— Слышите, Мастерс?

— Но могу ли я поинтересоваться, сэр, что, чёрт побери, вы делаете?

— Я надиктовываю свои воспоминания.

— Свои что?

— Мои мемуа-ары, — сказал Г.М., делая акцент на третьем слоге. — Мою автобиографию.

Мастерс стоял очень спокойно. Вкрадчивый, как карточный шулер, с седеющими волосами, аккуратно зачёсанными, чтобы скрыть лысину, он стоял на солнцепёке, как человек, чьи опасения подтвердились.

— Вот как? То, что называется историей жизни, да?

— Именно так. Вы проницательный парень, Мастерс.

— Я понял. Вы... эм... вы не говорили ничего обо мне, ведь так?

— Нет, ещё нет, — признал Г.М., коротко хохотнув. — Но, лопни мои глаза, какое веселье пойдёт, когда я начну!

— Я предупреждаю вас, сэр...

Молодой человек мягко вмешался.

— На вашем месте, старший инспектор, — посоветовал он, — я бы не волновался. Мы прошли уже около сорока восьми тысяч слов, но описываем только одиннадцатый год. Если у него и есть что-то на вас, я начал бы беспокоиться где-то к следующему Рождеству.

Г.М. ткнул в него клюшкой.

— У меня есть подозрение, — сказал он, — очень сильное подозрение, что этот тип здесь для того, чтобы постоянно меня поддевать. Но он сохраняет непроницаемое лицо. Я серьёзен по поводу этой книги. Ей предстоит стать важным общественным и политическим документом. Вы, — он всмотрелся в Энн Браунинг, — вы смеялись надо мной?

Девушка убрала руки от лица.

— Вы же знаете, я никогда бы так не поступила, — заверила она его с такой невинной искренностью, что тот успокоился. — Но пальцы мистера Кортни, наверное, уже затекли. Почему бы вам не сделать передышку и дать возможность старшему инспектору сказать вам то, что он собирался?

Мастерс напрягся.

— Доброе утро, мисс, — уклончиво произнёс он, значительно посмотрев на Г.М. — Доброе утро, сэр.

Г.М. представил их друг другу.

— Эта девчонка, — добавил он, — протеже Рейса. Ей сказали приклеиться ко мне, и с этим ничего не поделаешь.

Мастерс посмотрел на Энн с возрастающим интересом.

— Но это же также (да?) и девушка, присутствовавшая при вчерашнем убийстве? Рад слышать это, мисс! Вы — единственная причастная к делу, с кем я ещё не переговорил.

Г.М. моргнул.

— Так в чём проблема? Это же недолго, не так ли, Мастерс?

— Четыре часа пополудни, сэр. Если вы не возражаете, что я об этом напоминаю.

— Хорошо, хорошо. Поменьше металла в голосе, сынок. Что вы уже успели?

Мастерс сделал глубокий вдох.

— Я говорил с Агнью и читал его записи. Я переговорил с миссис Фэйн, капитаном Шарплессом, мистером Хьюбертом Фэйном, доктором Ричем, горничной и кухаркой. Я также внимательно изучил гостиную, в которой было совершено убийство.

— И?

— Расскажите мне сами, — многозначительно предложил Мастерс.

Г.М. отложил клюшку. Он подошёл к крыльцу и вернулся оттуда с двумя шезлонгами. Потом, немного напоминая Лаокоона, попытался раскрыть их для себя и Мастерса, придав им в процессе ещё более невероятную форму, чем обычно.

— Всё как-то так, — продолжил старший инспектор, кладя шляпу в траву. — Если бы только эти люди не были дьявольски одинаковы в своих историях! Если бы только они не клялись, что всё время видели друг друга! Если бы только...

Он остановился, осознав, что сидит напротив одного из этих людей.

— Тем не менее, это чистая правда! — заверила его Энн.

Мастерс вытянул шею. Его тон стал более доверительным.

— Продолжайте, мисс! Только между нами. Как вы можете быть так уверены в этом?

— Потому что мы вчетвером сидели настолько же близко друг к другу, как мы сидим сейчас. Доктор Рич был в центре, вот так.

Энн достала клюшку и поставила её в центре, представляя Рича.

— Торшер светил прямо на нас. Столик был не менее чем в двенадцати футах...

— Именно в двенадцати футах, — сказал Мастерс. — Я измерил.

— И из круга никто не выходил, — подытожила Энн. — Единственным, кто вообще проходил мимо столика, был сам Артур Фэйн.

— Я что хочу сказать, Мастерс, — вмешался откинувшийся в шезлонге Г.М., его отвратительная шляпа съехала на очки. — А как насчёт предположения, что кто-то прокрался внутрь через дверь или окно?

Мастерс заколебался.

— Давайте, давайте, сынок! Скажите нам.

— Ну, сэр, я скажу так: чертовски уверен, что это невозможно. Дело не только в том, что я поверил людям, находившимся в той комнате, хотя не могу не признать: то, что они мне сказали, весьма разумно. Но — если говорить о двери — у меня есть независимый свидетель.

— Свидетель? Кто?

— Дэйзи Фэнтон, горничная.

Мастерс вынул блокнот.

— Так вот, эта девица, Дэйзи, просто умирала от любопытства, желая узнать, что происходило той ночью. Ей было известно, что намечается какая-то игра в гипноз, но без подробностей. Любая девушка на её месте заинтересовалась бы. Поэтому с того момента, как гости после ужина отправились в заднюю гостиную, и до того момента, как был заколот мистер Фэйн, Дэйзи не покидала прихожую.

— Ого! — сказал Г.М.

Мастерс угрюмо кивнул.

— Именно так, сэр.

— Но...

— Подождите немного. Дэйзи слонялась по коридору. Немного позже она увидела миссис Фэйн, выходящую из гостиной, когда её попросили выйти, как в игре в "угадайку".

Дэйзи отшатнулась к двери столовой, где было темно, и стала ждать. Она сказала, что миссис Фэйн подслушивала под дверью, чего никто не заметил, пока кто-то из комнаты не запер дверь. Затем, несколько минут спустя, доктор Рич открыл её и пригласил миссис Фэйн вернуться. Всё совпадает с тем, что мы уже слышали.

Дэйзи вернулась на свой пост в коридоре. Немного позже зазвенел дверной звонок. Это пришёл букмекер по фамилии Макдональд, желавший увидеть мистера Хьюберта Фэйна. Дэйзи пыталась отослать его, но он заартачился. Так что она пошла в гостиную и позвала мистера Хьюберта Фэйна.

Мастерс сделал паузу, прочистив горло.

Раннее вечернее солнце сверкало у него на лбу. Для Кортни сцена прошлой ночи засияла живыми красками, хотя он и не присутствовал при ней.

— Мистер Хьюберт Фэйн вышел и стал говорить с букмекером на крыльце. Они о чём-то спорили — Дэйзи наблюдала за ними не всё время — а сама Дэйзи оставалась на своём месте, в коридоре, прижав ухо к двери.

На этом месте Г.М., сопевший, будто во сне, закрытый шляпой, приоткрыл один глаз.

— Погодите, сынок! Она не боялась, что старик Хьюберт рассердится, если увидит, как она открыто подслушивает под дверью?

Мастерс покачал головой.

— Нет. Она говорит, будто знала, что он ничего ей не скажет. Она говорит, что он никогда так не поступает. Она говорит, — тон Мастерса стал откровенно подражающим, — она говорит, что он "такой милый старый джентльмен".

— Угу. Давайте дальше.

— Мистер Хьюберт Фэйн завершил разговор с букмекером и вернулся в прихожую. Он вошёл в столовую, отхлебнул бренди из буфета (как мне сказали, он часто так делает), прошёл прямо к гостиной и открыл дверь где-то через десять секунд после того, как мистера Фэйна закололи. Иными словами, у него настолько же твёрдое алиби, как и у всех остальных в той комнате.

Мастерс закрыл блокнот с хлопком.

— Но самое важное (да?) — это свидетельство Дэйзи. Она клянётся, — и убейте меня, сэр, но я не вижу причин ей не верить, — что никто не мог прошмыгнуть мимо неё, пока она там стояла. Вот наш свидетель. Это отметает возможность, что кто-то вошёл через дверь.

— Да. Я боялся этого.

— Вы согласны, сэр Генри, или нет?

Г.М. простонал.

— Ну хорошо, сынок. Я согласен. Что насчёт окон?

— Я хорошо осмотрел эти окна. Под ними находится клумба шириной в четыре фута, которую полили ближе к вечеру, так что на ней бы отразились даже следы чьего-то дыхания. Окна находятся на высоте восьми футов от земли. На их подоконниках лежит нетронутый толстый слой пыли. Что представляет собой пол в комнате, вы уже знаете. Столик находился на расстоянии двенадцати футов от окон. Шторы были задёрнуты, и наши свидетели клянутся, что они даже не шевелились. Великолепно! Ни блокировки окон, ни болтов на внутренней стороне — кто запирает окна августовской ночью? А иначе попасть через окно было бы попросту ещё более невозможно. Это исключает окна так же, как и дверь.

— Да, — признал Г.М. — Исключает.

Филип Кортни осознал, что мысли проносятся у него в голове с бешеной скоростью.

Он надеялся, что вечером произойдёт продуктивное обсуждение или хотя бы выявление каких-то недостатков в показаниях свидетелей. А в результате комната стала выглядеть запечатанной в клейкую бумагу — ещё хуже, чем раньше.

— Но это же невозможно! — сказал он.

Мастерс медленно повернулся и посмотрел на него. как человек, заблудившийся в чужой земле, и вдруг услыхавший знакомый голос.

— Ах, — прошептал инспектор. — Где же я это уже слышал? Правда, где же я это уже слышал? Но посмотрите на сэра Генри! Его это, похоже, вообще не волнует.

Г.М., действительно, безмятежно развалился в шезлонге. Вокруг него летала муха, иногда присаживаясь на шляпу.

— Это дело, — продолжал Мастерс, — нужно рассмотреть с другой стороны. Оно, для начала, какое-то безумное и запутанное. Прежде всего: мы знаем убийцу, но убийца — единственный человек, который не может быть виновным. Мы...

— Хорошо, хорошо, сынок, — успокаивающе произнёс Г.М.

Но Мастерс только разошёлся.

— Нам нужно найти того, кто подменил резиновый кинжал на настоящий, в то время, как свидетельства доказывают, что этого не мог сделать никто. Не имеет смысла спрашивать: "Где вы были в такое-то время?". Мы знаем, где они были. Не имеет смысла спрашивать: "Как вы объясните это подозрительное поведение?". Потому что не было никакого подозрительного поведения. Вообще не было никакого поведения. Гипноз! Резиновые кинжалы! Гррр!