Лучшим местом в «Тихой гавани», по мнению Пуаро, был маленький огород с аккуратно спланированными грядками. Их разбил садовник-бельгиец Виктор, а его жена охотно посвятила себя заботам о желудке хозяина.

Эркюль Пуаро прошел через калитку, вздохнув, посмотрел еще раз на свои сверкающие черные туфли, поправил гамбургскую шляпу[35] и оглядел дорогу. При виде соседнего коттеджа – «Голубятни» – он даже слегка вздрогнул. Эти два коттеджа – «Тихая гавань» и «Голубятня» – были построены соперничавшими архитекторами, которые приобрели по небольшому участку земли. Дальнейшая их деятельность была ограничена Национальным комитетом по охране природы. Коттеджи представляли разные школы архитектурной мысли. «Тихая гавань» – коробка с крышей, строго современная и несколько скучная; «Голубятня» – смесь разных стилей, затиснутая в минимальное пространство.

Эркюль Пуаро вел мысленный спор сам с собой, каким путем направиться к «Лощине». Он знал, что немного выше дороги есть небольшая калитка и тропинка. Этот «неофициальный» путь сэкономит добрых полмили. Однако Эркюль Пуаро, приверженец этикета, избрал более длинный путь, чтобы подойти к дому, как полагается, с главного входа.

Это был его первый визит к сэру и леди Энкейтлл, и он полагал, что не стоит пользоваться кратчайшим путем без специального разрешения, особенно если идешь в гости к людям с видным общественным положением. Пуаро, признаться, был польщен этим приглашением.

– Je suis un peu snob[36]! – пробормотал он.

У него сохранилось приятное впечатление от встречи с Энкейтллами в Багдаде, особенно от леди Энкейтлл. «Une originale![37]» – подумал он.

Пуаро рассчитал, сколько потребуется времени, чтобы пройти пешком до «Лощины», и его расчет оказался верным. Без одной минуты час он позвонил в дверь. Пуаро был рад, что наконец добрался; он не любил ходить пешком и слегка устал.

Дверь открыл великолепный, по мнению Пуаро, дворецкий. Прием, однако, оказался не совсем таким, как он надеялся.

– Ее сиятельство в павильоне около плавательного бассейна. Не угодно ли вам следовать за мной?

Пристрастие англичан к приемам на свежем воздухе всегда раздражало Эркюля Пуаро. «В середине лета с такой прихотью еще можно мириться, – думал он, – но в конце сентября!» Дни, правда, стояли теплые, но все же, как и полагается осенью, в воздухе чувствовалась сырость. Насколько приятнее было бы войти в уютную гостиную, где, может быть, даже горит камин… Так нет же! Вместо этого его через застекленную дверь по склону лужайки потащили в сад, мимо рокария и, наконец, через небольшую калитку вывели на узкую тропинку, проложенную среди густо растущих каштанов.

У Энкейтллов было заведено приглашать гостей к часу дня и в погожие дни пить коктейли и херес в небольшом павильоне около плавательного бассейна. Ленч назначался на час тридцать с тем расчетом, что к этому времени сумеют прибыть даже самые непунктуальные из гостей, и это даст возможность замечательному повару леди Энкейтлл – миссис Медуэй – спокойно приступить к приготовлению суфле и прочих деликатесов, требующих строго определенного срока.

Подобный распорядок совсем не прельщал Пуаро.

«Еще немного, и я вернусь туда, откуда сегодня вышел», – думал он, продолжая следовать за высокой фигурой Гаджена и все больше и больше чувствуя, как узки его туфли.

Вдруг впереди он услышал, как кто-то вскрикнул, и это еще больше усилило его недовольство. Крик был совершенно неуместен в этой обстановке. Пуаро не определил его характер, да и вообще не думал о нем. Позднее, когда он размышлял об этом, то не мог вспомнить, какие чувства передавал этот крик. Испуг? Удивление? Ужас? Одно можно было сказать наверняка: кто-то вскрикнул от неожиданности.

Выйдя из каштановой рощи, Гаджен почтительно отступил в сторону, чтобы дать Пуаро пройти, и одновременно откашлялся, готовясь произнести: «Мистер Пуаро, миледи» – почтительно приглушенным тоном. И вдруг он застыл неподвижно, громко ловя ртом воздух, что было совсем недостойно образцового дворецкого.

Эркюль Пуаро вышел на открытое место, окружавшее бассейн, и тоже мгновенно замер.

Ну это было уж слишком… в самом деле слишком! Такой дешевки он не ожидал. Утомительный путь пешком, разочарование из-за приема на открытом воздухе… и теперь это! Странное чувство юмора у этих англичан!

Пуаро был раздражен и удручен… Да, крайне удручен! Смерть не может быть забавной. А для него приготовили эту шутку, ибо то, что он видел, являло собой в высшей степени ненатуральную сцену убийства. На краю бассейна лежало тело, артистично расположенное, с откинутой рукой, и даже алая краска, переливаясь через бетонный край бассейна, тихо капала в воду. Это было очень эффектное тело красивого светловолосого мужчины. Над ним, держа револьвер в руке, стояла женщина средних лет, крепкого телосложения, со странным, отсутствующим взглядом.

