– Было бы забавно, сэр, собрать этих критиков в одном месте, закрыть дверь на засов и дать им возможность урегулировать свои проблемы самостоятельно.

– Возможно, это забавно, мистер Мэлоун, но сейчас меня больше волнует тираж газеты.

– Вам не кажется, сэр, что вы недооцениваете способности публики? Что за горсткой экстремистов разных мастей скрывается огромное количество разумных людей, которые поверили высказываниям великих и достойных очевидцев? Разве не является нашей обязанностью идти в ногу со временем, подавать читателям реальные факты, а не высмеивать первопроходцев?

Мистер Бомон пожал плечами.

– Спиритуалисты должны сражаться самостоятельно. Наша газета не занимается пропагандой, и нам не следует навязывать публике религиозные убеждения.

– Ни в коем случае. Но мы обязаны знакомить читателей с фактами. Посмотрите, сколь многое пресса предпочитает не замечать. Когда, например, вы в последний раз читали в лондонской газете статью об эктоплазме? Кто знает, что эта важная субстанция была изучена и описана многими учеными, выводы которых подтверждены бесчисленными фотографиями?

– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо произнес Бомон. – Боюсь, что я слишком занят, чтобы вступать в дискуссию по этому вопросу. Я вызвал вас лишь потому, что получил письмо от мистера Корнелиуса, в котором он настаивает на изменении нашей позиции.

Мистер Корнелиус являлся владельцем издания, в котором работал Мэлоун. Он достиг столь заметного положения не благодаря каким-то особым качествам, а лишь потому, что отец оставил ему в наследство несколько миллионов. Часть наследства мистер Корнелиус потратил на приобретение газеты. Он редко появлялся в редакции, зато его имя часто мелькало в колонках светской хроники. Желтая пресса пестрела заголовками о том, что яхта мистера Корнелиуса пришвартовалась в Ментоне{162}, его часто видели за столом в казино в Монте-Карло или на открытии сезона в Лестере{163}. Мистер Корнелиус не отличался ни ярким умом, ни сильным характером, зато любил привлечь внимание публики очередным манифестом, напечатанным в собственной газете. Не будучи распущенным от природы, мистер Корнелиус жил в свое удовольствие в окружении бьющей в глаза роскоши. Подобное существование заставляло его балансировать на грани добра и зла и зачастую переступать невидимый рубеж. Кровь ударила Мэлоуну в голову, когда он подумал, что это ничтожество способно стать препятствием между человечеством и знаниями, которые передаются из высших сфер. Тем не менее эти неловкие пальцы могли повернуть кран и перекрыть божественный поток. К счастью, высшие знания были способны найти иной путь.

– Разговор окончен, мистер Мэлоун, – сказал Бомон, давая понять, что считает последующий спор бессмысленным.

– Действительно окончен, – ответил Мэлоун. – Думаю, что наша беседа подводит черту под нашим сотрудничеством. Я подписал контракт на шесть месяцев. По истечении его я увольняюсь.

– Как вам будет угодно, мистер Мэлоун. – Мистер Бомон снова принялся писать.

Все еще возбужденный Мэлоун вошел в кабинет Мак-Ардла и рассказал ему о том, что произошло. Старик шотландец страшно разволновался.

– Во всем виновата ирландская кровь. Глоток шотландского виски слегка остудит ваш пыл. Немедленно возвращайтесь к Бомону и скажите, что передумали.

– Ни за что! Сама мысль о том, что краснолицый пузатый болван Корнелиус, – вы ведь немало наслышаны о его личной жизни, – диктует журналисту, что следует писать, и заставляет меня высмеивать то, во что я искренне верю, выводит меня из себя.

– Вам не избежать неприятностей.

– Что ж, и более достойные люди жертвовали собой ради идеи. Уверен, что смогу найти другую работу.

– Нет, если Корнелиус задастся целью отомстить вам. Стоит ему шепнуть слово, и Флит-стрит будет закрыта для вас навсегда.

– Какой стыд! – воскликнул Мэлоун. – То, что здесь происходит, является позором для журналистики. К сожалению, подобные инциденты случаются не только в Британии: в Америке дела обстоят еще хуже. Кажется, что прессой заправляют бездушные негодяи. Конечно, в нашем деле много хороших людей, но их зачастую не слышно и не видно. Невероятно!

Мак-Ардл по-отечески опустил руку на плечо Мэлоуна.

– Так уж устроен мир. Не мы его таким создали, и не нам его судить. Дайте только срок. Не стоит спешить, отправляйтесь пока домой. На досуге подумайте обо всем хорошенько. Не забывайте о карьере и о своей юной леди. А затем возвращайтесь и вновь приступайте к засохшему пирогу, которым мы все вынуждены давиться, чтобы не потерять место под солнцем.

Глава 16,

в которой с Челленджером происходят незабываемые события

Итак, сети были расставлены, ямы вырыты и охотники приготовились поймать крупную дичь. Но вопрос, согласится ли зверь следовать в нужном направлении, оставался открытым. Если бы Челленджеру сказали, что истинной целью встречи является предоставление ему убедительных доказательств вмешательства духов в повседневную жизнь с последующим обращением в спиритуализм, профессор рассвирепел бы не на шутку или презрительно рассмеялся. Но хитроумный Мэлоун при поддержке Энид убедил Челленджера в том, что его присутствие на сеансе необходимо для того, чтобы разоблачить шайку мошенников и указать легковерным зевакам, как и почему их водят за нос. Пребывая в этом заблуждении, Челленджер в присущей ему надменной, снисходительной манере согласился осчастливить своим присутствием собрание, которое, по его мнению, более подходило пещерному человеку эпохи неолита, чем современному обывателю, имеющему за плечами объемный багаж знаний, накопленных человечеством за многие столетия.

