о, успокойся, бедный дух!

Счастливейший мой день — счастливейший мой час,

мгновенья Гордости блестящей силы — были,

каких мой видел — больше не увидит глаз,

о, да, я чувствую, что были:

но если б гордости, надежды силу вновь

мне б предложили пережить с той глубиной,

что я уж испытал тогда печальных снов, —

я б не хотел надежды той:

когда она в красе витала надо мной,

на крыльях чувствовал ее я капли яда —

разрушен мир души упавшей каплей той —

надежде вновь она не рада.

«СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ!

СЧАСТЛИВЫЙ ЧАС!»[13]

Счастливый день! Счастливый час!

И я был горд и ослеплен!

Но дух мой сир и слаб мой глас —

Растаял сон!

Познал я сил своих расцвет,

Свой молодой и смелый пыл,

Но юных лет давно уж нет —

Я их забыл.

И, гордость я вотще познал —

Пускай другим венки дарит —

Еще жестокий яд похвал

В душе горит.

Счастливый день! Счастливый час!

Ты не обман мечты пустой —

Ты мне сиял, но ты погас,

Мираж златой.

Когда бы гордость, блеск и власть

Я смог бы снова обрести,

Не стало б силы боль и страсть

Опять снести.

Я помню — в мощи этих крыл

Слились огонь и мрак —

В самом уж взлете этом был

Паденья вещий знак.

ОЗЕРО[14]

Я часто на рассвете дней

Любил, скрываясь от людей,

В глухой забраться уголок,

Где был блаженно одинок

У озера, средь черных скал,

Где сосен строй кругом стоял.

Но лишь стелила полог свой

Ночь надо мной и над землей

И ветер веял меж дерев,

Шепча таинственный напев,

Как в темной сонной тишине,

Рождался странный страх во мне;

И этот страх мне сладок был —

То чувство я б не объяснил

Ни за сокровища морей,

Ни за любовь, что всех сильней, —

Будь даже та любовь твоей.

Таилась смерть в глухой волне,

Ждала могила в глубине

Того, кто здесь, томим тоской,

Мечтал найти душе покой

И мог бы, одинок и нем,

У мрачных вод обресть Эдем.

ОЗЕРО[15]

Был в мире мне на утре дней

Всего милее и родней

Забытый уголок лесной,

Где над озерною волной

Я одиночество вкушал

Под соснами, меж черных скал.

Когда же ночь своим плащом

Окутывала все кругом

И ветер начинал опять

В ветвях таинственно роптать,

Во мне рос ужас, леденя,

Как холодок от волн, меня.

Но не со страхом был он все ж,

Но с трепетным восторгом схож

И слаще для меня стократ,

Чем наибогатейший клад

Иль даже твой влюбленный взгляд.

И верил я: под толщей вод

Меня на ложе смерти ждет

Та, без кого я стражду так,

Что погружен мой дух во мрак

И только рядом с ней, на дне,

Вновь светлый рай заблещет мне.

СОНЕТ К НАУКЕ[16]

Наука! Ты, дочь времени седого,

Преобразить всё сущее смогла.

Зачем, как гриф, простерла ты сурово

Рассудочности серые крыла?

Не назову ни мудрой, ни желанной

Ту, что от барда в золоте светил

Сокрыла путь, лучами осиянный,

Когда в эфире дерзко он парил.

И кто низверг Диану с колесницы?

Из-за кого, оставя кров лесной,

Гамадриада в край иной стремится?

Наяду разлучила ты с волной,

С поляной — Эльфа, а с легендой Пинда —

Меня в мечтах под сенью тамаринда.

АЛЬ-ААРААФ[17]

Часть I

Земного — здесь простыл и след

(Лишь цвет цветов), здесь Божий свет

Пчелой сбирает с высоты

Лучи небесной красоты.

Земного — здесь пропал и звук

(Лишь сердца стук), здесь лес и луг

Иною — тише тишины —

Мелодией оглашены,

Той музыкой морского дна,

Что раковинам раздана…

Ах! на земле иначе. — Там

Мы можем только по цветам

Гадать о Красоте, мечтам

Вослед, летя за ней, — куда?

