— Да, он здорово покалечил меня,— согласился я.—-Может быть, мы не станем мокнуть под дождем?

— Разумеется! — направив па меня дуло пистолета, преподобный ввел меня в дом. Черноволосый обернулся. Он не казался удивленным при виде меня. Интересно, когда их предупредили о моем бегстве с Хайлера?

— Жак,— сказал Гудбоди,— представляю тебя майора Шермана. Думаю, что он связан с Интерполом или с какой-нибудь другой столь же бездарной организацией.

— Мы уже встречались,— усмехнувшись недоброй улыбкой, кивнул Жак.

— Да, конечно! Как я упустил это из виду! — Гудбоди направил на меня свою пушку, а Жак обшарил мои карманы и вытащил пистолет.

— У него только это оружие,— доложил Жак и проехался мушкой по моей щеке, отодрав пластырь.— Вам, наверное, очень больно? — усмехнулся он.

— Угомонись, Жак,— мягко сказал Гудбоди. Да, в доброте преподобному не откажешь. Если бы он был каннибалом, то перед тем, как заживо сожрать свою жертву, наверняка подмигнул бы ей.— Держи его под прицелом! — он отложил пистолет в сторону.— Терпеть не могу оружия. Вульгарное, грубое, никакой утонченности...

— Да, это не крюк, на котором вы повесили девушку!— взорвался я.— И не вилы, которыми вы закололи другую!

— Успокойтесь. Не надо волноваться,— вздохнул он.— Разве я виноват, что даже самые лучшие из ваших людей действуют так грубо и прямолинейно! Я ожидал от вас большего! Вы не оправдали своей отличной репутации, друг мой! Совершаете ошибку за ошибкой. Считаете, что провоцируете противников на определенные действия, а на деле просто путаетесь у них под ногами! Подумайте только, вы, словно новичок, не приняв никаких мер предосторожности, дважды заходили на квартиру мисс Лемэй. Обшаривали карманы, нашли бумаги, которые мы специально подсунули вам, рисковали, где не надо. Для чего, например, вы убили коридорного? Кроме того, вы среди бела дня разгуливаете по Хайлеру, не учитывая, что каждый его житель — это овечка из моего стада. Позавчера вы оставили в подвале моей церкви свою визитную карточку, кровь. Нет, я не сержусь на вас, дорогой мой. Вы даже помогли мне в некотором роде. Я давно искал возможности избавиться от старого Генри, который стал для меня обузой. А что вы думаете о нашей коллекции, позвольте вас спросить? Это все копии для продажи...

— Господи! — воскликнул я.— Неудивительно, что все церкви пусты!

— Вы недооцениваете нас! Посмотрите, например, на эти гири! Мы их измеряем, взвешиваем и в нужный момент заменяем другими, такими, как привезли сегодня. Правда они с начинкой. Потом укладываем в ящики, на таможне их подвергают досмотру, опечатывают и отправляют нашим друзьям за границу. И все с разрешения властей, все легально. Я всегда считал, что это одна из моих лучших идей...

Жак кашлянул.

— Вы говорили, что нужно спешить, мистер Гудбоди!

— Ты прав, Жак! Только прежде всего нам надо заняться... нашим шпионом, а уж потом делом. Проверь, все ли спокойно.

Гудбоди брезгливо достал пистолет, а Жак отправился на разведку. Через несколько минут он вернулся, кивнул, и они приказали, что бы я шел впереди. Мы вышли из дома, пересекли усыпанную гравием дорожку и по мостику перешли через ров. Остановившись у массивной дубовой двери замка, Гудбоди вынул из кармана ключ, мы вошли внутрь, поднялись по лестнице и, пройдя по коридору, оказались в комнате.

Эта была очень большая комната, стены которой украшали сотни часов. Я никогда не видел, чтобы в одном помещении было столько часов, к тому же очень ценных. Такая коллекция могла бы украсить любой музей. Все часы были маятниковые. Некоторые из них поражали своими внушительными размерами. Почти все часы, за исключением некоторых, стояли, но и их тиканье действовало мне на нервы. Я не смог бы работать в этой комнате и десять минут.

— Это одна из лучших в мире коллекций,— заявил Гудбоди таким тоном, словно сам являлся ее создателем и владельцем.— А может быть, и самая лучшая. И все часы ходят!

Я слышал, что он продолжает что-то говорить, но его слова не доходили до моего сознания. Я не мог оторвать глаз от распростертой на полу фигуры. Длинные черные волосы, худые плечи, острые лопатки под курткой! Рядом лежали куски одножильного, изолированного резиной электрического кабеля, а у самой головы — наушники с резиновыми накладками. Не нужно было быть врачом, чтобы определить, что Джордж Лемэй мертв.

— Вы убили его.

— Несчастный случай,— с деланным сожалением заметил Гудбоди.— Именно так, несчастный случай. Бедняга был слишком слаб. Многолетние лишения...

— Это вы убили его! — повторил я.

— В известном смысле да...

— Зачем?

