Дороти Л. Сэйерс - Медовый месяц в улье

Возчик ответил, что не замечал, и поблагодарил наблюдательного джентльмена. Лошадь потрусила дальше.

– Пора нам домой, – неохотно сказал Питер, – а то не успеем переодеться к вечеринке у викария. Но к сквайру заглянем в ближайшее время. Я решил непременно добыть трубу.

“Хорошо, что мы взяли на себя труд одеться понаряднее”, – думала Гарриет. Жена викария (которая, как она смутно помнила с детства по благотворительным базарам и цветочным выставкам, всегда была дородной, приветливой и румяной) ради такого повода надела черное кружевное платье и довольно смелый короткий жакет из шелкового бархата с цветочным рисунком. Она вышла навстречу гостям, лучезарно улыбаясь.

– Бедняжки! Такое потрясение! Как мило, что вы к нам пришли. Надеюсь, Саймон извинился за то, что я не зашла к вам сама, но мне весь день вздохнуть некогда было: то дом, то приходские хлопоты, то Женский институт. Проходите, присаживайтесь у камина. Дорогая, вы-то, разумеется, старый друг, хотя вряд ли меня помните. Позвольте, муж поможет вам снять пальто. Какое чудесное платье! Прелестный цвет. Надеюсь, вы не против, что я так говорю. Я люблю, когда вокруг радостные цвета и радостные лица. Идите, сядьте на диван, вот сюда, к этой зеленой подушке – будет очень живописно… Нет-нет, лорд Питер, не садитесь! Это кресло-качалка, оно нападает на людей врасплох. Мужчины обычно выбирают вот это – хорошее, глубокое. Саймон, куда ты подевал сигареты?

– Вот же они, вот. Надеюсь, вам понравятся. Сам я курю трубку и, боюсь, не разбираюсь. О нет, благодарю вас, благодарю вас – трубка только после ужина. Я попробую сигарету, просто для разнообразия. Дорогая, ты не присоединишься к нам в этом маленьком распутстве?

– Ох, обычно я себе не позволяю, – сказала миссис Гудакр, – из-за прихожан. Это очень глупо, но надо же подавать пример.

– Те прихожане, что перед вами, – заметил Питер, убедительно чиркая спичкой, – уже безнадежно развращены и вряд ли покаются.

– Ну тогда я, пожалуй, попробую, – решилась супруга викария.

– Браво! – сказал мистер Гудакр. – Вот теперь у нас и вправду веселая вечеринка. Итак! Разливать херес – моя привилегия. Думаю, не ошибусь, если скажу, что херес – единственное вино, с которым мирно уживается богиня Никотиния.

– Совершенно верно, падре.

– О, вы согласны! Очень рад, очень рад. А вот – ах да! Попробуете этих маленьких печений? Какое замечательное разнообразие! Прямо-таки embarras de richesses![225]

– Они так продаются, это ассорти, – просто сказала миссис Гудакр. – Называется “коктейльное печенье”. На прошлой игре в вист они у нас тоже были.

– Конечно, конечно! А какие тут с сыром внутри?

– Эти, кажется, – сказала многоопытная Гарриет, – и те длинненькие.

– Так и есть! Сколько всего вы знаете. Прошу, проведите меня по этому восхитительному лабиринту. Надо заметить, что собраться вот так перед ужином – это прекраснейшая идея!

– Вы точно не хотите с нами поужинать? – заботливо спросила миссис Гудакр. – Или остаться на ночь? Гостевая комната у нас всегда наготове. Неужели вам уютно в Толбойз после всех этих ужасов? Я велела мужу сказать вам, что если мы можем хоть чем-то помочь…

– Он добросовестно передал ваше любезное предложение, – ответила Гарриет. – Вы очень добры. Но, право же, у нас все в порядке!

– Что ж, думаю, вам хочется быть вдвоем, так что я не буду навязываться, как старая клуша. В нашем положении вечно суешь нос в чужие дела – с самыми благими намерениями. Я убеждена – это дурная привычка. Кстати, Саймон, бедная миссис Селлон ужасно расстроена. Нынче утром она заболела, нам пришлось послать за фельдшерицей.

– Да что же это! – воскликнул викарий. – Несчастная женщина! Марта Раддл на дознании наговорила что-то несусветное. В этом не может быть ни капли правды.

– Разумеется. Чепуха. Марта Раддл любит быть в центре внимания. Зловредная тетка. Хотя нельзя не признать – даже при том, что мистер Ноукс теперь мертв, – он был препротивным стариком.

– Но конечно, не в том смысле, дорогая?

– Как знать. Но я хотела сказать, что не виню Марту Раддл за нелюбовь к нему. Тебе-то хорошо, Саймон. Ты всегда ко всем милосерден. К тому же ты с ним ни разу не говорил ни о чем, кроме сада. Хотя на самом деле там вся заслуга Фрэнка Крачли.

– Фрэнк и правда очень искусный садовник, – подтвердил викарий. – У него любая работа спорится. Моментально нашел поломку в моторе моего автомобиля. Уверен, он далеко пойдет.

– С девушкой по имени Полли он уже далековато заходит, – парировала его жена. – Пора бы назначать день свадьбы. Ее мать на днях ко мне приходила. “Миссис Мэйсон, вы же знаете девушек, они теперь совершенно неуправляемые, – сказала я ей. – На вашем месте я бы поговорила с Фрэнком и спросила, какие у него намерения”. Но что мы все о приходских делах.