Было еще три актера. В дальнем конце бассейна стояла высокая молодая женщина с волосами цвета осенних листьев глубоких коричневых тонов. В руках у нее была корзинка, полная срезанных отцветших георгинов. Несколько поодаль – мужчина, довольно обыкновенный внешне, с ружьем и в охотничьем костюме, а слева от него с корзиной яиц в руке сама хозяйка дома, леди Энкейтлл.

Пуаро успел заметить, что здесь, у бассейна, сходилось несколько дорожек, значит, все эти люди пришли с разных сторон. Все, казалось, было рассчитано заранее и выглядело крайне неестественно.

«Enfin![38]» – вздохнул Пуаро. Чего они ждут от него? Чтобы он притворился, что верит в это «убийство»? Выразил растерянность… беспокойство?.. Или ему следует поклониться и поздравить хозяйку: «Ах, как прелестно вы все для меня устроили!..»

В самом деле, чрезвычайно глупо… и неинтеллигентно. Кажется, королева Виктория[39] говорила: «Нас это не позабавило!» Пуаро испытывал сильное желание повторить то же самое: «Меня, Эркюля Пуаро, это не забавляет!»

Леди Энкейтлл направилась к тому месту, где лежало тело. Пуаро поспешил за ней, чувствуя тяжелое дыхание Гаджена за своей спиной. «Он явно не был посвящен в розыгрыш», – подумал Пуаро. Те двое с другой стороны бассейна тоже подошли, так что теперь все были довольно близко, и стояли, глядя вниз на эффектно раскинувшуюся фигуру на краю бассейна.

Внезапно произошло нечто ужасное. Подобно тому как на экране кинематографа расплывчатое пятно изображения, попав в фокус, принимает четкие очертания, так Пуаро неожиданно понял: эта неестественно театральная сцена – реальность. Он смотрел если не на мертвого, то, во всяком случае, на умирающего, а через бетонный край бассейна капала в воду не краска, а кровь… Этот человек был убит… и убит совсем недавно.

Пуаро быстро взглянул на женщину с револьвером в руке. На лице – никаких чувств, оно казалось бессмысленным и даже тупым.

«Любопытно, – подумал Пуаро, – она так опустошена, потому что вложила в этот выстрел все душевные силы? И теперь осталась лишь пустая оболочка? Может быть…»

Он перевел взгляд на тело и невольно вздрогнул: глаза были открыты. Ярко-голубые глаза. И хотя Пуаро не мог объяснить их взгляд, но для себя определил его как предельно напряженный…

Пуаро вдруг показалось, что во всей этой группе людей по-настоящему живым был только один человек… тот, который находился теперь на грани смерти. Никогда еще Пуаро не встречал настолько ярко выраженной жизненной силы. Все остальные в сравнении с ним были лишь бледными, тенеподобными фигурами, актерами далекой драмы, а он один был – настоящий!

Губы Джона Кристоу дрогнули.

– Генриетта!.. – Голос был неожиданно сильный и настойчивый.

Но веки тотчас закрылись, голова дернулась в сторону.

Эркюль Пуаро опустился на колени и, удостоверившись, встал, машинально стряхнув пыль с брюк.

– Да, он мертв…

И сразу картина дрогнула, рассыпалась, чтобы через миг опять стать четкой. Теперь видна была индивидуальная реакция… мелкие, тривиальные случайности. Пуаро чувствовал, что его слух и зрение необыкновенно обострились, он мысленно регистрировал, да, именно регистрировал, все происходящее.

Он увидел, как руки леди Энкейтлл, державшие корзину, разжались, и Гаджен, выскочив вперед – «Разрешите мне, миледи…» – быстро взял корзину из ее рук.

– Спасибо, Гаджен, – механически поблагодарила леди Энкейтлл, а затем нерешительно произнесла: – Герда…

Женщина с револьвером в руке наконец пошевелилась. Она посмотрела вокруг. Когда она заговорила, в ее голосе звучало полное замешательство.

– Джон мертв, – сказала она. – Джон мертв…

Высокая молодая женщина с волосами цвета осенних листьев быстро и решительно подошла к ней.

– Дайте мне это, Герда! – сказала она и проворно, прежде чем Пуаро успел запротестовать или вмешаться, взяла револьвер из рук Герды.

Пуаро быстро шагнул вперед:

– Вы не должны были этого делать, мадемуазель…

При звуке его голоса молодая женщина нервно вздрогнула, и револьвер с плеском упал в воду.

– Ох! – воскликнула она с испугом и, повернув голову, виновато посмотрела на Эркюля Пуаро. – Какая я глупая! – произнесла она. – Простите!

Пуаро ничего не ответил, он пристально смотрел на нее. Чистые карие глаза женщины твердо встретили его взгляд, и Пуаро усомнился в справедливости своего мгновенного подозрения.

– По возможности, – сказал он тихо, – ничего нельзя трогать до прихода полиции.

Легкое движение… чуть заметное, всего лишь слабая зыбь тревоги.

– Разумеется. Я полагаю… Да, конечно, полиция, – с неудовольствием сказала леди Энкейтлл.

– Боюсь, Люси, это неизбежно, – тихо сказал мужчина в охотничьем костюме. – Полиция! – в негромком голосе слышался легкий оттенок неприязни.

В установившейся тишине послышались шаги и голоса; уверенные, быстрые шаги и неуместно веселые голоса. По дорожке со стороны дома, разговаривая и смеясь, шли сэр Генри и Мидж. При виде застывшей группы возле бассейна сэр Генри резко остановился.