— У него была слишком принципиальная сестра. Она много лет думала, что мы располагаем доказательствами того, что Джордж причастен к убийству. В конце концов она убедила брата обратиться в полицию и сдаться. В результате пришлось на время удалить их из Амстердама, но так, чтобы это не встревожило вас. Поэтому, майор Шерман, вы тоже причастны к смерти этого бедного юноши, его сестры и вашей обаятельной помощницы... кажется, ее звали Мэгги,— он поспешно отступил назад, держа пистолет в вытянутой руке.— Только не вздумайте наброситься на меня! У меня такое впечатление, что представление на лугу пришлось вам не по вкусу, не так ли? Мэгги этот спектакль тоже не понравился. Не понравится он и вашей второй помощнице Белинде, которая умрет сегодня вечером. Я вижу, что это задело вас за живое! Я нанес вам глубокую рану! Вы бы с радостью уничтожили меня, майор Шерман? — он улыбался, но в стеклянных неподвижных глазах было безумие.

— Да,— прошептал я,— я очень хотел бы убить вас.

— Мы послали вашей помощнице записку,— Гудбоди явно наслаждался своей властью надо мной.— И, конечно, с паролем «Бирмингем». Ведь именно этот пароль вы дали ей, не так ли? Она придет на склад наших добрых друзей Моргенстерна и Моггенталера. Теперь их уже никто не будет подозревать в причастности к убийству, только сумасшедшие отважатся совершать два таких отвратительных преступления на своей собственной территории. Здорово задумано, не так ли? Еще одна марионетка на цепи! Она будет висеть, как все другие марионетки в мире — тысячи марионеток, пляшущих под нашу музыку.

— Вы понимаете, что безумны! — спросил я.

— Свяжи его! —заорал Гудбоди, забыв о своих светских манерах. Видимо, правда, которую он услышал от меня, привела его в ярость.

Жак толстыми кусками провода связал мои запястья и щиколотки. Потом, подтолкнув к стене, привязал к торчащей из стены скобе.

— Заведи часы! — приказал Гудбоди. Жак послушно подчинился ему. Странно, но к часам небольшого размера он не подходил.

— Все в порядке. Часы идут, и все будут бить куранты,— удовлетворительно заметил Гудбоди, снова став спокойным и воспитанным человеком.

— Наушники усиливают звук раз в десять. Вон там, далеко за пределами вашей досягаемости, имеются усилитель и микрофон. Наушники сломать невозможно. Через 15 минут вы начнете сходить с ума, через 30 потеряете сознание. Коматозное состояние продлится 8—10 часов. А если даже и очнетесь, то придете в себя... Слышите, как громко тикают часы? А вскоре они начнут отбивать время...

— Именно так вы убили Джорджа,— сказал я.— Я буду сходить с ума и умирать, а вы будете наслаждаться, следя за моей мучительной смертью через звуконепроницаемое дверное стекло. Туда шум не донесется...

— К сожалению, у нас с Жаком есть кое-какие дела. Но к наиболее интересному моменту мы, безусловно, вернемся, не так ли, Жак?

— А если я исчезну...

— Никуда вы не исчезнете. Я хотел, чтобы вы исчезли прошлой ночью, в порту, но это было задумано слишком грубо. Надо было срочно принять меры, и, кроме того, те парни не отличались профессионализмом. Теперь мне пришла в голову прекрасная идея, не правда ли Жак?

— Да! — крикнул Жак, так как иначе его невозможно было услышать.

— Нет, вы не исчезнете, мистер Шерман. Вас найдут только после того, как вы утонете.

— Утону?

— Сначала власти ничего не заподозрят. Первое, что им бросится в глаза, это следы инъекций на руках. Я разработал гениальный способ, благодаря которому уколы, сделанные два часа назад, выглядят уколами двухмесячной давности. Затем врач произведет вскрытие и обнаружит, что вы нашпигованы наркотиками. Обещаю вам, что так и будет. Мы сделаем инъекции, когда вы будете без сознания, за два часа перед тем, как вместе с машиной столкнем вас в канал, а затем сами сообщим полиции, что произошел несчастный случай. Увидев, что это вы, они сначала не поверят. Как же, сам Шерман из Интерпола, сам Шерман — неустрашимый и активный борец с наркотиками! Тогда они обыщут ваш багаж и найдут все, что требуется наркоману: шприц, иглы и гашиш. Да, ничего не скажешь, грустная история. Кто бы мог подумать. Представитель правосудия Шерман — наркоман. Еще один гончий пес, который окажется зайцем. Еще один представитель закона, который служит и вашим и нашим...

— Да, вы весьма изобретательный маньяк.

Гудбоди улыбнулся, видимо, не расслышав меня из-за усиливающего шума часов. Он надел мне на голову наушники и закрепил их клейкой лентой. На секунду наступила тишина: наушники еще действовали как звукоизолятор. Гудбоди подошел к усилителю, посмотрел на меня, улыбнулся и повернул выключатель.

Показалось, будто меня ударило током. Тело мое извивалось и корчилось в конвульсиях, лицо, где не было заклеено пластырем, исказила чудовищная боль. Боль была действительно мучительной. Она была во много раз острее той, которую мне причинил Марсель. Уши и голова лопались от пронзительной безумной какофонии звуков. Боль пронизывала мой череп, как добела раскаленная игла, она разрывала мой мозг Я ждал, что у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки. Я слышал, что взрыв, произведенный где-то рядом с ухом, может оглушить человека до конца его жизни — но со мной этого почему-то не произошло. Как не произошло и с Джорджем. Испытывая несказанные муки, я вдруг смутно вспомнил о том, что Гудбоди, говоря о смерти Джорджа, приписал ее его плохому физическому состоянию.