Агата Кристи - Лощина

Совершенно неожиданно леди Энкейтлл распахнула дверь в кабинет и увлекла за собой Пуаро, оживленно воскликнув: «Вот и мосье Пуаро!» Она проскользнула мимо него и исчезла, закрыв за собой дверь. Инспектор Грэйндж и Гаджен сидели у стола, в углу расположился молодой человек с записной книжкой. Гаджен уважительно поднялся со стула.

Пуаро поспешно извинился:

– Я сейчас уйду. Уверяю вас, я не имел ни малейшего представления, что леди Энкейтлл…

– Нет-нет, пожалуйста. – Усы Грэйнджа в это утро выглядели еще более пессимистично.

«Может быть, – подумал Пуаро, пораженный недавним описанием инспектора, сделанным леди Энкейтлл, – может быть, в доме была большая уборка, или, возможно, купили индийский медный столик, так что бедному инспектору повернуться негде…»

Пуаро сердито отогнал эти мысли. Слишком чистый, но тесноватый дом инспектора Грэйнджа, его жена, сыновья с их увлечением «Меккано» – все это измышления беспокойного ума леди Энкейтлл. Однако живость и правдоподобие этой картинки заинтересовали его.

– Садитесь, мосье Пуаро, – предложил Грэйндж. – Мне хотелось кое о чем спросить вас. Я уже почти закончил.

Он снова обратился к Гаджену, который почтительно, хотя против воли, занял свое место, и повернул к собеседнику невозмутимое лицо.

– И это все, что вы можете вспомнить?

– Да, сэр. Все было как всегда, сэр. Никаких неприятностей.

– Меховая накидка… в летнем павильоне у бассейна. Кому она принадлежит?

– Вы говорите, сэр, о меховой накидке? Я заметил ее вчера, когда уносил бокалы из павильона. Эта вещь не принадлежит никому в доме, сэр.

– Чья же она?

– Возможно, она принадлежит мисс Крэй, сэр. Мисс Веронике Крэй, киноактрисе. На ней было что-то похожее.

– Когда?

– Позапрошлой ночью, когда она была здесь, сэр.

– Вы не упоминали ее в числе гостей.

– Она не была приглашена, сэр. Мисс Крэй живет в «Голубятне», гм… в коттедже, вверх по дороге. Она пришла после обеда, чтобы занять коробок спичек – у нее спички кончились.

– Она взяла шесть коробок? – спросил Пуаро.

– Верно, сэр. Ее светлость, узнав, что у нас спичек достаточно, настояла на том, чтобы мисс Крэй взяла полдюжины коробков.

– Которые она затем оставила в павильоне?

– Да, сэр. Я заметил их там вчера утром.

– Наверное, мало что ускользает от этого человека, – сказал Пуаро, когда Гаджен ушел, закрыв за собой дверь тихо и почтительно.

– Прислуга чертовски хитра, – заметил инспектор Грэйндж. – И все-таки, – добавил он с воодушевлением, – всегда есть судомойка! Судомойки – говорят! Не то что эти высокомерные дворецкие. Я отправил человека порасспросить на Харли-стрит, – продолжал инспектор, – и сам попозже поеду туда. Там мы что-нибудь узнаем. Я полагаю, знаете ли, что жене Кристоу пришлось немало вытерпеть. Вообще эти модные доктора с их пациентками… Можно только удивляться! Как я понял со слов леди Энкейтлл, были какие-то неприятности из-за медсестры. Разумеется, леди Энкейтлл говорила очень неопределенно.

– Да, – согласился Пуаро, – это в ее манере!

Умело созданная картина. Джон Кристоу и любовные интриги с медсестрами… пикантные возможности в жизни доктора… достаточно повода, чтобы ревность Герды Кристоу привела к кульминации – убийству!

Да, ловко брошенные несколько фраз привлекают внимание к дому на Харли-стрит и уводят подальше от «Лощины», подальше от того момента, когда Генриетта Сэвернейк взяла револьвер из несопротивляющейся руки Герды Кристоу, и от другого момента, когда умирающий Джон Кристоу произнес: «Генриетта…» – размышлял, прикрыв веки, Пуаро. Внезапно он широко раскрыл глаза и спросил с нескрываемым любопытством:

– Ваши мальчики играют с «Меккано»?

– Что?! – Прервав свои размышления, инспектор Грэйндж уставился на Пуаро. – Странный вопрос. Вообще говоря, они еще маловаты, но я подумывал о том, чтобы подарить Тэдди на Рождество набор «Меккано». А почему вы спросили?

Пуаро покачал головой.

«Такие интуитивные невероятные предположения леди Энкейтлл, – подумал Пуаро, – часто могли оказаться правильными, и это делало леди Энкейтлл особенно опасной. Беспечными – кажущимися беспечными – словами она создавала картину. И если часть этой картины оказывалась правильной, вы начинали помимо вашей воли полагать, что и другая часть картины тоже верна».

– Я хотел спросить вас, мосье Пуаро, – сказал инспектор Грэйндж, – эта мисс Крэй, актриса… она тащится сюда за спичками… Если ей нужны были спички, почему она не пришла к вам, вы живете всего в двух шагах от нее. Зачем тащиться добрых полмили?

Эркюль Пуаро пожал плечами.

– По разным причинам. Может, снобизм? Мой коттедж невелик и незначителен. Я бываю здесь только в конце недели, а сэр Генри и леди Энкейтлл – известные люди… Они живут здесь постоянно. Они, что называется, господа в этом графстве. Может быть, Вероника Крэй хотела познакомиться с ними… в конце концов, так оно и вышло…

Инспектор Грэйндж встал.

