесся женский шепот. Видно, Мирелла шептала что-то мужу на ухо. Что она там ему советует?

— Клянусь вам, господин Мегрэ…

— Повторяю, время не терпит!

Вскоре в трубке снова раздался голос Йонкера:

— Улица де Берри, 27-бис, Марио де Лючиа. Он и увез Фредерико…

— Фредерико — это художник, работавший в вашем ателье?

— Да. Фредерико Палестри.

— Так жду вас, господин Йонкер. Не забудьте — вместе с женой!

И, даже не взглянув на американского искусствоведа, Мегрэ снова снял трубку.

— Соедините меня с комиссариатом восемнадцатого района. Алло! Кто у телефона? Дюбуа? Возьмите с собой трех-четырех человек. Да, не меньше — это опасный тип. Поедете на улицу де Берри, 27-бис, подниметесь в квартиру Марио де Лючиа. Если он дома, что вполне возможно, берите его. Да, именно сейчас же — до утра ждать нельзя!.. В его квартире находится человек по имени Фредерико Палестри. Его незаконно лишили свободы. Доставите ко мне обоих как можно скорее. Да, вот еще что! У Марио де Лючиа должен быть маузер калибра 7,63. Если он спрятал пистолет — обыщите квартиру.

Мегрэ повернулся к Эду Голлану.

— Видите, дорогой мосье Голлан, зря вы возмущались. Правда, мне пришлось здорово попотеть, прежде чем я докопался до сути. По части картин, что подлинных, что поддельных, я, признаться, профан и до сих пор понятия не имел, как торгуют предметами искусства. К тому же ваш друг Йонкер настоящий джентльмен и умеет держать себя в руках.

Опять затрещал телефон. Мегрэ схватил трубку.

— Слушаю! Алло! Люка? Где ты? В отеле «Турнель»? Понятно! Он там? Ужинает в соседнем бистро? Да, можно его брать! Нет, нет, один не ходи. Позвони в районный комиссариат — пусть подошлют двух инспекторов. Как зачем? А если «пушка»-то то эта у него? Если именно он маузером балуется? Навряд ли, конечно, мокрые дела не по его части. Но чем черт не шутит. Хватит с нас бедняги Лоньона…