Ответь, звезда!

Об эту пору счастлива Незейя —

Ее планета дремлет, пламенея

Под четырьмя светилами небес, —

Оазис чуда посреди чудес.

Но прочь-прочь-прочь, над океаном света,

Душа-Незейя, крыльями одета,

Над гроздьями созвездий мировых

(Они как волны; пенны гребни их),

Велению божественному внемля,

Пускалась в путь, спускалась к нам, на землю.

Так было раньше… А теперь она

Уснула или грезила без сна

И без движенья — на планете странной

Учетверенным солнцем осиянна.

Избранница на высших эмпиреях

(Где Красота предстала на заре их,

Мерцая, словно жемчуг в волосах

Влюбленной девы, в звездных небесах

И на Ахайю бросив свет Селены)

Взирала восхищенно в даль вселенной.

Раскинули куртины облаков

У ног ее — весь этот мир таков:

Прекрасен, но прозрачен, чтоб напрасно

Всего не застить, что равнопрекрасно, —

Цветной туман, цветных туманов шторм,

В котором исчезает косность форм.

Владычица упала на колени

На ложе трав, в прелестное цветенье

Левкадских лилий, легкою главой

Качавших над гордячкой страстной той,

Что смертного мятежно полюбила

И со скалы в бессмертие ступила.

А рядом цвел сефалик на стебле

Багровей, чем закаты на земле,

И тот цветок, что дерзко «требизонтом»

Зовем (он за небесным горизонтом

Возрос на самой пышной из планет);

Его хмельной, медовый, дивный цвет

(Известный древним, нектар благовонный), —

От благости небесной отлученный

За то, что он сулит восторг во зле, —

Цветет, в изгнанье жалком, на земле,

Где, жаля и желая, в забытьи

Над ним кружатся пьяные рои,

А сам он, брошен пчелам на потребу,

Стеблями и корнями рвется к небу.

Как падший ангел, голову клонит

(Забытый, хоть позор и не забыт)

И горькой умывается росою,

Блистая обесчещенной красою.

Цвели никанты, дневный аромат

Ночным превозмогая во сто крат,

И клитии — подсолнечники наши —

Под солнцами, одно другого краше,

И те цветы, чья скоро гибнет прелесть,

С надеждою на небо засмотрелись:

Они туда в июле полетят,

И опустеет королевский сад.

И лотос, над разливом бурной Роны

Подъемлющий свой стебель непреклонно,

Цветок Нелумбо, Гангом порожден

(А в нем самом родился Купидон).

Пурпурное благоуханье Занте!

Isola d'oro! Fior di Levante!

Цветы, цветы! чисты их голоса

И запахи восходят в небеса.

О великий Аллах!

Ты с высот высоты

Видишь горе и страх

В красоте красоты!

Где лазурный шатер

Гложут звезд пламена —

Там твой вечный дозор,

Страж на все времена —

В окруженье комет,

Из сияния в синь

До скончания лет

Низведенных рабынь,

Осужденных нести

Меж недвижных огней

В нарастании скорости

Факел скорби своей. —

Вечность — только в предчувствии

Нам дарованный срок —

Твоего соприсутствия

Неизменный залог.

В том и радость, Незейя,

В том великая весть:

Ибо, в вечности рея,

Вечность — ведаешь — есть!

Так ты судишь, Аллах.

И звезда одиноко

В путь пустилась в мирах

К свету Божьего ока.

Разум был вознесен!

Он один величавый,

И державу и трон

Делит с Богом по праву.

Ввысь, мой разум, взлети!

Стань, фантазия, птицей!

Мысли Божьи прочти —

И воздастся сторицей!

Петь кончила — и очи опустила,

И лилии к ланитам приложила,

Смущенная прихлынувшим огнем. —

Дрожали звезды перед Божеством.

Она ждала (робела, трепетала)

Речения, которое звучало

Сначала как молчание и свет, —