Анна Тенцер позвонила в воскресенье утром. Я не удивился — ведь моя фамилия упоминалась в газетных репортажах о печальном событии, названном с легкой руки «Ньюс» убийством няни. В одной газете было сказано, что я работаю помощником Ниро Вульфа, в другой — что я его информатор. Не знаю, какую из них прочла Анна Тенцер. Но вот она-то была обижена по-настоящему, хотя я так и не понял чем. Дело было явно не в том, что, представившись пуговичником, я обманул ее, и даже не в том, что она обвиняла меня в смерти тетушки. Закончив разговор, я предположил, что она долго не решалась звонить мне. Я ведь мог подумать, что она просто хочет вновь услышать мой голос. И кстати, именно так я и подумал. Что ж, сама виновата. Многие люди — и я не исключение — склонны преувеличивать свою известность. Когда воскресным утром, согласно предварительной договоренности по телефону, я нажал на кнопку звонка в вестибюле дома по Одиннадцатой Западной улице, впустившая меня Мэри Фольц никак не показала того, что видела мое имя в газетах. Я был для нее просто помехой в делах по хозяйству. А этажом выше уже миссис Вальдон, сидевшая за пианино, сперва закончила пассаж и только потом, повернувшись ко мне, вежливо проговорила:

— Доброе утро. Полагаю, у вас есть новости?

Меня так и подмывало спросить, допила ли она в тот раз мартини, но я сдержался.

— В некотором роде. Если вы читали сегодняшние утренние газеты...

— Я видела их, но не читала. Никогда не читаю газет.

— Значит, мне следует рассказать вам.

Я пододвинул стул и сел.

— Раз вы не читаете газет, то и не видели объявления, которое мистер Вульф опубликовал во вторник. — Обьявления? Нет, не видела.

— Ладно. Вы, должно быть, помните, что пуговицы на комбинезоне показались мне необычными, да и мистер Вульф обратил на них внимание. В объявлении было обещано вознаграждение за сведения о пуговицах из белого конского волоса. Эти сведения мы получили. Я опускаю детали, не представляющие для вас интереса. В пятницу утром я отправился в Махопак. Вы, кстати, знаете, где находится Махопак?

— Конечно.

— Я навестил там одну женщину, некую Элен Тенцер, и узнал, что она делает пуговицы из белого конского волоса. Нам удалось получить кое-какую информацию о ней, хотя и не от нее самой. Действительно, это она сделала пуговицы, которые были на комбинезоне. И ребенок жил у нее. А домик очень маленький, там кроме ребенка жила только она.

— Значит, она и есть мать!

— Нет. Это наверняка не так. Я не стану вам объяснять...

— Но тогда она знает, кто его мать!

— Вероятно. По крайней мере, она знала, кто принес ей ребенка и откуда. Но она ничего не сможет рассказать, поскольку она умерла. Ее нашли... 

— Умерла?

— Я же сказал вам. После беседы с ней, в пятницу утром, я отлучился к телефону и попросил прислать мне помощника. Когда вернулся назад, ее машины уже не было. В течение трех часов я обыскивал ее дом. Рассказываю только то, что поможет вам понять ситуацию. Больше Элен Тенцер домой не возвращалась. Вчера в шесть часов утра один из полицейских обнаружил мертвую женщину в машине — здесь, в Манхэттене. Тридцать восьмая улица неподалеку от Третьей авеню. Задушена куском веревки. Это оказалась Элен Тенцер, и машина принадлежала ей. Вот что напечатано в газетах.

Глаза ее расширились от страха.

— Вы хотите сказать... Ее убили?

— Да.

— Но почему? Это ужасно!

