— Арчи, ты не мог бы приехать ко мне? Прямо сейчас?

— Конечно. Но что случилось?

— От меня только что ушел полицейский. Он спрашивал, когда я наняла Ниро Вульфа, и интересовался ребенком. Ты приедешь?

— Что вы сказали ему?

— Разумеется, ничего. Заявила, что он не имеет права задавать вопросы о моей личной жизни. Как ты мне и велел отвечать.

— Правильно. Вы спросили его фамилию?

— Он представился, но я была в таком состоянии, я... я забыла.

— Это был Кремер?

— Нет.

— Роуклифф?

— Нет.

— Стеббинс?

— Что-то похожее... Стеббинс. Да, думаю, это был он.

— Высокий, плотный, с крупным носом, большим ртом и изо всех сил старающийся быть вежливым?

— Да.

— Понятно. Мой любимый полицейский. Расслабьтесь. Поиграйте на пианино. Я приду через двадцать минут, если не будет необходимости избавляться от хвоста.

— Так ты выходишь?

— Да.

Я повесил трубку, пододвинул к себе селектор, нажал на клавишу вызова оранжереи и, чуть подождав, услышал голос Вульфа:

— Да?

— Звонила миссис Вальдон. К ней приходил Пэрли Стеббинс и интересовался вами и ребенком. Она ничего ему не сказала. Хочет, чтобы я пришел к ней, и я иду. Какие будут указания?

— Никаких. Ну все, к черту!

— Ладно, сэр. Привезти сюда миссис Вальдон?

— Только если не будет другого выхода.

И он отключился. Я заглянул на кухню предупредить Фрица, что ухожу, и вышел из дома. Спустившись по ступенькам крыльца и повернув направо, я по привычке огляделся. Не уверен, что за мной не было слежки. Во всяком случае, за домом миссис Вальдон наблюдение наверняка установлено. Весь путь до ее дома я прошел пешком. Если бы я взял такси, то сэкономил бы минут пять, что не имело абсолютно никакого смысла, к тому же я вообще-то люблю размять ноги. Свернув на Одиннадцатую улицу и подойдя ближе к дому, я снова оглянулся. Дело пахло жареным, и надо было спешить. Я взбежал по ступенькам, и не понадобилось даже звонить: дверь была открыта. Люси сама встретила меня. Она ничего не сказала, когда я шагнул через порог, просто закрыла дверь, повернулась и направилась к лестнице. Я последовал за ней. По всей видимости, ока забыла о прогрессе в наших сердечных делах. Поднявшись на один этаж по лестнице, мы зашли в большую комнату. Она заперла дверь на ключ, повернулась ко мне и проговорила:

— Он спросил, знаю ли я Элен Тенцер.

— Это вполне естественно.

— Да почему «естественно»? Что я должна была говорить? Ведь я же наняла Ниро Вульфа! Ну скажи мне, Арчи!

— Зовите меня мистером Гудвином.

Ее большие серые глаза расширились.

— Дело в том, — сказал я, — что смешение личных отношений с деловыми вредит нам обоим. Хотите дружить со мной — прекрасно. Хотите выглядеть самодовольной и надменной клиенткой — ради бога. Но и то и другое сразу — нельзя.

— Я вовсе не надменная!

— Ну, раздражительная.

— И не раздражительная. Ты же сам сказал — если бы я не обратилась к Ниро Вульфу и ты не разыскал эту женщину, ее бы не убили. Я ненавижу убийства! А теперь полиция пронюхала о Вульфе и о ребенке. Я хочу им все рассказать. Поэтому и попросила тебя прийти. Объясни, куда я должна идти и кому рассказывать. Окружному прокурору? И еще я хотела попросить: ты не сможешь пойти туда со мной?

— Нет. Можно, я позвоню?

— Да, пожалуйста. Но зачем?

— Сообщить мистеру Вульфу, что вы больше не нуждаетесь в его услугах, так что теперь он может...

— Но я же этого не говорила!

Я поднял брови:

— Пустой разговор, миссис Вальдон. Мы ведь несколько раз обсуждали, что может произойти, если полиция доберется до вас. Мы пришли к выводу, что стоит продолжать расследование, если только дело не зайдет слишком далеко, и вы позволили нам самим решать, что означает это «далеко». Вы пожелали, чтобы я рассказал вам об ответственности за сокрытие улик и препятствование правосудию, — я выполнил вашу просьбу. И вот теперь вы решили обратиться в полицию. Значит, я звоню Вульфу. Что касается отстранения его от расследования, можете назвать это по-другому, если хотите. Скажем так: вы освобождаете его от принятых обязательств. Это звучит лучше. Я позвоню снизу.

И я повернулся, чтобы уйти.

— Арчи! — Ее пальцы вцепились мне в руку.

— Послушайте, — сказал я, вновь оборачиваясь к ней, — я не имею привычки представляться не тем, кто я есть на самом деле, и, право же, не собираюсь садиться на корточки, снимать с вас туфли и растирать похолодевшие ноги.

Руки ее обвились вокруг моей шеи, и она прижалась ко мне... Минут через пятнадцать, а может, через двадцать мы сидели на кушетке, попивая мартини, и она говорила:

— Ты сказал чушь о деловых и личных отношениях. Вовсе не вредно их смешивать. Мы с тобой этим занимались почти месяц, и вроде все нормально. Это я начала — помнишь, когда ты в первый раз пришел, — мы пили из бокалов друг друга, и я еще сказала, что не собираюсь флиртовать с тобой. А ты стал надо мной подшучивать.

— Точно. Я сказал тебе, что устрицы тоже флиртуют, а ты обиделась и ушла.

Она улыбнулась:

— Я хочу кое в чем тебе признаться.

— Прекрасно. Давай признаваться по очереди.

— Я, правда, тогда считала, что и не думаю заигрывать с тобой. И как только ты терпишь меня, такую глупую?!

— Глупую не терплю. Точнее, не стал бы терпеть.

— Что? — нахмурилась она. — Ах да. Благодарю, но я действительно не слишком умна. Знаешь, когда ты сказал, что позвонишь Вульфу, мне, наверно, надо было подумать о последствиях, но я думала только об одном: ты больше не поцелуешь меня. Я всегда отдавала себе отчет, что не слишком обаятельна. Ведь я так и не узнала, откуда тому чело¬ веку известно, что я наняла Ниро Вульфа. Неужели по-настоящему обаятельная женщина не сумела бы выяснить этого?

— У Пэрли Стеббинса? Нет. У него иногда возникают затруднения с речью — забывает, что нужно сказать дальше. Но он всегда твердо знает, о чем говорить не следует. — Я отпил мартини. — Раз уж мы опять вернулись к делу, давай проясним ситуацию. Ты по-прежнему наша клиентка?

— Да.

— Ты абсолютно уверена, что хочешь довести дело до конца?

— Конечно.

Она протянула руку, и я взял ее в свою. С такого же касания начались наши неофициальные отношения три недели назад. Я тогда надолго задержался у нее вечером, помогая составить список и выбирая четверых мужчин, к которым мы обратились за помощью. Если вы держите друг друга за руки хоть на секунду дольше обычного, то это своего рода тест. Если вы оба одновременно убираете руки — все прекрасно. Но, если раньше — она, будьте настороже: вы чем-то ей не подходите. И наоборот. В тот первый раз у нас с Люси получилось одновременно. Сейчас — тоже.

— Хорошо, — сказал я. — Но мы здорово рискуем. Почему — нет необходимости объяснять, ты все знаешь не хуже меня. Твоя задача проста, но потребует стойкости. Ты не должна ничего говорить, не должна отвечать ни на какие вопросы, кто бы их ни задавал. До¬ говорились?

— Договорились.

— Если тебя попросят прийти к окружному прокурору, откажись. Если Стеббинс или кто-нибудь еще из их компании притащится к тебе домой, можешь принять его, а можешь и не принимать — как хочешь, но ничего не говори и, ради всех святых, не пытайся вытягивать информацию. Что же касается вопроса, как они пронюхали о ребенке и о Вульфе, то в данный момент это не имеет значения. Предполагаю, их навел Мануэль Аптон, но я не дал бы и пяти центов, чтобы узнать ответ. Если это действительно Аптон, то среди вопросов, на которые тебе не следует отвечать, могут быть и вопросы об анонимных письмах. Они, наверно, окажутся самыми трудными и для нас с Вульфом, но мы готовы ответить. Шеф рассказал нашим гостям, что письма лежат у него в сейфе. Если суд прикажет представить их, а Вульф ответит, что их никогда не было, нас могут обвинить в уничтожении улик, что еще хуже, чем сокрытие. Возникнет забавная ситуация, надо будет только не забыть вовремя засмеяться.

— Арчи...

— Да?

— Всего шесть недель назад я плыла по течению, жила как живется. Не было ребенка, не было тебя, и я не мечтала о таком... как сейчас. Когда я говорю, что ненавижу все это, ты понимаешь, что я имею в виду, правда?

— Разумеется. — Я взглянул на часы, допил мартини, поставил фужер и встал. — Мне пора.

— Ты должен идти? И не останешься обедать?

— Не рискну. Уже половина шестого. Бьюсь об заклад, что либо Стеббинс, либо инспектор Кремер появятся у нас сразу после шести или чуть позже. Я должен быть с Вульфом.

Она пожала плечами, потом поднялась с кушетки и, чуть запрокинув голову,сказала:

— Ну что я могу сказать? Возвращайся после обеда и все расскажи мне. У нас же деловые отношения.

Не знаю, от того ли, что она сказала, от того ли, как были произнесены слова, а может быть, просто из-за выражения ее глаз я вдруг рассмеялся, и она подхватила мой смех. Полчаса назад я бы не поверил, что мы с ней будем так весело смеяться. Хорошо было на этом закончить разговор, поэтому я повернулся и вышел. А без двух минут шесть уже отпирал дверь нашего старого дома. Зайдя на кухню сообщить о своем прибытии, я направился в кабинет. Даже очень осведомленные люди часто задают массу ненужных вопросов — так, к примеру, я поинтересовался у Фрица, не звонил ли кто. Во-первых, он сказал бы мне об этом и без моего вопроса, а во-вторых, Кремер и Стеббинс вряд ли стали бы звонить. Они просто приходят, причем почти всегда или в одиннадцать утра, или примерно в половине третьего, то есть после ленча, или же в шесть часов вечера. Они ведь знают распорядок дня Вульфа! Когда я входил в кабинет, послышался шум спускающегося лифта.