Спейд широко улыбнулся.

— Ты мне не веришь! — прошептала Ива.

— Не верю, — охотно согласился Спейд.

— Значит, ты меня не простил за то… за то, что я наделала?

— Простил. — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — Все в порядке. Беги.

Ива обняла его обеими руками и искушающе прошептала:

— Тогда пойдем со мной к мистеру Вайсу, милый?

— Я вам буду только мешать. — Спейд разнял ее руки, еще раз поцеловал и легонько подтолкнул к двери.

— Топай, крошка.


Дверь номера 12В в отеле «Александрия» открыл тот самый юный субъект, с которым Спейд разговаривал в вестибюле «Бельведера».

— Привет, — добродушно бросил Спейд.

Юнец промолчал и отошел в сторону, освобождая проход.

Навстречу Спейду поднялся толстяк. Он был невообразимо толст. Казалось, в его теле не было ни одной прямой линии. Шарообразная голова, розовые мячики щек, в которых утопали мясистый нос и пухлые губы, отвисший подбородок, полностью скрывавший короткий обрубок шеи, и, наконец, раздувшийся как бурдюк живот. Когда толстяк двинулся навстречу Спейду, все его внушительные телеса затряслись и заходили ходуном, словно мыльные пузыри, готовые оторваться от трубочек. В маленьких, темных, заплывших жиром глазках, однако, прятались хитрость и проницательность. Толстяк был облачен в темную рубашку, черный сатиновый галстук с розовой жемчужиной в булавке, черную же куртку, серые полосатые брюки и кожаные туфли.

— Ах, мистер Спейд! — радостно промурлыкал он, вытягивая вперед пухлую розовую лапку.

— Рад вас видеть, мистер Гатмэн. — Спейд улыбнулся и пожал мягкую пятерню.

Толстяк, не выпуская руки Спейда, взял его под локоть второй рукой и провел к зеленому плюшевому креслу возле стола, на котором находился поднос с сифоном, бокалами и бутылкой виски «Джонни Уокер», коробка сигар «Коронас дель Ритц» и две газеты.

Спейд уселся в зеленое кресло. Толстяк плеснул в два бокала виски и разбавил водой из сифона. Юный субъект куда-то пропал. Дверь в коридор и обе двери в боковых стенах были закрыты. Два окна, прорубленные в четвертой стене, выходили на Гири-стрит.

— Мы хорошо начинаем, сэр, — промурлыкал толстяк, протягивая Спейду бокал. — Я не верю людям, которые отказываются от спиртного. Если человек осторожничает и боится перепить, то это потому, что он не доверяет ни себе, ни другим.

Спейд взял бокал и вежливо поклонился.

Толстяк поднял свой бокал, посмотрел на свет, как вспениваются, поднимаясь, пузырьки, и одобрительно хмыкнул.

— Ну что ж, сэр, — провозгласил он, — за откровенность и взаимопонимание!

— За откровенность, — кивнул Спейд.

Они осушили бокалы и поставили их на стол.

Толстяк окинул Спейда проницательным взглядом.

— Вы, по-видимому, неразговорчивый человек?

— Наоборот, я чрезвычайно люблю поболтать, — усмехнулся Спейд.

— Чем дальше, тем больше вы мне нравитесь, сэр! — воскликнул толстяк. — Я не доверяю и неразговорчивым людям. Если уж они и говорят, то не вовремя и уж совсем не то, что нужно. Чтобы хорошо говорить, необходимо почти постоянно практиковаться. — Он довольно осклабился. — Я думаю, мы с вами поладим, сэр. Сигару?

Спейд взял из коробки дорогую сигару, обрезал конец и закурил. Тем временем толстяк подтащил свое кресло поближе к Спейду и придвинул к нему пепельницу. Затем он плюхнулся в кресло, взял сигару и облегченно вздохнул.

— Теперь, сэр, мы можем поговорить. Я вам сразу скажу, что люблю беседовать с разговорчивыми людьми.

— Прекрасно. Разумеется, поговорим о черной птице?

Толстяк расхохотался.

— О черной птице? Непременно! — Его розовое лицо сияло от восторга. — Вы именно тот человек, который мне нужен, сэр. Мы с вами сделаны из одной глины. Никакого лавирования, а прямо к делу: «…поговорим о черной птице?» Конечно же. Мне это очень нравится, сэр, так и надо делать бизнес. Мы, безусловно, поговорим о черной птице, но только сначала ответьте на один вопросик, сэр, может быть и ненужный, но нам легче будет понимать друг друга. Вы пришли сюда как представитель мисс О’Шонесси?

Спейд выпустил длинное облачко дыма. Затем, сдвинув брови, посмотрел на тлеющий кончик сигары и неспешно проговорил:

— Не могу сказать прямо — да или нет. Это еще не решено — как говорится, все зависит от обстоятельств.

— Каких? — спросил Гатмэн.

Спейд покачал головой.

— Пока еще сам не знаю.

Толстяк пригубил виски.

— Может быть, это зависит от Джоэля Кейро? — спросил он.

— Может быть — небрежно бросил Спейд и в свою очередь отхлебнул из бокала.

Толстяк нагнулся вперед, насколько позволял живот. Его улыбка обвораживала, как и мурлыкающий голос.

— Вы хотите сказать, что вопрос в том, кого из них вы представляете?