Энид сопровождала отца. Профессор прихватил с собой довольно любопытного субъекта, не знакомого ни Мэлоуну, ни остальной компании. Это был высокий, абсолютно невозмутимый костлявый шотландец с веснушчатым лицом и сутулой спиной. От него так и не удалось добиться, что побуждает его исследовать сверхъестественные явления. Единственное, что из него вытянули – это имя. Оказалось, что спутника профессора Челленджера зовут Николл. Мэлоун и Мэйли пришли на встречу в Холланд-парк вместе. Их уже поджидали Делиция Фримен, преподобный Чарльз Мэйсон, представители колледжа мистер и миссис Огилви, мистер Болсовер из Хаммерсмита и лорд Рокстон, который в последнее время усердно изучал спиритуализм и добился значительных успехов. Всего на сеанс собралось одиннадцать человек – довольно неоднородная компания, от которой вряд ли следовало ожидать хороших результатов.

Войдя в зал, собравшиеся обнаружили восседавшего в кресле Линдена. Рядом с ним расположилась жена. Медиума представили гостям, со многими из которых он давно поддерживал дружеские отношения. Челленджер тут же принялся за дело с видом человека, который не потерпит чепухи.

– Это и есть ваш медиум? – спросил он, буравя глазами Линдена.

– Да.

– Его уже обыскали?

– Еще нет.

– Кто обыщет его?

– Выбраны два человека.

Челленджер подозрительно хмыкнул.

– Кто эти люди?

– Никто не справится с задачей лучше вас и вашего друга, мистера Николла. Пожалуйста, пройдите в спальню.

Бедняга Линден последовал за ними, словно арестант за двумя полицейскими. Процедура напомнила ему унижения, которым он не так давно подвергался. Он и так был человеком нервным, а пережитые злоключения и присутствие враждебно настроенного Челленджера заставили Линдена волноваться еще больше. Вернувшись в комнату, медиум укоризненно посмотрел на Мэйли.

– Сомневаюсь, что сегодня удастся чего-либо достигнуть. Может быть, стоит отложить сеанс? – умоляющим тоном произнес он.

Мэйли приблизился к медиуму и дружески хлопнул его по плечу. Миссис Линден взяла мужа за руку.

– Все в порядке, Том, – произнес Мэйли. – Помните, что вы находитесь в кругу друзей. Мы не дадим вас в обиду. – Затем Мэйли довольно жестким тоном обратился к Челленджеру: – Прошу вас запомнить, сэр, что медиум – инструмент не менее хрупкий, чем те, что находятся в вашей лаборатории. Пожалуйста, старайтесь не злоупотреблять его терпением. Уверен, что вы не нашли у него в карманах ничего предосудительного.

– Нет, сэр, не нашел и в результате он сказал, что не сможет сегодня ничего добиться.

– Он сказал так потому, что его тревожат ваши манеры. Впредь постарайтесь вести себя более деликатно.

Выражение лица Челленджера не предвещало ничего хорошего. Его глаза остановились на миссис Линден.

– Насколько я понял, эта особа является супругой медиума. Ее также следует обыскать.

– Не возражаю, – произнес Огилви. – Моя жена и ваша дочь проведут миссис Линден в соседнюю комнату. Но умоляю вас, профессор Челленджер, постарайтесь быть настолько деликатным, насколько это возможно. И запомните, что мы заинтересованы в результатах не меньше вашего. Если вы станете нарушать процесс, пострадают все.

Бакалейщик Болсовер поднялся с места с таким достоинством, словно председательствовал на торжественной службе в храме.

– Настаиваю на том, – сказал он, – чтобы профессора Челленджера обыскали.

Борода профессора вздыбилась от гнева.

– Обыскать меня? Что это значит, сэр?

Но Болсовера оказалось нелегко запугать.

– Вы здесь не как друг, а как враг, сэр. Если удастся доказать мошенничество, это станет вашим персональным триумфом. Поэтому вас необходимо обыскать, как и медиума.

– Вы полагаете, сэр, что я способен на мошенничество?! – заревел Челленджер.

– Профессор, время от времени всех нас обвиняют в мошенничестве, – с улыбкой произнес Мэйли. – Мы поначалу возмущались так же, как и вы, но со временем привыкли. Меня называли лжецом, сумасшедшим и еще бог знает кем. Какое это сейчас имеет значение?

– Возмутительное предложение! – воскликнул профессор, яростно поглядывая вокруг.

– Что поделать, сэр, – сказал Огилви с присущим шотландцам упрямством. – Вы вправе отказаться от сеанса и покинуть комнату. Но если останетесь, то обязаны будете подчиниться правилам, которые диктует наука. Наука гласит, что человек, который враждебно относится к нашему движению, не может оставаться в темноте, не будучи обысканным. Мы должны проверить ваши карманы, сэр.