— Да. Я только хочу вам объяснить кое-что. Если полиция пока не знает, что я был там и прочесал весь дом, включая погреб, то вскоре она это выяснит. Ей станет известно и то, что я беседовал с Элен Тенцер, что сразу после нашей беседы она уехала на машине, а четырнадцать часов спустя ее убили. И полиция захочет узнать, почему я приезжал и о чем мы разговаривали. Придумать, о чем мы разговаривали, не трудно, ведь она умерла, но объяснить, зачем я к ней поехал, будет намного сложнее. Полиция поймет, что я ездил к ней расспросить о пуговицах, но для чего? Кто это настолько заинтересовался пуговицами, что решил нанять Ниро Вульфа? Они захотят узнать имя нашего клиента, и, если мы назовем ваше имя, вас пригласят к окружному прокурору, чтобы задать несколько вопросов. Они станут изобретать разные версии, и одна из них, наверно, будет такая: ребенка вообще не подбрасывали вам, и вы придумали всю историю, чтобы оправдать его появление в доме, а расследование на основании подобной версии будет для них настоящим праздником. Многие получат огромное удовольствие, когда история получит огласку. Дело в том, что...

— Нет!

— Что «нет»?

— Я не хочу... Вы рассказываете слишком быстро. — Она нахмурила брови, пытаясь собраться с мыслями. — Поймите, я ничего не придумала. Ребенка на самом деле подбросили в мой дом.

— Разумеется, но это еще не самая плохая версия. Понимаете, если мы назовем имя своего клиента, то у вас все-таки не будет больших неприятностей, а вот если мы откажемся...

— Погодите минутку.

Я ждал даже больше минуты, пока она обдумывала ситуацию.

— Мне кажется, я запуталась, — призналась она наконец. — Вы полагаете, что женщину убили из-за вашего визита к ней?

— Нельзя так ставить вопрос. — Я покачал головой. — Сформулируем иначе: вероятно, ее убили, поскольку некий человек не желал, чтобы она рассказала что-то, связанное с подкидышем. Можно сказать и по-другому: если бы не началось расследование, ее бы не убили.

— Вы хотите сказать, что я виновата в убийстве.

— Нет. Это было бы глупо. Человек, оставивший в вашем вестибюле малыша, наверняка понимал, что вы будете выяснять, откуда он. Ответственность за убийство лежит именно на этом человеке, так что не надо брать ее на себя.

— Ненавижу! — Она вцепилась руками в край стола. — Ненавижу убийства! Вы сказали, что меня пригласят к окружному прокурору?

— Только если мы назовем ваше Имя. Я хотел добавить, миссис Вальдон, что...

— Почему вы не зовете меня Люси?

— Сделайте мне заявление об этом в письменной форме, и я стану звать вас именно так. Вы чересчур легкомысленны для женщины, не умеющей флиртовать. Я хотел добавить, что если мы откажемся назвать клиента, у нас, конечно, появятся сложности, но это будут уже наши проблемы. Мы не хотим раскрывать ваше имя и не раскроем его. Поэтому важно, чтобы и вы не выдали себя.

— Но зачем же мне это делать?

— Согласен, незачем, но, возможно, вы это уже сделали. Три человека знают, что вы наняли Ниро Вульфа: горничная, кухарка и адвокат. Кто еще?

— Никто, я никому больше не говорила.

— Это точно?

— Да.

— Ну и не говорите! Даже своей лучшей подруге. Люди болтливы, и если слух о том, что вы наняли Ниро Вульфа, дойдет до полиции, этого будет достаточно. Считается, что адвокаты никому не рассказывают о своих клиентах, однако большинство адвокатов не умеет держать язык за зубами, и потому нам остается только надеяться, что ваши адвокат, горничная и кухарка не проболтаются. Не просите их молчать, это помогает лишь в редких случаях. Человеческая натура противоречива: если попросишь не упоминать о чем-нибудь, у некоторых тут же начинает чесаться язык. К вам это не относится — вам есть что терять. Сумеете сдержать себя?

— Да. Но вы-то что собираетесь предпринять?

— Еще не знаю. Мозг нашей фирмы сконцентрирован в голове мистера Вульфа, я лишь исполняю его поручения. — Я встал. — Сейчас ваша главная задача — о чем я и пришел предупредить — держаться подальше от полиции. Она пока не вышла даже на нас, хотя полицейские наверняка нашли тысячи отпечатков моих пальцев в том доме. И они есть в картотеке, поскольку у меня лицензия частного детектива. В полиции работают толковые ребята. И было бы глупо с их стороны не проследить за мной и не засечь, как я вхожу к вам. Уходя из дома, я не проверил, есть ли за мной хвост. Если слежку ведут хоть сколько-нибудь грамотно, ее не сразу обнаружишь. Я, правда, немного попетлял, чтобы избавиться от возможного хвоста. Миссис Вальдон, вы считаете, мы обязаны извиниться перед вами? За то, что из-за нас произошло убийство? Примите мои извинения.

