– Милорд, там явилась одна персона…

– Отошлите ее прочь. Персон я больше не вынесу.

– Милорд…

– Мы ужинаем. Отошлите ее. Скажите, чтобы зашла позже.

Снаружи послышалось шуршание ног по гравию, и тут же в комнату ворвался дородный пожилой еврей.

– Профтите за вторжение, – пропыхтел он, задыхаясь. – Не хотел причинять неудобфтво. Я, – добавил он услужливо, – “Мофф и Ифаак”…

– Вы ошиблись, Бантер. Это не персона – это фирма.

– И у меня в руках…

– Бантер, примите у фирмы шляпу.

– Прошу прощения, – сказала фирма, чье нежелание разоблачиться было продиктовано скорее забывчивостью, чем недостатком вежливости. – Прошу, не обижайтефь. Но у меня ефть закладная на мебель из этого дома, и я пробежал…

Раздался громовой стук в дверь, и он в отчаянии воздел руки. Бантер спешно вышел.

– Закладная?! – воскликнула Гарриет. Незваный гость живо повернулся к ней.

– За ффуду в фемьдефят три шефьдефят шефть, – сказал он, захлебываясь эмоциями, – и я пробежал ффю дорогу от автобуфной офтановки – ффю до рогу, а фзади человек…

Он был прав: сзади был человек. Отпихнув Бантера, он возмущенно закричал:

– Мистер Соломонс, мистер Соломонс! Так нечестно. Все имущество в этом доме – собственность моих клиентов, и душеприказчица согласилась…

– Добрый вечер, мистер Макбрайд, – вежливо произнес хозяин дома.

– Ничего не могу поделать, – сказал мистер Соломонс, заглушая ответ Макбрайда. Он вытер лоб носовым платком. – У наф закладная на мебель – взгляните на дату документа.

– Нашему уже шестой год идет, – твердо ответил мистер Макбрайд.

– Мне плевать, даже ефли он идет фтолько же, фколько “Тетушка Чарли”![257]

– Джентльмены, джентльмены! – примирительно сказал Питер. – Нельзя ли разрешить это дело по-дружески?

– Наш фургон приедет за имущефтвом завтра, – сказал мистер Соломонс.

– Фургон нашего клиента уже едет, – ответил мистер Макбрайд.

Мистер Соломонс испустил вопль протеста. Питер попытался снова:

– Заклинаю вас, джентльмены, проявить уважение если не ко мне, то к моей супруге. Мы ужинаем, а вы собираетесь увезти стол и стулья. Нам нужно спать – что же, вы и без кровати нас оставите? Если уж на то пошло, у нас тоже есть некоторые права на мебель, поскольку мы ее арендовали. Умоляю, не нужно такой спешки… Мистер Макбрайд, вы нас давно знаете и (надеюсь) любите – уверен, вы пощадите наши нервы и чувства и не прогоните нас спать в стогу на пустой желудок.

– Милорд, – сказал мистер Макбрайд, тронутый этим призывом, но не забывший о долге, – в интересах наших клиентов…

– В интерефах нашей фирмы, – поправил мистер Соломонс.

– В наших общих интересах, – сказал Питер, – прошу, сядьте за стол и разделите с нами жареную утку с яблочным соусом, фаршированную луком и шалфеем. Вы, мистер Соломонс, так долго бежали – вам нужно подкрепить силы. Вы, мистер Макбрайд, вчера с чувством говорили об английском семейном укладе – не согласитесь ли понаблюдать его в лучших проявлениях? Не разрушайте наш счастливый дом! Ломоть жаркого и бокал сухого помогут уладить любые разногласия.

– В самом деле, – сказала Гарриет. – Присоединяйтесь к нам. Бантер не переживет, если птица пересохнет в духовке.

Мистер Макбрайд колебался.