– Конечно, – согласился он, – это вполне вероятно, но не хотелось бы упустить чего-нибудь. Все-таки я не сомневаюсь, что все пойдет как по маслу. Сэр Генри опознал револьвер – он из его коллекции. Похоже, они в самом деле развлекались стрельбой по мишеням накануне – где-то после полудня. Миссис Кристоу нужно было только войти в кабинет и взять револьвер и патроны. Она видела, куда он их положил. Все довольно просто!

– Да, – пробормотал Пуаро, – все кажется довольно просто.

«Такая женщина, как Герда Кристоу, – подумал Пуаро, – именно так могла совершить убийство. Без всяких уверток и ухищрений… под влиянием тяжкого страдания – поступок в духе ограниченной, но глубоко любящей натуры. И все-таки у нее наверняка хватило бы ума хоть как-то себя обезопасить. Или она действовала в ослеплении… так сказать, в состоянии аффекта… когда разум молчит?»

Пуаро вспомнилось пустое, ошеломленное лицо Герды.

Пока он не знал… просто не знал. Но предчувствовал, что скоро узнает.

Герда стянула через голову черное платье, и оно соскользнуло на стул.

– Я не знаю… Я в самом деле не знаю, – сказала она. Лицо ее было жалким. – Теперь, кажется, ничто не имеет значения.

– Понимаю, дорогая, понимаю. – Миссис Паттерсон была доброжелательна, но тверда. Она умела обращаться с людьми, понесшими тяжелую утрату. В семье о ней всегда говорили: «В критических ситуациях Элси просто великолепна!»

В данный момент она была «великолепной» в спальне своей сестры Герды на Харли-стрит. Элси Паттерсон, высокая, худощавая женщина с решительными манерами, смотрела на Герду со смешанным чувством раздражения и сострадания.

Бедняжка Герда… Какая трагедия потерять мужа… и так ужасно… но и теперь она как будто все еще не в полной мере осознает то, что произошло. «Конечно, – размышляла миссис Паттерсон, – у Герды всегда была ужасно замедленная реакция. А тут еще и шок, об этом тоже нельзя забывать!»

– Я бы выбрала это черное креповое за двенадцать гиней, – сказала Элси отрывисто. «Вечно все надо решать!» – подумала она.

Герда стояла неподвижно, нахмурив брови.

– Я не знаю, – сказала она нерешительно, – как относился Джон к трауру. Кажется, он однажды говорил, что это ему не нравится.

«Джон, – подумала она, – если бы Джон был здесь и сказал, что мне делать». Но Джон больше не вернется. Никогда… никогда… никогда! Остывающая баранина на столе… стук захлопнувшейся двери приемной… Джон, взбегающий по лестнице через две ступеньки, энергичный, бодрый, полный жизни…

Полный жизни…

Распростертый у плавательного бассейна… капли крови, медленно стекающие через край… ощущение револьвера в руке… Кошмар, страшный сон, скоро она проснется, и все это окажется неправдой.

– Ты должна быть в черном на суде. – Резкий голос сестры прорвался сквозь неясные мысли Герды. – Будет более чем странно, если ты явишься туда в ярко-синем платье.

– Это разбирательство в суде, – произнесла Герда, прикрыв глаза. – Ужасно.

– Конечно, ужасно, дорогая, – быстро сказала Элси Паттерсон. – Но когда все кончится, ты сразу поедешь к нам, и мы позаботимся о тебе.

Туманная пелена, словно обволакивающая ее мозг, сгустилась.

– Что же я буду делать без Джона? – проговорила она, и в ее голосе звучал почти панический испуг.

На это у Элси Паттерсон был готовый ответ:

– У тебя есть дети. Ты должна жить для них.

Зина, как же она плакала… «Мой папа умер!» И ничком на кровать… Тэрри, бледный, с бесконечными вопросами, не проливший ни слезинки.

«Несчастный случай, – сказала она детям. – С бедным папой произошел несчастный случай!»

Берил Кольер (очень предусмотрительно с ее стороны) спрятала все утренние газеты, чтобы дети их не видели. И предупредила слуг. В самом деле, Берил очень добра и внимательна!

Тэренс пришел к матери в темную гостиную. Губы мальчика были плотно сжаты, лицо необычно бледное, почти зеленоватое.

– Почему убили отца?

– Несчастный случай, дорогой… Я… я не могу говорить об этом.

– Это не был несчастный случай. Почему ты говоришь неправду? Это было убийство. Так пишут в газете.

– Тэрри, где ты раздобыл газету? Я сказала мисс Кольер…

Он несколько раз кивнул головой. Так странно, совсем как глубокий старик.

– Вышел и купил. Я знал, там должно быть что-то, о чем ты нам не сказала, иначе зачем было мисс Кольер их прятать?

От Тэрри никогда нельзя было скрыть правду. Он такой дотошный, постоянно требовал объяснений.

– Мама, почему его убили?

Совершенно потрясенная, почти в истерике она закричала:

– Не спрашивай меня об этом… Не говори об этом… Я не могу говорить об этом… Это слишком ужасно!

– Но они узнают, правда? Я хочу сказать, они должны узнать. Это необходимо.

Так разумно, так трезво… Герде хотелось закричать, и засмеяться, и заплакать… «Ему безразлично, – подумала она, – ему все равно… Он только задает вопросы. Он даже не заплакал».