— Что вы, это я должна просить у вас прощения. — Она поднялась со стула. — За свою грубость в прошлый раз. Вы уже уходите?

— Да. Ведь я выполнил поручение. Кстати, если за мной был хвост, он наверняка дожидается сейчас на крыльце — ему ведь не терпится узнать, где это я пропадал.

Хвоста, признаться, не было. Я благополучно дошел до дома, но через полчаса заявился Кремер и начал терзать нас. Длилась эта пытка до половины четвертого, потом он увел меня. И я вернулся домой в понедельник после полудня. Паркер принял меры, чтобы меня выпустили под залог, а потом подбросил на своей машине до Тридцать пятой улицы. Я был рад видеть, что в мое отсутствие Вульф не терял понапрасну времени. Он начал читать «Молчаливую весну» Рашель Карсон. Я подождал, пока он дочитает абзац, закроет книгу, заложив пальцем, и вопросительно на меня посмотрит.

— Двадцать кусков, — сообщил я. — Окружной прокурор вообще хотел пятьдесят, так что мои акции повышаются. Один легавый чуть не загнал меня в угол с комбинезоном, но я сумел вывернуться. Ни слова не сказал о Сауле, Фреде и Орри, так что полиция не вышла на них и теперь, вероятно, уже не выйдет. Я подписал два разных заявления с интервалом в десять часов — что ж, ради бога. Если нет ничего срочного, я пойду отключусь. Мне удалось лишь часок вздремнуть, и то в компании с охраной. Кстати, что у нас на ленч?

— Сладкое мясо под соусом бешамель с трюфелями и кервелем. Свекла и кресс-салат. Сыр бри.

— Если останется, вы тоже сможете полакомиться. — С этими словами я вышел из кабинета.

У меня есть пять веских причин для того, чтобы удрать с этой работы. Но вот шестая, не менее веская, держит меня. С другой стороны, могу назвать две или три причины, по которым Вульфу следовало бы меня выставить, и десять, по которым он этого сделать не может. Самая главная из десяти причин заключается в том, что без меня он наверняка спал бы в подворотне, а питался из мусорного бачка. Ведь Вульф ненавидит работать. Вслух ни один из нас никогда такого не скажет, но оба мы знаем: не менее половины моего жалованья выплачивается за то, чтобы я не давал ему вконец облениться. Когда я слишком сильно тереблю его, он может спросить, что же я сам предлагаю. Поэтому, вернувшись в кабинет после ленча и вновь застав его с этой дурацкой книжонкой, я ничего не сказал. Если бы я стал тормошить его, он поинтересовался бы, есть ли у меня какие-то предложения, и мне пришлось бы сказать: нет. Пожалуй, никогда еще я не смотрел на будущее так мрачно. Мы выяснили, у кого жил ребенок, но в результате оказались в более тяжелой ситуации, чем в начале. Дальнейшие поиски матери стали почти безнадежными, ведь прошло уже три месяца с того момента, как малыш оказался у Элен Тенцер. Что касается адресов и телефонов, найденных у нее дома, то я потратил на них несколько часов в субботу вечером, и ни один из них не стоил ломаного гроша, а к тому же парни Кремера наверняка уже проверили их. Они ведут расследование убийства. И если можно будет найти хоть что-нибудь полезное в доме убитой, они найдут. Полагаю, к таким же выводам пришел и Вульф. Если полиция выследит убийцу, она тем самым поможет нам найти мать. Разумеется, если убийца окажется еще и матерью подкидыша, Вульфу придется снизить сумму гонорара. Зато это позволит лишний раз не суетиться. А посылать сейчас Саула, Фреда и Орри прочесывать весь округ Патнэм было бы, конечно, пустой тратой денег миссис Вальдон. Поэтому я не стал беспокоить шефа, а он не стал приниматься за работу — по крайней мере, так мне показалось. Но когда без пяти четыре Вульф захлопнул книгу и встал, чтобы отправиться на очередное свидание с любимыми орхидеями, он вдруг сказал: