— Должен признаться, увы!

— Ладно. Вы много знаете о необычных и редких пуговицах. А про обычные, выпускаемые серийно?

— Я знаю все обо всех пуговицах!

— И никогда не видели вот этих и даже не слышали о них?

— Нет!

— Чудесно. — Я вынул из кармана бумажник, достал из него пять двадцатидолларовых купюр и положил на стол. — Вы не ответили на вопрос, но все же здорово помогли мне. Как вы думаете, эти пуговицы сделаны машиной?

— Нет. Исключено. Кто-то по нескольку часов сидел над каждой из них. Я не знаком с такой технологией.

— А что вы скажете о материале, из которого они сделаны?

— Затрудняюсь ответить. Возможно, я смогу сказать вам завтра, после полудня.

— Не могу ждать так долго.

Я попытался забрать комбинезон, но он не отдавал.

— Лучше оставьте мне пуговицы, а не деньги, — предложил он. — Или хотя бы одну из них. Зачем вам все?

Мне пришлось вырвать комбинезон у него из рук. Положив его обратно в пакет, я поднялся.

— Вы позволили мне сэкономить массу времени и сил, и я хочу выразить вам свою признательность. Когда узнаю все, что мне нужно, про эти пуговицы, я подарю их вам для коллекции и заодно расскажу, откуда они взялись.

Я потратил еще пять минут, чтобы распрощаться с ним и уйти. Не хотелось быть грубым. Быть может, это действительно крупнейший пуговичник Америки, и мне просто повезло, что я наткнулся на него еще до ленча. Выйдя из здания, я размышлял именно о ленче. Ведь было десять минут первого. Интересно, во сколько имеет обыкновение уходить на ленч Натан Хирш? Так как до него было всего двенадцать минут ходьбы, я рискнул не тратить время на телефонный звонок, и мне опять повезло. Войдя в приемную лаборатории Хирша на одиннадцатом этаже одного из зданий на Сорок третьей улице, я столкнулся нос к носу с самим хозяином, вышедшим из внутреннего помещения. Когда я сообщил ему, что принес кое-что от Ниро Вульфа и дело срочное, он провел меня через холл в свой кабинет. Несколько лет назад он давал в суде свидетельские показания по делу, которое расследовал Вульф. Процесс получил тогда широкую огласку, что, впрочем, никак не повредило бизнесу Хирша. Я достал комбинезон.

— Один вопрос. Из чего сделаны пуговицы?

Он взял лупу и внимательно осмотрел одну из них.:

— Это не так просто определить, — проговорил он, — сейчас появилось слишком много новых материалов. Похоже на конский волос, но для полной уверенности придется одну разрезать.

— Сколько времени займет вся работа?

— От двадцати минут до пяти часов — точнее сказать не могу.

Я объяснил ему, что чем быстрее, тем лучше, а наш телефон он знал и так. Домой я пришел как раз в тот момент, когда Вульф пересекал холл, направляясь в столовую. А поскольку за столом говорить о делах у нас строго запрещается, он остановился у подоконника и спросил:

— Ну?

— Пока все идет неплохо, — ответил я. — Даже прекрасно. Человек, разбирающийся в пуговицах так же хорошо, как вы в еде, никогда не видел ничего похожего. Кто-то потратил несколько часов на изготовление каждой пуговицы. Вопрос о материале поставил в тупик этого специалиста, так что я отнес их к Хиршу. Он сообщит о результате анализа сегодня во второй половине дня.

Вульф пробурчал свое обычное «удовлетворительно» и продолжил свой путь в столовую, а я поспешил мыть руки. Среди новомодных технических изобретений, не исключаю, есть такой приборчик, который можно подключить ко мне и к Вульфу, чтобы он точно показал, кто кого раздражает больше — он меня или я его. К сожалению, такого приборчика у нас пока нет, и я могу только гадать, каковы были бы его показания. Это особенно интересно в тех случаях, когда нам ничего не остается, кроме как сидеть и ждать. Ведь ждать можно по-разному. Сидя после ленча в кабинете, я раздражал Вульфа тем, что каждые несколько минут смотрел на часы, пока он диктовал мне длиннющее письмо какому-то охотнику за орхидеями из Гондураса. Потом он стал раздражать меня, устроившись с книжкой «Путешествие с Чарли» Джона Стейнбека. Черт возьми, у него же была работа! Уж если приспичило почитать, взял бы, что ли, «Его собственный образ» Ричарда Вальдона! Быть может, там найдет какой- нибудь намек на разгадку. Хирш позвонил в три часа сорок три минуты. Я держал наготове блокнот — на случай, если он станет сыпать длинными научными терминами, — но он сумел обойтись обычными словами, к тому же их было совсем немного. Я повесил трубку и повернулся к Вульфу. Он поднял глаза от книги.

— Конский волос, — сообщил я. — Обычный, ничем не покрашенный натуральный белый конский волос.

Он что-то буркнул. Потом сказал:

— Успеем мы дать объявление в завтрашних газетах? «Таймс», «Ньюс», «Газетт».

— В «Таймс» и «Ньюс» — вероятно, в «Газетт» — точно успеем.

— Возьми блокнот. В два газетных столбца шириной, это примерно четыре дюйма. Наверху заголовок: «Сто долларов», цифрами, покрупнее. Ниже жирным шрифтом: «...будет выплачено наличными за сведения об изготовителе или же о происхождении пуговиц, запятая, изготовленных вручную из белого конского волоса, точка. Желаю знать не о тех, запятая, кто может сделать такие пуговицы, запятая, а о тех, запятая, кто делал их, точка. Сто долларов будет выплачено только лицу, запятая, предоставившему информацию первым, точка». Внизу укажи мою фамилию, адрес и номер телефона.

— Полужирно?

— Нет, мелким шрифтом обычной яркости.

Я пододвинул пишущую машинку и подумал, что готов отдать дюжину пуговиц за то, чтобы узнать, когда он решил дать это объявление — во время диктовки письма или во время чтения «Путешествия с Чарли».

4

Правила внутреннего распорядка в нашем доме на Тридцать пятой Западной улице установлены, конечно, Вульфом, поскольку он хозяин, но я порой вношу изменения в утренние процедуры. Шеф строго придерживается своего расписания: в восемь пятнадцать Фриц приносит ему завтрак в комнату на третьем этаже, в девять Вульф на лифте поднимается в оранжерею, а в кабинет спускается к одиннадцати. Мое расписание зависит от разных событий, в частности, от того, когда я вернулся домой. Моему организму нужен полноценный восьмичасовой сон, в соответствии с этим я и определяю час подъема. И поскольку в среду я был в театре, потом сидел с другом в баре «Фламинго», а до дома добрался уже после часа ночи, я и поставил свой будильник на полдесятого утра. Но в четверг утром мой сон прервал не будильник. Проснувшись, я еще плотнее закрыл глаза и попытался понять, что мне мешает. Это был не телефон — вечером я его выключил, да и звук не тот. Это был... шмель, но какого черта нужно шмелю посреди ночи в нашем доме? А может, солнце уже взошло? Я заставил себя открыть глаза и посмотрел на часы. Без шести девять. И гудел, конечно же, селектор. Можно было и сразу сообразить. Я повернулся и нажал клавишу.

— Комната Арчи Гудвина. Гудвин слушает.

— Извини, Арчи, — донесся голос Фрица. — Но она настаивает.

— Кто она? — Женщина по телефону. Что-то говорит про пуговицы. Она...

— Хорошо, беру трубку. — Я включил телефон. — Да? Арчи Гудвин слу...

— Мне нужен Ниро Вульф, я опаздываю!

— Он не может подойти. Если это по...

— Да. Я прочитала объявление в «Ньюс». Я знаю о таких пуговицах и хочу быть первой.

— Вы первая. Как вас зовут?

— Беатрис Эппс. Э, пэ, пэ, эс. Я самая первая?

— Да, если ваша информация окажется нам полезной. Миссис Эппс или мисс?

— Мисс Беатрис Эппс. Я не могу рассказать вам прямо сейчас...

— Где вы находитесь, мисс Эппс?

— В телефонной будке на Центральном вокзале. Я спешу на работу и должна быть там к девяти, так что сейчас не успею ничего рассказать. Но я хотела быть первой.

— Разумеется. Это понятно. Где вы работаете?

— «Квинн и Коллинз» в здании Ченин билдинг. Операции с недвижимостью. Но не приходите туда, у нас этого не любят. Я позвоню еще раз во время перерыва.

— Во сколько?

— В половине первого.

— Хорошо. Я буду в двенадцать тридцать у газетного киоска в Ченин билдинг. А перед этим закажу вам ленч. В петлице у меня будет маленькая орхидея, белая с зеленым, и я возьму с собой сто...

—Я опаздываю, мне нужно идти. Но я обязательно приду.

В трубке зазвучали гудки отбоя. Я плюхнулся обратно на подушки, осознав, что уже почти проснулся, вздохнул обиженно и спустил ноги на пол. В десять я сидел на кухне за обеденным столом, посыпая желтым сахаром лепешку, приготовленную на кислом молоке и намазанную маслом. На полочке передо мной лежал свежий номер «Таймс».

Фриц спросил:

— Без корицы?

— Без, — твердо ответил я. — По-моему, она чрезмерно усиливает потенцию.

— Тогда для тебя она будет — как бы это лучше выразиться, — ну, есть еще поговорка про уголь, который возят туда, где его как раз добывают.

— Уголь в Ньюкасл. Но это неважно. Главное, что мысль верная. Благодарю.

— Мои мысли всегда верные.

Заметив, что я откусил второй кусок, он подошел к плите, чтобы испечь еще лепешку.

 — Я читал объявление и видел вещи, которые ты принес в чемодане. Говорят, самые опасные для детективов дела — те, что связаны с похищением ребенка.

— Может, да, а может и нет, все зависит от обстоятельств.

— За все годы, что я работаю у Вульфа, это первый случай, когда он расследует похищение.

Я глотнул кофе.

— Послушай, Фриц, ты все ходишь вокруг да около. Ты же мог прямо спросить: «Это похищение?» — и я бы ответил: «Нет». Потому что никого не похищали. Конечно, ты видел детскую одежду. По секрету могу сказать, одежда действительно принадлежит ребенку. Мы пока еще не решили, будет ли ребенок жить здесь, и я сомневаюсь, что его мать переедет сюда, но слышал, что она прекрасный повар, и если ты когда-нибудь возьмешь длительный отпуск...