— Ваш хозяин разговаривал с вами дорогой?

— Бывало, месье. Хозяин очень хороший, не гордый, почти всегда в хорошем настроении.

— Хозяйка по утрам никогда не выезжает?

— Почти никогда. Клер, ее горничная, говорила, что она очень поздно ложится. Бывает даже, что она не завтракает.

— А днем?

— Месье я почти никогда не был нужен. Он был в конторе.

— Он сам не садился за руль?

— Иногда. Но тогда он любил брать «фиат».

— А хозяйка?

— Она иногда выходила часа в четыре-пять. Без меня. Без машины. Кажется, ходила в кино, почти всегда куда-нибудь в Латинский квартал, а возвращалась на такси.

— Вам не казалось странным, что она не просит вас отвезти ее и встретить?

— Казалось, месье. Но не мне об этом судить.

— Случалось ей выезжать вместе с вами?

— Один-два раза в неделю.

— Куда она ездила?

— Недалеко. На улицу Понтье. Она шла в маленький английский бар и оставалась там довольно долго.

— Вы знаете название бара?

— Да, месье. «Пиквик».

— В каком состоянии она оттуда выходила?

На этот вопрос шофер ответил не сразу.

— Она бывала пьяна? — упорствовал Мегрэ.

— Иногда я помогал ей сесть в машину.

— Она сразу же возвращалась домой?

— Не всегда. Бывало, она просила остановиться у другого бара, который в отеле «Георг Пятый».

— Она и оттуда выходила одна?

— Да, месье.

— Она могла сесть в машину?

— Я ей помогал, месье.

— А по вечерам?

— Она никогда не выходила по вечерам.

— А хозяин?

— Он выходил, но без машины. Думаю, предпочитал брать такси.

— Каждый вечер?

— О нет. Иногда неделю, а то и дней десять оставался дома.

— Но бывало также, что он по нескольку дней не возвращался?

— Да, месье.

— Вы никогда не отвозили их куда-нибудь вместе, вдвоем?

— Никогда, месье. Вернее, один раз, на похороны. Года три-четыре назад.

Шофер продолжал теребить фуражку с кожаным козырьком. Синяя униформа сидела на нем прекрасно, ботинки блестели.

— Что вы думаете о своей хозяйке?

Он смутился, попытался улыбнуться.

— Вы ведь знаете, правда? Не мне о ней говорить. Я только шофер.

— Как она вела себя с вами?

— Когда как. Иногда и слова не скажет, сидит с поджатыми губами, как будто сердится на меня. А то называет меня «малыш Вито» и говорит без умолку.

— О чем?

— Трудно сказать. Иногда: «Не могу понять, как я до сих пор выношу эту жизнь…» Или, когда приказывает отвезти ее: «В тюрьму, Вито».

— Она так называла дом на бульваре Сен-Жермен?

— Когда пройдется по нескольким барам — да. «Знаете, я пью из-за этой свиньи, вашего месье. Любая женщина запила бы на моем месте». Все в таком роде, понимаете. Я молча слушал. Я очень люблю месье.

— А ее?

— Мне не хотелось бы отвечать.

— Восемнадцатое февраля — вам это что-нибудь говорит?

— Нет, месье.

— Это день, когда ваш хозяин в последний раз вышел из дома.

— Он, наверное, выходил один, потому что машина ему не потребовалась.

— Что вы делаете вечерами?

— Читаю или смотрю телевизор. Пробую избавиться от своего акцента, но не выходит.

Этот разговор был прерван телефонным звонком. Мегрэ указал Лапуэнту на телефон.

— Да… Он здесь. Передаю трубку… — И, обращаясь к Мегрэ, инспектор пояснил: — Комиссар полиции пятнадцатого округа.

— Слушаю, Жадо.

Мегрэ давно знал его и очень ему симпатизировал.

— Извините, что беспокою, господин дивизионный комиссар. Думаю, то, что я вам скажу, вас очень заинтересует. Бельгийский речник Жеф ван Рутен проверял у набережной Гренель, как работает мотор, и очень удивился, когда увидел, что посреди водоворотов на поверхность поднимается человеческое тело.

— Личность установили?

— У него в кармане брюк оставался бумажник. Жерар Сабен-Левек. Это вам что-нибудь говорит?

— Да, черт возьми! Вы на месте происшествия?

— Нет еще. Я прежде всего хотел предупредить вас. Кто это?

— Нотариус с бульвара Сен-Жермен, который исчез больше месяца назад. Сейчас еду. Встречу вас там. И спасибо.

Мегрэ запихал в карман вторую трубку, повернулся к шоферу:

— Пока вы мне больше не нужны. Можете идти. Благодарю за помощь.

Оставшись наедине с Лапуэнтом, Мегрэ вздохнул:

— Его-таки убили.

— Сабен-Левека?

— Только что вытащили тело из Сены, набережная Гренель. Поедешь со мной. Сначала предупреди отдел идентификации.

Маленький автомобиль выбрался из заторов машин и достиг Гренельского моста в рекордное время. На берегу Сены, ниже набережной, были свалены брусья, груды кирпичей, какие-то трубы. Несколько барж стояли под разгрузкой.

