Эдгар Аллан По - Лирика в переводах русских поэтов

В твоем я видел взоре,

К чему летел мечтой, —

Зеленый остров в море,

Ручей, алтарь святой

В плодах волшебных и цветах —

И любой цветок был мой.

Конец мечтам моим!

Мой нежный сон, милей всех снов,

Растаял ты, как дым!

Мне слышен Будущего зов:

«Вперед!» — но над Былым

Мой дух простерт, без чувств, без слов,

Подавлен, недвижим!

Вновь не зажжется надо мной

Любви моей звезда.

«Нет, никогда — нет, никогда»

(Так дюнам говорит прибой)

Не взмоет ввысь орел больной,

И ветвь, разбитая грозой,

Вовек не даст плода!

Мне сны дарят отраду,

Мечта меня влечет

К пленительному взгляду,

В эфирный хоровод,

Где вечно льет прохладу

Плеск италийских вод.

И я живу, тот час кляня,

Когда прибой бурливый

Тебя отторгнул от меня

Для ласки нечестивой —

Из края, где, главу клоня,

Дрожат и плачут ивы.

В тебе обрел все то я,

К чему стремиться мог:

Храм, ключ с водой живою,

Зеленый островок,

Где только моим был каждый

Чудесный плод и цветок.

Свет жизни, ты угас!

Надежда, словно сладкий сон,

Лишь миг ласкает нас.

«Вперед!» — гремит глагол времен,

Но глух мой дух сейчас:

От призраков былого он

Отвесть не может глаз.

Густою мглой годов

Мой путь заволокло.

«Прошло! Прошло! Прошло!» —

Шуршит прибой о край песков.

Коль бурей дуб смело,

Ему не встать; не взмоет вновь

Орел, сломав крыло.

Все дни тобою полны,

А ночью мчат мечты

Меня в тот край безмолвный,

Где в легкой пляске ты

К реке, чьи вечны волны,

Нисходишь с высоты.

В полдень и полночь, сквозь тьму и мглу,

Мария, прими от меня хвалу.

В горе и счастье жизни земной,

О Богоматерь, пребудь со мной.

Когда моя жизнь текла без забот

И ясен, и светел был небосвод,

От лености и суеты людской

Спасала ты мне душу своей рукой.

Теперь, когда бури грозная тень

Мрачит мой былой и нынешний день,

Даруй мне свет для грядущих дней,

Даруй надежду рукой своей.

Так ночь тиха, так сладок сон,

Что даже струн нескромен звон —

Он нарушает тишину,

Весь мир склонившую ко сну.

На моря жемчуг и опал

Элизиума блеск упал;

Спят звезды, только семь Плеяд,

Ни в небе, ни в волнах не спят;

Пленительный Эндимион

В любви, любуясь, отражен.

Покой и мрак в лесах и долах,

Спят горы в тихих ореолах.

Едва блеснул последний сполох, —

Земля и звезды забытья

Возжаждали, как жажду я

Тебя, любви твоей невинной

И состраданья, Аделина.

О! Слушай, вслушайся, услышь:

Не так нежна ночная тишь,

Как эти нежные слова,

Что лаской сна сочтешь сперва.

И вот, пока я не дерзну

Задеть призывную струну,

Сердца и думы воедино

Пребудут слитны, Аделина.

О, символ Рима Древнего! Гробница

Высоких дум, веками пышной мощи

Оставленная времени во власть!

Вот наконец и я, усталый странник,

Я, столько дней влекомый жгучей жаждой

Весны стремленья человека к знанью,

Таящейся в тебе, — я, пред тобой

Склонив колени, всей душой впиваю

Твой мрак, твое величие и славу.

Громада мертвая, веков минувших память!

Молчанье, запустение и ночь!..

Я чувствую вас, чувствую вас, чары!..

Пред вами блекнет все, что в Гефсиманских

Садах изведал Иудейский Царь,

Все тайны, что умела извлекать

Из сочетаний тихих звезд Халдея!

Где пал герой, теперь колонна пала;

Где гордо реял золотой орел —

Полночным стражем рыщет нетопырь;

Не кудри знатных дам тревожит ветер —

Чертополох колышет и тростник;

Здесь, где на троне золотом небрежно

Покоился скучающий монарх, —

Лишь ящерица призраком бесшумным

Скользит при свете молодой луны.

Но погоди! Ужели эти стены,

Аркады, перевитые плющом,

Колонн печальных почерневший ряд,

Разбитый фриз, неясные карнизы

И камни серые — ужели это всё,

Что нам всеразъедающее время

Оставило на суд, — судьбе и мне?

«Не всё! — со всех сторон несет мне эхо. —

Пророческий немолчный громкий зов

Всегда звучит от нас навстречу мудрым,

Как солнцу песня Мемнона звучит.

Мы правим самовластно и державно

Умом и сердцем всех великих духом.

Нет, не бессильны мы, немые камни:

Не вся исчезла наша мощь и сила,

Не все величье нашей древней славы,

Не все волшебство, что таится в нас,

Не все виденья, тайны и преданья,

Не все воспоминанья, что покрыли

Нас цепким и незримым одеяньем,

Овеивая более чем славой».

О, символ Рима! Гордое наследство,

Оставленное времени и мне

Столетиями пышных властолюбцев!

О, наконец-то, наконец я здесь!

Усталый странник, жаждавший припасть

К истоку мудрости веков минувших,

Смиренно я колени преклоняю

Среди твоих теней и жадно пью

Твой мрак, твое величие и славу.

Громада. Тень веков. Глухая память.

Безмолвие. Опустошенье. Ночь.

Я вижу эту мощь, перед которой

Все отступает: волшебство халдеев,

Добытое у неподвижных звезд,

И то, чему учил Царь Иудейский,

Когда вошел он в Гефсиманский сад.

Где падали герои — там теперь

Подрубленные временем колонны,

Где золотой орел сверкал кичливо —

Кружит в ночном дозоре нетопырь.

Где ветер трогал волосы матрон —

Теперь шумят кусты чертополоха,

Где, развалясь на троне золотом,

Сидел монарх — теперь по серым плитам

В холодном молчаливом лунном свете

Лишь ящерица быстрая скользит.

Так эти стены, выветренный цоколь,

Заросшие глухим плющом аркады

И эти почерневшие колонны,

Искрошенные фризы — эти камни,

Седые камни — это все, что Время,

Грызя обломки громкой, грозной славы,

Оставило судьбе и мне? А больше

И не осталось ничего? — Осталось!!!

Осталось!!! — эхо близкое гудит.

Несется вещий голос, гулкий голос

Из глубины руины к посвященным…

(Так стон Мемнона достигает солнца!)

«Мы властвуем над сердцем и умом

Властителей и гениев земли!

Мы не бессильные слепые камни:

Осталась наша власть, осталась слава,

Осталась долгая молва в веках,

Осталось удивленье поколений,

Остались тайны в толще стен безмолвных,

Остались громкие воспоминанья,

Нас облачившие волшебной тогой,

Которая великолепней славы!»

О, Древний Рим! Огромный саркофаг,

Где Время погребло былую славу!

Здесь наконец, пройдя столь тяжкий путь,

Я утолю безудержную жажду

В твоих глубоких недрах, наконец

Я, сир и мал, колени преклоняю

Перед тобой, впивая всей душой

Могущество твое, и мрак, и славу!

Пространство! Время! Память о былом!

Глухая ночь! Отчаянье! Молчанье!

Теперь я знаю эту власть заклятий —

Я знаю, что они призывней гласа,