Делать мне все равно было нечего, и я согласился. Получив вывеску, я положил ее на заднее сиденье старенького «олдсмобиля» и решил проехать через район киностудий.

У входа в «Парамаунт» я увидел Римму. Она о чем-то спорила с вахтером. Я с первого взгляда узнал ее по ее серебристой голове.

На ней был черный, плотно облегавший фигуру комбинезон, красная блузка и такие же красные туфельки, вроде балетных. Как и всегда, она выглядела замызганной и неряшливой.

Поставив машину на свободное место между «бьюиком» и «кадиллаком», я направился к Римме.

Вахтер тем временем скрылся в своей каморке и с силой захлопнул дверь. Римма повернулась и пошла в мою сторону. Меня она узнала, когда мы чуть не столкнулись. Девушка остановилась как вкопанная и уставилась на меня. Ее лицо покрылось густым румянцем. Она исподтишка посмотрела по сторонам, но бежать было некуда, и она решила действовать нагло.

— Привет, — сказал я.

— Привет.

— Наконец-то мы встретились.

Я подошел еще ближе, готовый схватить ее, если она вздумает улизнуть.

— Ты должна мне тридцать долларов, — сказал я и улыбнулся.

— Ты, кажется, шутишь? — Темно-голубые глаза Риммы смотрели куда-то мимо меня. — Какие тридцать долларов?

— Тридцать долларов. Те, что ты украла у меня. Давай-ка деньги, или нам придется прогуляться в участок.

— Ничего я у тебя не крала! Я должна тебе полдоллара, и все.

Я схватил ее за тонкую руку.

— Пошли. И не вздумай устраивать сцену. Я ведь сильнее тебя. Идем в участок, и пусть полицейские разберутся, что к чему.

Римма сделала попытку вырваться, но, признав свое бессилие, пожала плечами и покорно пошла за мной. Я толкнул ее в машину и сел рядом.

— Это твоя машина? — с внезапным интересом спросила Римма, когда я заводил мотор.

— Нет, крошка, не моя. Я по-прежнему без средств и по-прежнему намерен заставить тебя вернуть деньги. Как ты жила все это время?

— Неважно. Сижу на мели.

— Ну, что ж. А теперь посидишь немного в тюрьме, может, это пойдет тебе на пользу. По крайней мере, бесплатное питание.

— Ты не отправишь меня в тюрьму!

— Конечно, если ты вернешь мне деньги.

— Извини, пожалуйста, — Римма выставила грудь, повернулась ко мне и положила свою руку на мою. — Мне тогда до зарезу нужны были деньги. Я верну. Клянусь тебе!

— Не клянись. Просто верни, и дело с концом.

— Но у меня нет сейчас ни цента.

— Дай-ка сумочку.

Она прижала к себе потрепанную маленькую сумочку.

— Нет!

Я повернул машину к тротуару и резко затормозил.

— Ты слышала? Дай сумочку, или я отвезу тебя в ближайший полицейский участок.

Римма сверкнула глазами.

— Оставь меня в покое. Нет у меня денег. Я их истратила.

— Знаешь, крошка, мне это совсем-совсем безразлично. Дай мне твою сумку, иначе будешь разговаривать с полицейскими.

— Ты пожалеешь об этом! Я говорю серьезно. Я не скоро забываю.

— А меня не интересует, скоро или не скоро. Дай сюда!

Римма бросила мне на колени потрепанную сумку.

Я открыл ее. В ней оказалось пять долларов и восемь центов, пачка сигарет, ключ от комнаты и грязный носовой платок.

Я взял деньги, положил их в карман и швырнул сумку обратно.

— Вот уж чего я тебе никогда не забуду, — тихо заметила Римма.

— И чудесно. Во всяком случае, это тебе наука на будущее. Где ты живешь?

Римма с мрачным выражением лица назвала адрес пансиона недалеко от того места, где мы находились.

— Вот туда мы и поедем.

Следуя сердитым, отрывочным указаниям девушки, я привез ее к еще более грязному и запущенному дому, чем мой. Из машины мы вышли вместе.

— Придется тебе перебраться в мой пансион, крошка, — заявил я. — Будешь петь, зарабатывать деньги и вернешь мне украденное. Твоим антрепренером буду я, и тебе придется платить мне десять процентов со всех заработков. Мы составим письменный договор, но прежде всего ты соберешь свои вещи, и я увезу тебя из этой дыры.

— Ничего я пением не заработаю.

— Это уж моя забота. Ты сделаешь то, что я тебе велю, а иначе отправишься в тюрьму. Давай решай, да побыстрее!

— Ты можешь оставить меня в покое? Я же говорю, что ничего не заработаю пением.

— Ты поедешь со мной, или предпочитаешь отправиться в тюрьму?

Римма молча смотрела на меня. В ее глазах я видел ненависть, но это меня не беспокоило. Она была в моих руках и могла ненавидеть сколько угодно. Так или иначе, но ей придется вернуть деньги.

— Хорошо, я еду с тобой, — сказала она наконец.

