Рекс Стаут - Ловушка для матери

— Нет, сэр. Только что вы сказали, что знаете, чего они не делают. Они не вторгаются в область ваших интересов. Не расследуют убийство. Не занимаемся этим и мы с мистером Гудвином.

Кремер взглянул на меня.

— Вы отпущены под залог.

Я кивнул:

— Кому как не вам знать об этом.

— Вы провели ночь в доме миссис Вэлдон. Прошлую ночь.

Я поднял бровь:

— В этом утверждении два промаха. Во-первых, это неправда. Во-вторых, если бы даже это и было правдой, то какое все это имеет отношение к убийству?

— Когда вы ушли оттуда?

— Я не ушел. Я до сих пор там.

Он поднял руку.

— Осторожнее, Гудвин. Вы не знаете, что я основываюсь на донесениях. Человек, дежуривший с восьми до двух, говорит, что вы вошли в девять двадцать и не выходили. Человек, дежуривший с двух до восьми, также утверждает, что вы не выходили. Я хочу знать, кто из них прозевал вас. В какое время вы ушли?

— Удивляюсь, зачем вы пришли сюда, — сказал я. — Судя по методам, которыми вы действуете, не из-за убийства. Следовательно, вы пришли проверить ваших мальчиков. Прекрасно. Без четверти два мы с миссис Вэлдон в весьма приподнятом настроении вышли на тротуар потанцевать в летнюю ночь. В четверть третьего она вернулась к себе, а я ушел. Следовательно, они оба прозевали меня. Конечно...

— Вы клоун и лжец, — Кремер медленно поднял руку и потер нос. Потом взглянул на Вулфа, вытащил из кармана сигару, осмотрел её, покатал между ладонями, сунул в рот и прикусил зубами. — Я мог бы заняться вашими лицензиями, позвонив в Олбани.

Вулф кивнул.

— Несомненно.

— Вы чертовски упрямы, — Кремер вытащил сигару. — Вы знаете, что я могу отобрать вашу лицензию. Вы знаете, что я могу забрать вас и привлечь как важных свидетелей. Вы знаете, что получите широкую огласку как обвиняемые и уголовном преступлении, если будете продолжать это безумие. Но вы упрямы, как буйвол, и я не собираюсь тратить на вас свое жалование.

— Рациональное решение.

— Да, но у вас есть клиентка, миссис Вэлдон. И вы не только сами отказываетесь дать свидетельские показания, но запретили делать это и ей.

— Это она сказала?

— Ей не надо было этого говорить. Не притворяйтесь

Конечно, вы ей запретили. Она — ваша клиентка и тоже всё скрывает. Окружной прокурор просил её прийти, а она не пришла. Следовательно, мы её заберем.

— Не будет ли это слишком для дамы с её происхождением и положением?

— Нет, не слишком, если учесть, что нам необходимо быть в курсе того, что она знает. Эти пуговицы на комбинезоне заставили Гудвина встретиться с Элен Тензер. Комбинезон же был на младенце, который, по словам миссис Вэлдон, был оставлен в её вестибюле и сейчас находится в доме. Итак...

— Вы же сказали, что миссис Вэлдон молчит.

— Она рассказала по крайней мере двум людям, что ребенок был оставлен в её вестибюле, когда она была дома одна. Она ничего нам не рассказывала, но если у неё есть здравый смысл и совесть её чиста, то она это сделает. Если она невиновна, то расскажет нам все, что знает, включая и то, зачем она вас наняла и что вы сделали. Я не думаю, что речь идет о чем-то вроде похищения ребенка, поскольку у неё есть адвокат, который мог бы возбудить дело на законном основании. Но я твердо уверен в том, что ребенок, который живет в её доме, тот самый, что жил у Элен Тензер приблизительно до двадцатого мая. В её доме найдены точно такие комбинезоны, какой Гудвин показывал Элен Тензер, с такими же пуговицами. С теми же проклятыми пуговицами!

Мне казалось, что он имеет что-то против этих пуговиц, но, может быть, и он встречался с Николасом Лосером.

Кремер продолжал:

— Итак, я хочу знать о том, что знает о ребенке миссис Вэлдон и что знаете вы. Окружной прокурор ничего не может вытянуть у её адвоката и доктора, поскольку они находятся в привилегированном положении. Няня, кухарка и служанка не имеют такого статуса, но если что-нибудь и знают, им уже заткнули рот. Няня объявила, что ей известно только то, что ребенок — мальчик, что он здоров и что ему от пяти до шести месяцев. Следовательно, миссис Вэлдон — не его мать. Она не рожала детей ни в декабре, ни в январе.

— Я дал вам моё слово, — сказал Вулф, — что не имею понятия, кто убил Элен Тензер.

— Это я слышал.

— Сейчас я дал слово, что не знаю о ребенке — его происхождении, воспитании и о том, кто положил в вестибюль, больше, чем знаете вы.

— Я в это не верю.

— Ерунда. Конечно же, вы верите. Вы хорошо знаете, что я не стал бы оскорблять эту старую добрую фразу.

Кремер зарычал:

— Тогда, во имя Бога, что вы знаете? Зачем она вас наняла? Почему вы её покрываете? Почему приказали ей молчать?