– Вы очень добры, – голодным голосом начал мистер Соломонс. – Ефли ваша фветлофть…

– Нет-нет, Солли, – перебил мистер Макбрайд. – Так нечестно.

– Дорогая, – сказал Питер с вежливым поклоном, – ты прекрасно знаешь, что приглашать к ужину деловых партнеров без предупреждения и невзирая на обстоятельства – это неисправимая привычка всех мужей. Без этой привычки и дом не дом. Поэтому я не стану извиняться.

– Конечно, – отозвалась Гарриет. – Бантер, эти джентльмены ужинают с нами.

– Очень хорошо, миледи. – Он возложил проворные руки на мистера Соломонса и освободил того от пальто. – Позвольте мне.

Мистер Макбрайд без дальнейших споров разделся сам и помог Питеру принести к столу еще два стула, попутно заметив:

– Не знаю, Солли, сколько вы под них ссудили, но они того все равно не стоят.

– Если вас интересует наше мнение, – сказал Питер, – вы можете все забрать завтра, пожалуйста, ни в чем себе не отказывайте. А теперь – все удобно расположились? Мистер Соломонс справа, мистер Макбрайд слева. Бантер, кларет!


Размякнув от леовиля и сигар, мистер Соломонс и мистер Макбрайд по-братски отбыли без четверти десять, предварительно совершив тур по дому для учета своих активов. Питер, сопровождавший их с целью охраны собственного имущества, вернулся, держа в руке маленький соломенный вигвам – такие надевают на винные бутылки при перевозке.

– Для чего это, Питер?

– Для меня, – ответил его светлость. Он принялся методично вынимать соломинки и по одной вставлять их себе в волосы. К тому моменту, как Бантер объявил, что пришел суперинтендант Кирк, у него получилось сносное птичье гнездо.

– Добрый вечер, мистер Кирк, – поздоровалась Гарриет, вложив в слова все доступное ей гостеприимство.

– Добрый вечер, – ответил суперинтендант. – Боюсь, я помешал. – Он взглянул на Питера, который корчил страшные рожи. – Поздновато для визитов.

– Это, – сказал Питер, – бес Флибертиджиббет. Он выходит, как погасят в домах огни, и бродит до первых петухов[258]. Возьмите соломинку, суперинтендант. Она вам скоро понадобится.

– Нет, не берите, – спохватилась Гарриет. – У вас усталый вид. Возьмите вина, виски или еще чего-нибудь, а на мужа не обращайте внимания. С ним иногда такое бывает.

Суперинтендант рассеянно поблагодарил ее. Похоже, у него рождалась какая-то мысль. Он медленно открыл рот и снова посмотрел на Питера.

– Садитесь, садитесь, – приветливо сказал тот. – Сперва с фиванцем мудрым потолкую[259].

– Есть! – вскричал мистер Кирк. – “Король Лир”!

Хоть мне от вас закрыть велели входы

И бросить вас на жертву грозной ночи,

Но я решился вас найти и скрыть[260].

– Тут вы попали в точку, – сказала Гарриет. – Мы уж совсем было думали, что нас выгонят в грозную ночь. Отсюда и безумие и солома.

Мистер Кирк поинтересовался, как такое возможно.

– Ну, у мистера Соломонса из “Мосса и Исаака” закладная на мебель, а у вашего старого друга мистера Макбрайда – судебное постановление на арест мебели в счет долга, и оба они пришли одновременно и хотели мебель забрать. Но мы накормили их ужином, и они ушли с миром.

– Вы спросите, – добавил Питер, – зачем предпочли они фунт падали трем тысячам дукатов?[261] Не могу вам ответить, но так и было.

Мистер Кирк замолчал так надолго, что и Питер и Гарриет подумали, что его поразила внезапная афазия, но в конце концов торжествующе улыбнулся и подал голос:

– Нет лучшей платы, чем большая радость! “Венецианский купец”![262]

– О, Даниил здесь судит![263] Гарриет, суперинтендант усвоил нашу идиотскую манеру беседовать. Он человек был, человек во всем; ему подобных мне уже не встретить[264]. Передай ему стакан – он заслужил. Скажите, когда хватит. Смогу ли я незримых духов слать за чем хочу, во все концы земли?[265]

– Спасибо, – сказал суперинтендант, – не слишком крепко, милорд, если можно. Пусть будет благороден, и все стихии так в нем соединим…[266]

– Чтоб ложка в нем стоять могла бы, – продолжил Питер.

– Нет, – возразил мистер Кирк. – Это сюда не слишком подходит. Но все равно спасибо. Ваше здоровье.

– А где вы были сегодня? – спросил Питер, взяв табуретку и усевшись у камина между женой и Кирком.

– Я, милорд, ездил в Лондон.

– В Лондон? – сказала Гарриет. – Очень хорошо, Питер. Подвинься сюда еще чуть-чуть и дай мне вынуть солому. Il m’aime – un peu – beaucoup…[267]

– Но не к королеве английской[268], – продолжил суперинтендант. – Я ездил к девушке Фрэнка Крачли. В Клеркенуэлл.

– У него и там есть девушка?

– Passionément – à la folie…[269]

– Была.

– Pas du tout. Il m’aime…[270]

– Я узнал адрес у этого Уильямса из гаража Хэнкока. А она хорошенькая.

– Un peu – beaucoup…

– И при деньгах…

– Passionément…

– Жила с отцом и вроде как души не чаяла во Фрэнке Крачли. Но потом…

– À la folie…

– Ну вы знаете девушек. Возник какой-то другой парень…

Гарриет замерла с двенадцатой соломинкой в руке.

– Долго ли, коротко ли, три месяца назад она вышла за другого.

– Pas du tout! – подытожила Гарриет и бросила солому в огонь.

– Быть того не может! – сказал Питер, поймав взгляд Гарриет.

– Но когда я выяснил, кто ее отец, тут меня так и подбросило.

– Ее отец разбойник был и самодур кровавый, он в итальянском городке свой суд вершил неправый[271].

– Ничего подобного. Он… Ага! – воскликнул мистер Кирк, не донеся стакан до рта. – Угадайте, чем он занимается – изо всех людских ремесел и профессий?

– Судя по тому, что вы выглядите, словно, так сказать, нашли ключ, способный разомкнуть гордиев узел…

– Представить не могу, – поспешно перебила Гарриет. – Мы сдаемся.

– Ну, если сдаетесь, – протянул Кирк, с сомнением поглядев на Питера, – тогда я вам скажу. Ее отец торгует скобяными изделиями, а еще он слесарь. Делает ключи на заказ.

– Господи боже, да что вы говорите!

Кирк сделал большой глоток и кивнул со значением.

– Я больше скажу, – продолжил он, с размаху ставя стакан на стол, – я вам больше скажу, не так давно – примерно полгода назад – юный Крачли явился к нему как ни в чем не бывало и попросил сде лать ключ.

– Полгода назад! Ну и ну.

– Шесть месяцев. Но, – продолжал суперинтен дант, – вот еще что. Я скажу, и вы удивитесь. При знаюсь, я сам удивился… Спасибо, не откажусь… В общем, насчет ключа старичок не стал отмалчи ваться. Похоже, перед тем как разбежаться, молодые люди слегка поцапались. Как бы там ни было, выго раживать Фрэнка Крачли он не торопился. И когда я спросил, он тут же и ответил и, больше того, по вел в мастерскую. Он старик педантичный – когда делает новый ключ, оставляет у себя слепок. Гово рит, люди часто теряют ключи, удобно, когда все под рукой. Не знаю. Не удивлюсь, если к нему раньше уже приходили следователи. Ладно, это тут ни к селу ни к городу. Он привел меня, показал слепок ключа. И как вы думаете, что это за ключ?