Вокруг безжизненного тела сгрудилось человек пятьдесят — постовому стоило большого труда не подпускать их близко.

Жадо был уже на месте.

— Товарищ прокурора сейчас будет здесь.

— Бумажник у вас?

— Да.

Жадо передал Мегрэ бумажник. Был он, естественно, совершенно размокший, липкий, дряблый. Лежало в нет три пятисотфранковых купюры и несколько стофранковых, удостоверение личности и права. Чернила расплылись, но некоторые слова еще можно было прочесть.

— Больше ничего?

— Нет, есть. Чековая книжка.

— Тоже на имя Сабен-Левека?

— Да.

Мегрэ украдкой поглядывал на разбухшее тело, распростертое на мостовой. Как всегда в подобных случаях, комиссару пришлось пересилить себя, чтобы к нему приблизиться.

Вздутый живот был похож на переполненный бурдюк. Грудь была распорота, и оттуда вылезали внутренности мерзкого белого цвета. Что касается лица, в нем уже не оставалось почти ничего человеческого.

— Лапуэнт, звони Лёкюрёру, пусть сейчас же едет сюда.

Мегрэ не мог допустить, чтобы это увидела Натали.

— Где речник?

Ему ответили с сильным фламандским акцентом:

— Я здесь, господин полицейский.

— Вы тут долго стояли?

— Больше двух недель, понимаете. Я рассчитывал задержаться дня на два, чтобы выгрузить кирпичи, но забарахлил мотор. Механики пришли чинить. На это потребовалось время. Сегодня утром они закончили работу…

Рядом с речником стояла его белобрысая жена со светловолосым младенцем на руках: судя по всему, она не понимала по-французски и с беспокойством переводила взгляд с одного собеседника на другого.

— Около трех я решил сам проверить мотор, потому что рассчитывал завтра утром отплыть в Бельгию, взяв груз вина в Берси. Я почувствовал: что-то мешает, и когда мотор заработал, тело неожиданно всплыло на поверхность. Оно, наверное, зацепилось за якорь или винт, поэтому все распорото. Вот уж повезло, правда, месье…

Товарища прокурора, которому не было и тридцати, звали Орон. Выглядел он очень элегантно, очень изысканно.

— Кто это? — спросил он, пожав Мегрэ руку.

— Мужчина, который исчез больше месяца назад, Сабен-Левек, нотариус с бульвара Сен-Жермен.

— Он украл кассу?

— Не похоже.

— У него были причины для самоубийства?

— Не думаю. Последней, кто его видел, была девушка из ночного кабаре.

— Значит, его убили?

— Вероятно.

— Здесь?

— Не представляю, каким образом могли его привезти живым на берега Сены. Идиотом он не был… Привет, Гренье. У меня тут для вас грязная работенка.

— Видел.

Это был один из новых судебно-медицинских экспертов.

— Здесь я ничего не могу сделать. Констатировать смерть было бы с моей стороны смешно: она достаточно очевидна.

Подъехал фургон Института судебной медицины. Но сначала пришлось предоставить поле деятельности фотографам из отдела идентификации. Первый клерк нотариуса не заставил себя ждать и уже спускался по каменным ступеням, ведущим на грузовой причал.

Мегрэ указал ему на бесформенную массу, распространявшую зловоние.

— Посмотрите, он ли это.

Подойти ближе первый клерк не решался. Держался он неестественно прямо и не отнимал от носа и рта носовой платок.

— Это действительно он, — заявил Лёкюрёр.

— Как вы его узнали?

— По лицу. Это действительно он, хотя лицо и изуродовано. Думаете, он бросился в воду?

— С чего бы это?

Лёкюрёр отошел, встав как можно дальше от тела.

— Не знаю. В воду бросаются многие.

— У меня его бумажник и чековая книжка.

— Значит, я не ошибся, опознав его.

— Я вызову вас завтра утром на набережную Орфевр, чтобы подписать свидетельские показания.

— В котором часу?

— В девять. У вас такси?

— Вито успел вернуться. Я попросил его привезти меня сюда. Он ждет в «фиате» на набережной…

— Я тоже им воспользуюсь… Идешь, Лапуэнт?

Мегрэ подошел к судебно-медицинскому эксперту: тот, кажется, был единственным человеком, который чувствовал себя нормально рядом с трупом.

— Сможете ли вы уже сегодня вечером сказать мне, был ли он убит, прежде чем попал в воду?

— Постараюсь. Это будет нелегко, учитывая состояние, в котором находится тело.

Трое мужчин врезались в толпу любопытных. Жеф ван Рутен устремился за Мегрэ.

— Вы будете начальник, да?

— Да.

— Я смогу отчалить завтра утром? Я сказал все, что знал.

— Сначала вы отправитесь в комиссариат, чтобы там записали ваши показания, вы их подпишете.

— В какой комиссариат?

— Вон там господин в черном плаще с маленькими черными усиками. Это комиссар здешнего округа. Он вам скажет, что надо делать.

В «фиате», который Вито, как все личные шоферы, вел осторожно, их было четверо.