Важно не забывать, что "эксперимент", по словам самого Рича, никогда не менялся и мог быть записан с точностью до секунды. Правильно, сынок?

Рич кивнул.

— Да. Любой эстрадный артист скажет вам то же самое. Процесс становится автоматическим. Если получается, я всегда начинаю в девять вечера.

— Так вот, леди и джентльмены, где именно Хьюберт узнал об этом фокусе, мы не знаем и можем лишь догадываться. Но он явно его видел и, наверное, не единожды. И запротоколировал его с точностью до секунды.

Спланировать детали его задумки было несложно. Если сказать шотландско-еврейскому букмекеру...

— В Шатландыи нэт еврэев, — вмешался доктор Нитсдейл. — Аны нэ могут заработат там на жизн.

— Заткнитесь. Если сказать шотландско-еврейскому букмекеру, которому вы должны пять фунтов, чтобы он был у вас дома в определённое время и забрал их, то можете быть точно уверены в этом бескрайнем мире, что он придёт ровно вовремя. Дональд Макдональд должен был прибыть в момент паузы, передышки, когда миссис Фэйн погрузится в сон. И вот Хьюберт вышел.

За окнами сгущался летний сумрак. Люстра задней гостиной ярко светила там, где раньше горел лишь торшер. Слушатели Г.М. наклонились к нему, жадно впитывая каждое слово.

— Теперь, — продолжил Г.М., — разрешите задать вам вопрос. Что это был за единственный момент "эксперимента", когда можно было сказать с уверенностью — с абсолютной уверенностью — что все свидетели пристально смотрели или на миссис Фэйн, или на Артура Фэйна, и не обернулись бы, даже если с ними рядом разорвалась бы бомба?

Я вам скажу. Тот самый момент, когда миссис Фэйн должна была взять револьвер, подойти вперёд по приказу Рича и застрелить своего мужа. Не так ли?

— Так, — согласилась Энн.

Остальные кивнули.

— Хьюберт Фэйн вышел в прихожую, затем пошёл к парадной двери. Там он стоял, разговаривая с букмекером и искоса поглядывая на наручные часы. Когда, по его мнению, момент настал, он отослал Дональда Макдональда прочь.

В прихожей была Дэйзи, приклеившаяся к двери задней гостиной и сосредоточившая на ней всё своё внимание, как он и предполагал. Что оставалось делать Хьюберту? Мы знаем, что он пошёл в столовую. Теперь давайте вспоминать. Вы!

Он указал на Кортни.

— Когда вы впервые увидели Хьюберта Фэйна, или когда я впервые увидел его — чем он занимался?

Кортни задумался.

— Он стоял в столовой, — ответил Кортни, — у буфета. Пил бренди из бутылки. В темноте.

Г.М. кивнул.

— Угу. Выпивал в темноте, как обычно. Что знала и чего ожидала от него стоявшая в прихожей Дэйзи.

Но в этот раз он поступил по-другому. В воскресенье я кое-что заметил насчёт этой столовой. Я заметил это после отвратительного инцидента, когда поскользнулся на коврике и нанёс себе серьёзные повреждения, которые, возможно, приведут к параличу. Эти коврики расставлены, как острова. Они расставлены так, чтобы человек мог быстро пройти от буфета к двери кухни, не скрипя ногами по паркету.

И ещё кое-что. Кто-нибудь из вас помнит, что распашная дверь в кухне абсолютно бесшумна и вообще не скрипит?

— Да, — ответил Кортни, вспомнив. — Помню, как сам обратил на это внимание.

— И вот Хьюберт вошёл в столовую, неплотно закрыв за собой дверь. Он ударил по чему-то, заставив бутылки звенеть. Затем, тихо, как призрак, прошмыгнул к двери кухни, через кухню и в заднюю дверь.

Он знал, что никого не встретит, потому что (нам ли не знать?) миссис Проппер каждую ночь ложится спать в девять. Далее. За кухонной дверью Хьюберт оставил... что же? Скажите мне. Вы использовали эту же вещь в воскресенье вечером, с той же целью, что и Хьюберт.

В мёртвой тишине Кортни заговорил.

— Короткую лестницу, — сказал он.

— Именно. Короткую лестницу.

Видите ли, тупоголовые вы мои, весь этот трёп про четыре фута, нетронутую клумбу и пыль на подоконниках не значит ни черта. Почему хоть что-то из этого должно вас волновать, если вы можете упереть лестницу в бетонный въезд, над клумбой, и опустить её на внешний край подоконника?

Все ваши предположения, понимаете, были основаны на вере, что кто-то пробрался в комнату через окно. Но, естественно, в комнату вообще никто не пробирался. В этом не было необходимости.

Снова повисла тишина.

— Но сколько же времени для этого требуется? — запротестовал Шарплесс.

Г.М. издал потусторонний смешок.

— Я вроде как ожидал, что кто-то об этом упомянет. Вот тут у меня, — он поднял руку вверх, — секундомер. Вы, сынок, сейчас идите в столовую. Когда вы услышите, как кто-то кричит "Пошёл!", бегите тем же путём, что и Хьюберт. Лестница ждёт вас снаружи. Закрепите её и высуньте голову через окно.

Г.М. дал секундомер Кортни, а Шарплесс выскочил из комнаты.

— Засекайте, — сказал Г.М.

Шарплесс, уже невидимый, крикнул, что он готов.

— Пошёл! — закричал Кортни и нажал кнопку секундомера.

Быстрая маленькая стрелка начала движение. В сумраке на подоконнике появился край лестницы, чётко видимый там, где шторы были раскрыты. Когда показалась голова Шарплесса, Кортни остановил секундомер.

— С этой штукой что-то не так! — сказал он. — Всего тринадцать секунд.

— Нет, сынок. Как-то так и должно быть. Теперь очистите центр комнаты и поставьте туда маленький столик.

Все отодвинулись, а Энн с Кортни поставили столик. Г.М. с серьёзным видом положил туда резиновый кинжал.

— Теперь смотрите, — приказал он.

Из внутреннего кармана он достал предмет, заставивший их моргнуть. Он был сделан из очень лёгкого, тонкого дерева, окрашен в белый цвет и выглядел, как сложенная группа планок с ручками на одном конце.

— Это ещё что? — поинтересовалась Энн.

— Это пантографный захват, — сказал Г.М. — Вы, наверное, видели такой. Вулворт когда-то продавал игрушечные; думаю, всё ещё продаёт.

Он нажал на ручки. Нечто, казавшееся сплющенной кучей деревянных планок, начало удлиняться. Теперь они видели, что оно состояло из деревянных брусков, последовательно соединённых в форме ромба.

Когда на ручки нажимали, соединения расширялись в ромбы и снова сужались, а само устройство растягивалось дальше и дальше: фут, два фута, шесть, восемь — будто жёсткая змея. Г.М. потянул за ручки в обратную сторону, и оно вернулось в своё изначальное компактное состояние.

— Я впервые подумал об этой маленькой штучке, — продолжил он, — в четверг, когда мы говорили о трюке с вонзанием булавки в тело без боли.

Эти захваты используются фокусниками и, конечно, фальшивыми медиумами. Находясь в одном месте, они удлиняют эту штуку в темноте и заставляют двигаться вещи в любой части комнаты. Так можно заставить летать призрачную светящуюся руку и так далее.

Я сознательно упомянул захваты в воскресенье в присутствии Мастерса, в связи с этими медиумами-мошенниками, братьями Дэвенпорт, чтобы посмотреть, догадается ли он. Но он не догадался.

А затем — чтоб мне провалиться! — пантографные захваты стали меня преследовать. Я стал одержим ими. Решётки, подпирающие розы в вашем саду, похожи на эти захваты. И в самой их гуще стоял Хьюберт и разговаривал с нами. Потом я сел за телефон в кабинете Агнью; и там на меня уставился телефон на стальных креплениях, дающих двигать его к себе и от себя и работающих по тому же принципу.

Я одержим, это факт.

Хьюберт сделал себе такой захват. На конце у него (видите?) маленькая пружинка, которая захватит любой коснувшийся её предмет и будет крепко его держать.

Он стоял за окном, подглядывая через щель между шторами. Когда миссис Фэйн должна была застрелить своего мужа, и все глаза в комнате не могли оторваться от этого зрелища, захват пополз сквозь шторы.

Он поймал кинжал на расстоянии двенадцати футов и вернулся с ним. Старый добрый Хьюберт закрепил настоящий кинжал, всего чуть-чуть более тяжёлый, чем резиновый, так, что прикосновение к столу должно было его открепить.

Когда Рич крикнул миссис Фэйн: "Один, два, три, огонь", и никто не обратил бы внимания даже на пробегающее рядом стадо слонов, захват появился снова. Прикосновение заставило кинжал лечь на стол. Любой небольшой шум, которым это могло сопровождаться, был заглушён резиновой ручкой и вашей невнимательностью. Вот и всё. Чтобы подменить кинжал, как поняли мы с Мастерсом, требуется около десяти секунд.

Он повернулся к Шарплессу.

— Так, сынок. Спускайтесь. Отнесите лестницу в сарай и поспешите обратно... Засеките время, за которое он это сделает.

В полном молчании маленькая стрелка секундомера неуклонно задвигалась.

Когда Шарплесс открыл дверь в прихожую, Кортни нажал на кнопку.

— Дольше, — сказал он, — семнадцать секунд.

— Тринадцать плюс десять плюс семнадцать, — мечтательно произнёс Г.М. — Сорок секунд. Меньше минуты. Но давайте добавим запас на обдумывание со стороны Хьюберта и остановимся на одной минуте.

Вам ведь не кажется, что это очень долго? Теперь вы понимаете, почему Дэйзи была готова поклясться, что Хьюберт всего лишь зашёл в столовую выпить?

Так вот, Хьюберт, как вы помните, жизнерадостно вернулся как раз вовремя, чтобы открыть дверь и увидеть в кресле Артура Фэйна, заколотого насмерть.

Г.М., ворча, свернул пантографный захват и положил его в нагрудный карман.

— Вот и вся грустная история, дети мои. У него остался захват и резиновый кинжал. Всё, что ему оставалось сделать — запрятать резиновый кинжал подальше в диван. Возникла ли у него смелая, сумасшедшая, дикая идея подкрутить крепления захвата так, чтобы он не двигался, растянутый на полдлины, а затем избавиться от него, воткнув в саду в качестве решётки у всех на виду... ну, не знаю. Но у меня есть смутная идея, что это в стиле Хьюберта. Соответствует его чувству юмора.