Алистер Маклин - Марионетка

От этого человека меня отделяло футов пятнадцать. Он подкрадывался, неслышно ступая в ботинках на резиновой подошве. Это был морщинистый человек с белым, как полотно, лицом и горящими, как угольки, глазами. Он стоял, направив в мою сторону оружие, с которым пистолет 38-го калибра не шел ни в какое сравнение. От одного вида этого оружия кровь стыла в жилах. Это был двенадцати-зарядный двуствольный обрез — самое эффективное оружие ближнего боя.

В тот же миг я выстрелил, понимая, что если упущу хоть секунду, он воспользуется своим шансом. Ровно в центре лба у него появилось круглое отверстие. Он шагнул вперед, но это был рефлекс человека, уже ставшего мертвецом. Потом тело его обмякло, и он свалился на пол, не выпуская из рук обреза. Свалился почти так же беззвучно, как до этого подкрадывался ко мне.

Я посмотрел на дверь, но если даже с ним кто-то и был, то эти люди благоразумно спрятались. Я выпрямился и подбежал к полке с библиями. Там никого не было. Комната с кабинками тоже была пуста, если не считать лежащего в полной прострации Джорджа.

Я бесцеремонно поднял его со стула, перекинул через плечо, поднял по лестнице в церковь и свалил за кафедру, полностью скрывшую его от любопытных взоров тех, кто захотел бы заглянуть в церковь. Правда, только сумасшедшему могло бы прийти в голову явиться в церковь ночью.

Я открыл входную дверь и выглянул наружу. Набережная была тиха и безлюдна.

Тремя минутами позже я подъехал к церкви на «опеле», вошел внутрь, взял Джорджа, протащил его до машины и сунул на заднее сиденье, откуда он тут же свалился на пол. Так было безопаснее, и я оставил его там. Убедившись, что мной никто не интересуется, я вернулся в церковь.

Осмотрев карманы убитого, нашёл там только несколько самодельных сигарет. Видимо, когда он охотился за мной со своим обрезом, то был до самой макушки напичкан наркотиками. Взяв обрез в левую руку, я схватил убитого за воротник пиджака, что было единственно приемлемым способом вытащить его оттуда, не испачкав кровью одежду, и поволок через подвал на лестницу, одновременно гася за собой свет и прикрывая двери.

Я снова выглянул на улицу и, убедившись, что все спокойно, поволок мертвеца за «опель», послуживший на этот раз укрытием. Потом опустил труп в канал так же бесшумно, как этот человек опустил бы меня, окажись я на его месте, и бросил вслед за ним в канал обрез. Вернувшись к машине, я уже собрался было сесть за руль, как двери соседнего с церковью дома широко распахнулись и в них появился человек. Неуверенно осмотревшись, он двинулся ко мне.

Им оказался толстяк, одетый во что-то похожее на ночную рубашку, поверх которой наброшен халат. У него была большая голова с роскошной гривой седых волос, седые усы и румяные щеки. Его добродушное лицо выражало легкое удивление.

— Чем могу быть полезен? — сказал он глубоким, звучным голосом человека, привыкшего к большой аудитории.— Что у вас случилось?

— А что должно было случиться?

— Мне послышался какой-то шум в церкви. Да, в моей церкви. Вон она,— он указал мне на нее, словно я не знал, как выглядит церковь.— Я здешний пастырь, доктор Тадеуш Гудбоди. Я было подумал, что туда забрался кто-то посторонний.

— Только не я, ваше преподобие. Я уже забыл, когда в последний раз был в церкви.

Он кивнул, словно мой ответ ничуть не удивил его.

— Мы живем в безбожный век. Странное время вы выбрали для прогулок, молодой человек.

— Я водитель такси и работаю в ночную смену.

Он заглянул в машину.

— Господи Всемогущий! На полу труп!

— На полу не труп, а пьяный матрос, которого я должен доставить на корабль. Он упал на пол несколько минут назад, а я остановился, чтобы посадить его на сиденье. Ведь именно так надо поступать по- христиански, не правда ли?

Упоминание о поступках христианина никаких результатов не дало. Повелительным тоном, каким он разговаривал с заблудшей паствой, священник сказал:

— Я сам хочу убедиться в этом, дайте мне взглянуть на него.

Он решительно рванулся к машине, а я так же решительно преградил ему путь.

— Прошу вас, не лишайте меня водительских прав!

— Так я и знал! Значит, дело действительно очень серьезно, если вас могут лишить прав.

— Конечно. Если я сброшу вас в канал, я наверняка потеряю права...— я сделал вид, что задумался, и добавил.— Если только вы выберетесь оттуда...

— Что я слышу? Меня? Служителя Господа? В канал? Уж не угрожаете ли вы мне насилием, сэр?

— Именно так!

Доктор Гудбоди отступил на шаг.

— Я запомнил номер вашей машины, сэр, и подам на вас жалобу.

Ночь подходила к концу, и мне ужасно хотелось хоть немного поспать до наступления утра. Я сел в машину и уехал. Оставшийся на дороге пастор грозил мне вслед кулаками, что отнюдь не свидетельствовало о его любви к ближнему. Не свидетельствовали об этом и ругательства, которые он бросал мне вслед, но которых я уже не слышал. Интересно, подумал я, будет ли он жаловаться в полицию? И тут же решил: нет, не будет.