— Её консультация со мной носила конфиденциальный характер. Почему мне должно быть отказано в привилегии, которая предоставляется адвокатам и врачам и даже тем из них, кто недостоин этого? Она не нарушала закона, она не сделала ничего, за что обязана отчитываться, у неё нет знакомств, которые могли бы послужить основанием для судебного преследования. Нет...

— Зачем она вас наняла?

Вулф кивнул.

— Если я вам расскажу об этом со всеми деталями, или если это сделает она, мисс Вэлдон станет мишенью для публики. Когда ребенок был оставлен в её вестибюле, он был завернут в одеяло, с внутренней стороны которого был приколот кусок бумаги с несколькими строчками. Записка напечатана на гектографе, которым обычно пользуются дети. Поэтому...

— Что в ней написано?

— Вы перебиваете меня. Она не давала ни следа, ни намека. Как раз записка и толкнула ко мне миссис Вэлдон. Если бы я...

— Где записка?

— Если бы я рассказал вам, о чем в ней говорилось, дела моей клиентки получили бы широкую огласку...

— Я хочу получить записку и немедленно!

— Вы прерывали меня четыре раза, мистер Кремер! Пределы моего терпения не бесконечны. Вы, конечно, скажете, что содержание записки не будет опубликовано, но одной вашей добросовестности недостаточно. Миссис Несбит, несомненно, тоже уверили в том, что её имя не станет известно. Но, тем не менее, попало. Поэтому я приберегу записку. Скажу только, что она не помогла бы вам найти убийцу. Теперь, за исключением одной незначительной детали, вы знаете все. Что же касается того, зачем меня наняла миссис Вэлдон, то это очевидно — я должен найти мать ребенка. Мистер Гудвин, мистер Пензер, мистер Даркин и мистер Кэтер занимаются этим, только этим уже больше трех недель. Вот и все. Я кончил свои свидетельские показания.

— Так, — глаза Кремера сузились. — Если вы оставляете записку у себя, то зачем рассказали о ней мне?

— Для того, чтобы объяснить, почему миссис Вэлдон испытывает такие страдания из-за ребенка, оставленного в её доме. Ради того, чтобы избавить её от беспокойств, мне пришлось рассказать вам для чего она меня наняла, а поскольку я сделал это, то пришлось рассказать и о причине, толкнувшей её на этот шаг.

— Записка, конечно, у вас.

— Возможно. Если в вашей голове засела мысль получить её по приказу судьи, то она никуда не годится. Вы зря беспокоитесь.

— Что ж, не буду, — Кремер встал, шагнул вперед, бросил сигару в корзину для мусора и, как всегда, промахнулся. Потом посмотрел на Вулфа. — Я не верю в существование записки. Я заметил, что вы не произнесли по этому поводу вашу прекрасную старую фразу. Я хочу знать настоящую причину, по которой миссис Вэлдон тратит деньги на беспризорного ребенка и держит рот на замке, и если я не узнаю её от вас, то, для смеха, узнаю от неё. Если записка была, то об этом я тоже узнаю от неё.

Вулф ударил кулаком по столу.

— И это после того, как я сказал вам все! заорал он. — После того, как я потворствовал вам во всем возможном, после того, как дал слово по двум важнейшим моментам дела, вы собираетесь досаждать моей клиентке?

— Вы чертовски правы. Собираюсь.

Кремер шагнул по направлению к двери, вспомнил о шляпе, вернулся за ней к красному кожаному креслу и про маршировал к выходу из кабинета. Я вышел вслед за ним.

Когда я вернулся, Вулф заметил:

— Ни одного упоминания об анонимных письмах. Стратегия?

— Нет. Судя по настроению, в котором он находится, Кремер использовал бы все камни, находящиеся в его распоряжении. Следовательно, все это выболтал не Уитон. Но какая разница? К Люси ведут дюжины нитей.

Вулф втянул воздух через нос и выпустил его через рот.

— Она не знает ничего, о чем бы не знал Кремер, если не считать содержания записки. Может быть, посоветовать ей рассказать обо всем, кроме записки?

— Нет. Если она ответит на десять вопросов, они зададут миллион. Я пойду к ней и расскажу о том, что её ждет. Буду здесь к тому времени, когда они явятся с ордером. Я думаю, вам следует позвонить Паркеру. Завтра четвертое июля, а договариваться о залоге в воскресный день — может оказаться проблемой.

— Черт побери! — заорал он, направляясь к двери.

Я не знал, к кому это относится: к Кремеру или к нашей клиентке.

В субботу, седьмого июля, в половине четвертого позвонил Сол и доложил о том, что закрыл последний пробел, исключив девушку, работавшую в конторе Уиллиса Крага. Второй этап охоты за матерью оказался законченным. Мы пятеро (я включаю и Вулфа) проделали работу высшего класса. 148 девушек и женщин находились под прицелом и были вычеркнуты. Весьма удовлетворительно. Великолепно. Я сказал Солу, что пока все, но позже может быть работа. Фред и Орри тоже были отпущены.

Вулф сидел и окидывал грозным взглядом все, что попадалось ему на глаза. Я спросил его, есть ли у меня какая-либо программа действий. Но он дал мне понять, что я этого не заслужил. Тогда я сказал ему, что собираюсь на побережье немного поплавать и вернусь поздней ночью в воскресенье. Он даже не спросил, где сможет меня найти, но перед уходом я положил на его письменный стол листок с номером телефона коттеджа на некоем острове, который сняла на лето Люси Вэлдон.