— В некотором роде.

— Значит, одного из них?

— Этого я не говорил.

Глаза толстяка блеснули.

— Тогда кого же? — прошептал он.

Как бы не желая мучить собеседника, Спейд указал на себя концом сигары.

— Себя самого.

Толстяк расслабленно откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул.

— Это прекрасно, сэр, — проблеял он. — Это прекрасно! Я люблю людей, которые без обиняков заявляют, что предметом их особой заботы являются они сами. Наоборот, я абсолютно не верю тем, кто, по их словам, не ищет для себя выгоды. А простакам, которые при этом говорят правду, я не верю вдвойне, потому что существование таких ослов противоречит законам природы.

Спейд с видимой скукой, но вежливо выслушал эту тираду и выпустил дым изо рта.

— Лучше бы и доктор философии не сказал. Однако давайте поговорим о черной птице.

Гатмэн расплылся в улыбке.

— Давайте. — Он сощурился, и глаза его тут же утонули в складках пухлых щек. — Мистер Спейд, вы представляете, сколько денег может высидеть эта птичка?

— Пока нет.

Толстяк наклонился вперед и доверительно положил розовую пятерню на ручку кресла Спейда.

— Так вот, сэр, если я назову вам даже половину суммы, — клянусь Богом, вы скажете, что я лгун.

— Не скажу, — улыбнулся Спейд, — даже если подумаю. Но если боитесь назвать сумму, раскройте секрет птички, а я сам подсчитаю возможные барыши.

Толстяк расхохотался.

— Вы не сможете, сэр. Для этого нужен опыт обращения с подобными вещами, а в данном случае… — он сделал паузу, — прецедента не было. — Внезапно он перестал смеяться и уставился на Спейда с той пристальностью, за которой угадывалась некоторая близорукость. — Позвольте… если я правильно понял, вы хотите сказать, что не знаете секрета черной птицы? — изумленно спросил он.

Спейд небрежно стряхнул пепел с сигары.

— Я знаю, как она должна выглядеть. Знаю, что она представляет большую ценность для некоторых людей. Но не знаю почему.

— Она вам не рассказала?

— Мисс О’Шонесси?

— Да. Симпатичная девушка, не так ли, сзр?

— Угу. Нет, она ничего не говорила.

Глаза толстяка превратились в узкие темные прорези.

— Странно, ведь она должна знать… — невнятно пробормотал он. — И Кейро тоже не счел нужным посвятить вас в эту тайну?

— Вы очень проницательны. Кейро жаждет купить ее, но не делится своей информацией.

Толстяк облизал губы.

— Сколько он вам предлагает?

— Десять тысяч долларов.

Толстяк презрительно расхохотался.

— Десять тысяч, и, обратите внимание, не фунтов, а каких-то жалких долларов! Да-а! И что вы ответили?

— Что охотно получу десять тысяч, если принесу ему эту птицу.

— «Если!» Хорошо сказано, сэр. — Толстяк наморщил лоб. — Но они должны знать! — пробормотал он себе под нос. — А вдруг нет? Как по-вашему, сэр, им известен секрет нашей пташки?

— Здесь я пас, — Спейд развел руками. — Кейро темнит, а мисс О’Шонесси клянется, что не знает, — хотя я убежден, что она лжет.

— Понятно. — Толстяк задумчиво почесал голову и нахмурился. Он поерзал в кресле, насколько позволяли его габариты, закрыл глаза, потом внезапно широко раскрыл их и обратился к Спейду:

— А может быть, они и в самом деле ничего не знают? — Складки разгладились, и лицо его приняло одухотворенное, счастливое выражение. — Понимаете, что это значит, сэр?! — крикнул он. — Это значит, что я один во всем нашем светлом и прекрасном мире посвящен в тайну птицы!

Спейд растянул губы в подобие улыбки.

— Я рад, что пришел по адресу.

Толстяк изобразил ответную улыбку, и в глазах его появился настороженный блеск. Лицо его теперь напоминало маску, за которой он пытался скрыть от Спейда свои мысли. Избегая взгляда Спейда, он посмотрел чуть-чуть в сторону, и лицо его мигом прояснилось.

— О, сэр, ваш бокал пуст. — Он поднялся с кресла, подошел к столу и наполнил оба бокала виски с содовой, а затем с поклоном и с шутовским: «Ах, сэр, такое лекарство никогда не повредит!» — подал собеседнику бокал. Тогда Спейд встал и, пристально глядя в глаза толстяку, произнес с вызовом:

— За откровенность и взаимопонимание!

Толстяк хмыкнул, и они выпили.

— Просто поразительно, — толстяк опустил свою громаду в скрипнувшее кресло, — но вполне возможно, что они не знают секрета птички, и тогда в эту тайну посвящен только я — ваш покорный слуга Каспер Гатмэн, эсквайр!

— Прекрасно, — кивнул Спейд, — после того как вы мне расскажете, число посвященных удвоится.

— Математически правильно, — глаза толстяка блеснули, — но… — губы его растянулись в широкую улыбку, — я еще не уверен, что посвящу вас.

— Не будьте идиотом, — терпеливо сказал Спейд. — Вы знаете, какой секрет прячется в потрохах этой птахи, а я знаю, где она. Потому мы и здесь.

— Хорошо, сэр, так где же она?