Сборы не заняли у Риммы много времени. Мне пришлось расстаться с четырьмя ее же долларами, чтобы уплатить за квартиру, потом я привез ее в свой пансион.

Римма поселилась в той же комнате, что и прежде. Пока она раскладывала вещи, я написал договор, составленный в громких, но юридически совершенно несостоятельных выражениях. Я именовался антрепренером и получал право на десять процентов от всех заработков девушки. С этим документом я отправился к Римме.

— Распишись вот здесь, — потребовал я, показывая на бумагу.

— И не подумаю, — мрачно ответила Римма.

— Тогда отправляемся в участок.

В глазах Риммы снова вспыхнула ненависть. Помедлив, она нехотя поставила свою подпись.

— Так-то лучше, — сказал я, пряча документ в карман. — Сегодня вечером мы пойдем в «Голубую розу». Ты будешь петь, как еще не пела никогда, получишь ангажемент на семьдесят пять долларов в неделю. Из этих денег я возьму десять процентов плюс свои тридцать долларов. В дальнейшем, крошка, тебе сначала придется отработать все то, что я потрачу на тебя, а уж потом ты будешь зарабатывать и на себя.

— А я говорю, что не смогу зарабатывать пением, вот увидишь.

— А я спрашиваю: почему? С таким голосом будешь грести деньги лопатой.

Римма закурила и жадно втянула дым. Я заметил, что она как-то сразу раскисла и обмякла, словно у нее вынули позвоночник.

— Хорошо. Я сделаю по-твоему.

— А что ты наденешь?

С явным усилием она поднялась со стула и открыла гардероб. У нее оказалось только одно платье, да и то не из блестящих. Впрочем, я знал, что в «Голубой розе» предпочитают не слишком яркое освещение; платье сойдет, тем более, что другого не было.

— Мне бы поесть, — сказала Римма, вновь тяжело опускаясь на стул. — Весь день я ничего не ела.

— У тебя одно на уме. Поешь, когда получишь работу. Что ты сделала с деньгами, которые украла у меня?

Римма молча смотрела на меня некоторое время.

— Прожила. На что-то же я должна была жить!

— Разве ты нигде не работаешь?

— Иногда.

— Что ты намерена спеть сегодня? Пожалуй, «Тело и душа» лучше всего подойдет для начала. А на бис?

— Ты уверен, что мне придется петь на бис? — спросила Римма с кислым выражением.

Я с трудом удерживал себя, чтобы не ударить ее.

— Мы исполним старые мелодии. Ты знаешь «Не могу забыть того парня»?

— Знаю.

«Ну и чудесно. Все обалдеют, когда услышат эту песню в исполнении певицы с голосом, похожим на серебряный колокольчик».

— Ну и чудесно! — повторил я вслух и взглянул на часы. Было около четверти восьмого. — Я скоро вернусь, а ты переодевайся. Встретимся через час.

Я подошел к двери и вынул ключ.

— Вот что, крошка. Чтобы тебя не соблазняла мысль о бегстве, я тебя закрою.

— Я и так никуда не убегу.

— Вот об этом я и забочусь.

Я вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ.

Вручив Расти неоновую вывеску, я предупредил его, что сегодня вечером не приду в бар.

Расти как-то чересчур уж пристально посмотрел на меня.

— Знаешь, Джефф, — сказал он, смущенно почесывая затылок, — пора нам поговорить с тобой. Мои постоянные посетители не очень-то разбираются в твоих музыкальных способностях. Я не могу платить тебе тридцать долларов в неделю. Пора бы тебе взяться за ум и отправиться домой. Все-таки ты ведешь здесь бесполезную жизнь. Одним словом, я больше не могу держать тебя. Приобретаю радиолу-автомат. Ты работаешь последнюю неделю.

Я широко улыбнулся.

— Ну что ж, Расти, договорились. Я знаю, ты хочешь мне добра, но домой я не поеду. Когда ты увидишь меня в следующий раз, я буду ездить в «кадиллаке».

Потеря тридцати долларов в неделю меня не беспокоила. Я не сомневался, что Римма вскоре начнет зарабатывать большие деньги.

Позвонив Уилли Флойду, я сообщил, что привезу Римму примерно в половине десятого. Он согласился, хотя и без особого энтузиазма. Потом я вернулся в наш пансион и по пути в свою комнату заглянул к Римме. Она спала.

Времени до половины десятого оставалось еще много, и я не стал будить девушку. Я прошел к себе, побрился, надел чистую сорочку, потом вынул из шкафа смокинг, почистил его и погладил. Вообще-то смокинг выглядел далеко не блестяще, но другого у меня не было, а о покупке нового я не смел и мечтать.

Без четверти девять я снова зашел к Римме и разбудил ее.

— Ну, звезда, вставай. В твоем распоряжении всего полчаса.

Римма выглядела довольно апатичной. От меня не укрылось, что ей стоило немалых усилий подняться.

Может, она в самом деле была голодна. Во всяком случае, я понял, что она не сможет петь в таком состоянии.

— Вот что. Я пошлю Кэрри за бутербродами, а ты пока одевайся.