Ведь Фабр был единственным членом этой семьи, который мог что-то сказать, а Мегрэ не сумел заставить его говорить.

Впрочем, нет! Одно он узнал: Фабр даже глазом не моргнул, когда комиссар упомянул о встрече его тещи и незнакомца в кафе. Доктор не удивился. Он также был спокоен, услышав, что Жослен встречался с тем же человеком в полумраке пивной.

Комиссар шел по тротуару в надежде поймать такси, но все они проходили мимо с опущенным флажком.

Дождик перешел в настоящий ливень, и по улице побежали мутные потоки.

Если этот мужчина по очереди встречался с Рене Жосленом и его женой...

Он попытался рассуждать логически, но у него не хватало доводов... А может быть, незнакомец встречался и с дочерью? Или с самим доктором Фабром? И почему вся семья старалась умолчать о существовании этого человека?

— Эй, такси.

Наконец показалась свободная машина, и он торопливо влез в нее.

— Поезжайте прямо...

Он еще не знал, куда поедет. Первой мыслью было вернуться на набережную Орфевр, в свой кабинет, запереться там и поворчать всласть. Интересно, нашел ли Лапуэнт что-нибудь новое? Ему казалось, хотя уверен он не был, что бывшая консьержка уехала из Парижа и жила не то в Шарантоне, не то в Центральном районе.

Шофер медленно вел машину, время от времени с любопытством поворачиваясь к клиенту.

— А куда ехать от светофора?

— Налево...

— Как угодно...

И внезапно Мегрэ решил:

— Отвезите меня на улицу Даро...

— Куда именно? Она длинная.

— Угол улицы Сен-Готар...

— Ясно...

Мегрэ исчерпывал одну возможность за другой. Ему пришлось вытащить записную книжку и найти девичью фамилию мадам Жослен — де Лансье... Он помнил, что ее отец был полковником в отставке.

— Простите мадам, сколько лет вы служите консьержкой в этом доме?

— Восемнадцать лет, господин хороший, а от этого моложе не становишься.

— Вы не знаете, где-то здесь поблизости жил полковник в отставке по фамилии Лансье с дочерью?

— Даже не слыхала...

Второй дом, третий... Первая консьержка — женщина средних лет, была слишком молода, вторая не помнила, а третьей было не больше тридцати.

— А номер дома не знаете?

— Нет. Знаю только, что где-то недалеко от улицы Сен-Готар.

— Спросите в доме напротив... Консьержке там не меньше семидесяти... Говорите погромче, она глуховата...

Ему пришлось почти кричать. Она покачала головой:

— Полковника не помню, у меня совсем памяти не стало. После того как муж попал под грузовик, я уже не та.

Мегрэ собирался продолжать поиски, но она окликнула его:

— А почему бы вам не спросить у мадемуазель Жанны?

— Кто это?

— Она живет в этом доме лет сорок. Теперь уже не выходит, у нее больные ноги... Поднимитесь на седьмой, в глубине коридора, дверь никогда не заперта...

Постучите и входите... Она сидит в кресле у окна.

И в самом деле, он увидел там маленькую старушку, всю сморщенную, но с розовыми щечками и почти детской улыбкой.

— Лансье? Полковник? Ну как же! Прекрасно помню... Они жили на третьем этаже слева... У них была старая служанка... очень сварливая, она еще не могла поладить ни с кем из торговцев, и в конце концов ей пришлось делать покупки в другом квартале...

— У полковника была дочь, ведь так?

— Брюнетка, очень болезненная девушка. И брат тоже, бедняжка, его даже посылали в горы — лечиться от туберкулеза.

— Вы уверены, что у нее был брат?

— Так же уверена, как то, что сейчас вас вижу. А вижу я вас очень хорошо, несмотря на годы. Почему бы вам не присесть?

— Не знаете, что с ним стало?

— С кем? С полковником? Пустил себе пулю в лоб, что здесь в доме тогда творилось... В нашем квартале такое стряслось впервые. Он тоже болел, говорят, рак... Но я все-таки не одобряю, чтобы в себя стрелять...

— А сын?

— Что?

— Что с сыном стало?

— Не знаю... Последний раз видела его на похоронах...

— Он был моложе сестры?

— Лет на десять...

— Ничего о нем больше не слышали?

— Знаете, в таком доме люди вселяются и съезжают... Если посчитать всех, кто жил в их квартире с тех пор... Это вы молодым человеком интересуетесь?

— Он теперь уже не молодой.

— Если вылечился, тогда, конечно, уже не молодой... Наверное, женат, сам детишками обзавелся. — И добавила с хитрым огоньком в глазах: — Я-то замужем никогда не была. Вот потому и доживу до ста лет... Не верите? Приходите меня проведать лет через пятнадцать... Обещаю, что буду сидеть в этом кресле... А вы каким ремеслом занимаетесь?

Мегрэ решил, что не станет волновать старушку, и только сказал, надевая шляпу:

— Да я все ищу...