Мне уже порядком надоело таскать Джорджа на плече вверх по лестницам. И хотя он был почти невесом, я был в этот день явно не в форме. Сказались отсутствие сна и голод. Ко всему прочему, наркоманы мне просто осточертели.

Дверь в квартиру Астрид Лемэй была открыта. Наверное, Джордж уходил последним. Я вошел, включил свет и, пройдя мимо спящей девушки, бесцеремонно сбросил Джорджа на кровать. Скрип матраца разбудил Астрид, и когда я вернулся в комнату, она, сидя на кровати, терла затуманенные сном глаза.

С высоты своего роста я задумчиво и молча посмотрел на нее.

— Когда я легла, брат спал,— словно оправдываясь, сказала Астрид.— Наверное, потом он встал и ушел.

Я промолчал, и она с отчаянием добавила:

— Я не слышала, когда он ушел... Я ничего не слышала! Где вы его нашли?

— Никогда не угадаете! В гараже... Он хотел снять крышку с шарманки, но у него ничего не вышло.

Она закрыла лицо руками. Она еще не плакала, но я грустно подумал, что слезы близки.

— Почему вы так расстроились?—спросил я.— Мне кажется, ваш брат слишком интересуется шарманками. С чего бы это? Неужели из любви к музыке?

— Нет... То есть да... С самого детства он...

— Хватит! Если бы Джордж любил музыку, то с большим бы удовольствием слушал грохот пневматического молотка. Он не чает души в этих шарманках по одной простой причине... И мы оба отлично знаем, что это за причина!

Она со страхом смотрела на меня. Внезапно почувствовав огромную усталость, я сел на край кровати и взял ее за руку.

— Астрид!

— Да.

— Вы почти такая же законченная лгунья, как и я. Вы не пошли искать Джорджа, потому что отлично знали, где он. Вы прекрасно знаете, где я его нашел. Там он был в полной безопасности. Полицейские никогда бы не нашли его в церкви. Им просто не пришло бы в голову искать его в таком месте.

Я перевел дух и продолжал:

— Дым это, конечно, не игла, но все же лучше, чем ничего.

Побледнев как мел, она смотрела на меня, а потом снова закрыла лицо руками. Плечи ее дрожали. Так я и знал: дело кончилось слезами. Понятия не имею, что руководило мной, но я не мог сидеть и спокойно наблюдать за ее мучениями, не протянув ей руку в знак утешения. И когда я это сделал, она молча подняла на меня полные слез глаза, обхватила меня руками и зарыдала у меня на плече. Я уже стал привыкать к тому, что в Амстердаме многие девушки обращались со мной подобным образом. Не желая мириться с этим, я попытался отвести ее руки, но она еще сильнее сжала меня. Я понимал, что все это не имеет ко мне никакого отношения: девушка просто нуждалась в сочувствии, и именно в эту минуту подвернулся я. Постепенно рыдания стихли, но на лице Астрид застыли растерянность и отчаяние.

Я сказал:

— Еще не поздно, Астрид.

— Неправда. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что поздно, что с самого начала было уже поздно!

— Для Джорджа — да! Но я так хочу помочь вам!

— Как?

— Уничтожив людей, погубивших вашего брата. Людей, которые губят вас! Мне нужна ваша помощь! Все мы нуждаемся в помощи — и вы, и я, и любой другой человек. Если вы поможете мне, я помогу вам! Обещаю, Астрид!

В ее глазах по-прежнему было отчаяние, но уже не такое безысходное. Она кивнула и, слабо улыбнувшись, сказала:

— Мне кажется, вы большой специалист по уничтожению людей.

— Может быть, вам тоже придется пойти на это,— сказал я и протянул ей крошечный револьвер «лилипут», эффективность которого совершенно не соответствовала его малому калибру.

Минут через десять я ушел. На крыльце дома напротив сидели двое мужчин в поношенной одежде, которые о чем-то спорили друг с другом. Переложив пистолет в карман, я перешел через дорогу. Мне оставалось дойти до них десять футов. Я едва не покачнулся: воздух был перенасыщен запахом рома. Можно было даже подумать, что они не только пили его, а купались в бочке самого лучшего сорта рома «демерэри». Я так устал и так нуждался в сне, что в каждой движущейся тени мне мерещились привидения. Я сел в «опель», вернулся в отель и сразу завалился спать.

Утром, когда зазвенел будильник, меня ждал сюрприз в небе ярко светило солнце! Я принял душ, побрился, оделся, спустился вниз и отлично позавтракал в ресторане. Силы мои настолько восстановились, что я с улыбкой поприветствовал словами «с добрым утром» администратора, швейцара и шарманщика. Минуту или две постояв у входа в отель, я огляделся, ожидая, когда появится моя тень, но так как она не появилась, я в одиночестве пошел к своей машине.

При свете дня мне уже не чудились повсюду тени, но на всякий случай я открыл капот машины, убедился, что никто не подложил туда ночью взрывчатку, благополучно тронулся с места и ровно в 10 часов, как и обещал, прибыл в полицейское управление на Марниксстраат.