– Мне должно быть стыдно, – сказал викарий, – что я плохо думал о Фрэнке Крачли. И о бедном Уильяме Ноуксе тоже. Скорее всего, это пустые сплетни. Подумать только! Когда я заходил туда в прошлый четверг, он уже лежал мертвый! Помню, я специально к нему зашел, хотел подарить Teesdalia nudicaulis для альпийской горки – он любил скальные растения. Сегодня утром я с большой грустью посадил ее здесь.

– Вы любите растения еще сильнее, чем он, – заметила Гарриет, оглядывая обшарпанную комнату, уставленную цветочными горшками.

– Боюсь, я вынужден согласиться с вашим укором. Садоводство – моя слабость. Жена говорит, что оно слишком дорого обходится, и, полагаю, она права.

– Я говорю, что ему нужна новая сутана, – рассмеялась миссис Гудакр, – но если ему милее альпийские горки, это его дело.

– Интересно, – мечтательно протянул викарий, – что станет с растениями Ноукса. Видимо, отойдут Эгги Твиттертон.

– Не знаю, – сказал Питер. – Вероятно, все продадут за долги.

– Как же так! – воскликнул викарий. – Ох, надеюсь, за ними будут правильно ухаживать. Особенно за кактусами. Они нежные создания, а холода не за горами. Помню, в тот четверг заглянул в окно и подумал, что нехорошо оставлять их в этой комнате без камина. Пора их на зиму убирать под стекло. Особенно большой в подвесном горшке и тот новый, что стоит на окне. Но вы, разумеется, будете хорошо топить.

– Конечно будем, – кивнула Гарриет. – Теперь, когда у нас вычищены трубы – с вашей помощью. Надеюсь, ваше плечо уже не болит.

– Еще ноет. Совсем немного. Но пустяки, легкий ушиб, и все… Если их будут продавать, надеюсь предложить цену за кактусы, если только Эгги Твиттертон не захочет выкупить их для себя. И конечно же с твоего позволения, милая.

– Честно говоря, Саймон, я считаю эти кактусы отвратительными и уродливыми. Но готова их приютить. Я же знаю, ты много лет по ним сохнешь.

– Надеюсь, что не сохну, – сказал викарий. – Но, боюсь, должен сознаться в слабости к кактусам.

– Это нездоровая страсть, – ответила жена.

– Но, дорогая, дорогая, не стоит так преувеличивать. Прошу, леди Питер, еще бокал хереса. Не отказывайтесь!

– Мне горошек-то ставить, мистер Бантер? Бантер, прибиравший в гостиной, прервал свое занятие и подошел к двери с некоторой поспешностью.

– Я займусь горошком, миссис Раддл, когда придет время. – Он взглянул на часы, которые показывали пять минут седьмого. – Его светлость очень придирчив к горошку.

– Да ну? – Похоже, миссис Раддл восприняла реплику как приглашение к разговору, так как появилась на пороге. – Совсем как мой Берт. Бывало, говорит:

“Ма, терпеть не могу, когда он жесткий”. А ведь он то и дело жесткий выходит. Или разварится, все шкурки отдельно. То одно, то другое.

Бантер оставил это заявление без комментариев, и она сделала еще попытку:

– Вот те штуки, что вы велели начистить. Кажись, хорошо вышло?

Она представила на освидетельствование латунную вилку для тостов и фрагмент вертела, который так неожиданно выпал из дымохода.

– Спасибо, – сказал Бантер и повесил вилку на гвоздь у камина, а второй предмет, поразмыслив, поместил на этажерку.

– Даже странно, – не унималась миссис Раддл, – до чего господа носятся со всяким старьем. Чудно! А по мне, так барахло это все.

– Это очень старая вещь, – ответствовал Бантер, отступив назад, чтобы полюбоваться.

– Самое место им в трубе-то было, – фыркнула миссис Раддл. – Нет уж, мне подавай газовую духовку. Я б не отказалась – как у моей сестры, что в Бигглсуэйде живет.

– В газовых духовках нередко гибнут люди, – мрачно сообщил Бантер. Он взял блейзер хозяина, встряхнул и, оценив по его весу содержимое карманов, вынул из одного трубку, кисет и три коробка спичек.

– Господи, мистер Бантер, да что вы такое говорите! Неужто нам мало трупов в доме! И как они тут жить могут – не пойму!

– Что касается его светлости и меня самого, то мы к трупам привыкли.

Он извлек из блейзера еще несколько коробков, а в самой глубине гнезда обнаружил свечу зажигания и штопор.

– Эх! – сказала миссис Раддл с глубоким сенти ментальным вздохом. – А где ему хорошо, там и она счастлива. Эх! Чего там, сразу видно – без ума она от него.

Бантер, вытащив из другого кармана два носовых платка, мужской и женский, снисходительно их сравнивал.

– Это чувство весьма подобает молодой замужней женщине.

– Счастливые денечки! Но то ли будет, мистер Бантер. В конце концов, мужчина – это мужчина. Раддл-то когда выпивал лишку, так всегда меня колотил почем зря. А так он муж хороший был и деньги в дом приносил.

– Прошу вас, – сказал Бантер, рассредоточивая спичечные коробки по комнате, – впредь не проводить подобных сравнений, миссис Раддл. Я служу его светлости двадцать лет, другого джентльмена с таким мягким характером вы не найдете.