— Тогда вас не упрекнешь, что вы ищете поблизости... Поспорить могу, что ни одна душа на нашей улице не вспомнит, кто такие Лансье... Это что, из-за наследства? Тому, кто его получит, повезло, что вы на меня напали... Так ему и передайте. Может, он тогда смекнет прислать мне чего-нибудь сладенького.

Через полчаса Мегрэ уже сидел в кабинете следователя Госсара. Он выглядел успокоившимся, но мрачным... Говорил тихо, не торопясь.

Чиновник слушал его с серьезным видом, и, когда рассказ был закончен, наступило долгое молчание, и слышно было, как из водосточной трубы Дворца правосудия льется вода.

— Что вы хотите предпринять?

— Вызвать их всех сегодня вечером на набережную Орфевр. Это будет проще, да и не так тягостно, как у них дома.

— Думаете, они заговорят?

— Кто-нибудь в конце концов заговорит.

— Делайте, как решили...

— Благодарю.

— Не хотел бы быть на вашем месте... И все-таки будьте поделикатнее... Не забудьте, что ее муж...

— Не забуду, не беспокойтесь. Именно поэтому я и вызываю их к себе в кабинет...

Четвертая часть парижан была еще в отпуске, на пляжах или в деревне. Другие открывали охотничий сезон. Третьи ездили на машинах, подыскивая уголок, где бы провести уик-энд.

Ну а Мегрэ медленно шел по длинному пустынному коридору, направляясь к своему кабинету.

Глава 7

Было без пяти шесть. По случаю субботы большинство кабинетов было заперто, а в глубине пустого коридора один-единственный посетитель томился перед какой-то дверью, спрашивая, не забыли ли о его существовании. Начальник уголовной полиции только что уехал, предварительно пожав руку Мегрэ.

— Попытаетесь закончить дело сегодня вечером?

— Чем быстрее, тем лучше. Возможно, завтра приедут родственники из провинции, ведь у них наверняка есть какие-нибудь дальние родственники. На понедельник назначены похороны, так что этот день тоже отпадает.

Уже прошел час, как Мегрэ вышагивал из угла в угол в своем кабинете, руки за спиной, беспрерывно курил и готовился к последнему, как он надеялся, разговору. Он не любил заранее продуманные мизансцены, а предпочитал запросто рассаживать людей, как в ресторане. При этом, однако, он всегда старался не упустить ни единой детали.

В половине шестого, отдав необходимые распоряжения, он вышел в пивную «У дофины». По-прежнему шел дождь. Было сумрачно. Он выпил не одну, а две кружки, одну за другой, словно предполагал, что теперь ему долго не представится такой случай.

Когда он вернулся в кабинет, ему оставалось лишь ждать. Наконец в дверь постучали, и первым зашел взволнованный, оживленный Торранс, преисполненный важностью предстоящего, как и всякий раз, когда ему поручали особо деликатное дело. Он осторожно запер за собой дверь и с видом победителя провозгласил:

— Они здесь!

— В приемной?

— Да. Кроме них, там никого нет. Кажется, они удивлены, что вы заставляете их ждать, особенно мать. По-моему, ее это задевает.

— Как все происходило?

— Когда я пришел туда, мне открыла служанка. Я представился, а она вздохнула: «Еще один!» Дверь в гостиную была закрыта. Мне пришлось довольно долго ждать в прихожей, я слышал, как они перешептывались, но слов разобрать не мог. Наконец, не меньше чем через полчаса, дверь открылась, и я увидел, что оттуда вышел священник. Мать проводила его до дверей квартиры. Она смотрела на меня так, словно не могла вспомнить, кто я такой, потом пригласила войти. Дочь сидела в гостиной, у нее были красные глаза, как будто она плакала.

— Что сказала мадам Жослен, увидев повестку?

— Она дважды ее перечитала. У нее слегка дрожали руки. Потом передала ее дочери. Та тоже прочла и взглянула на мать с таким видом, словно хотела сказать: «Я в этом не сомневалась. Я тебя предупреждала». Все это происходило как в кино при замедленной съемке, и мне было как-то не по себе. «Нам необходимо ехать туда?» — спросила дочь. Я ответил утвердительно. «С вами?» — продолжала она. «Вообще-то я оставил внизу машину, но если вы предпочитаете взять такси...» Они вполголоса посовещались, казалось, приняли какое-то решение и попросили меня несколько минут подождать. Я опять довольно долго ждал в гостиной, пока они собирались. Они позвали служанку, которая была в столовой, и та пошла к ним в комнату. Когда они вышли, обе были уже в пальто и шляпах и натягивали перчатки. Служанка спросила, ждать ли их к ужину, а мадам Жослен ответила, почти не разжимая губ, что не знает. Они сели сзади и, пока мы ехали, не проронили ни слова. В зеркало мне была видна дочь, и мне показалось, что она волнуется больше, чем мать. Что мне теперь делать?

— Пока ничего. Подождите меня в вашем кабинете.

Затем вошел Эмиль — официант из кафе. В костюме и плаще он выглядел гораздо старше.

— Я попрошу вас подождать вон там.