Эдгар Аллан По - Лирика в переводах русских поэтов

Слава Богу, что кризис

миновал; не вернется

и тот бред беспокойный, —

то, что жизнью зовется —

и тяжелая немощь

никогда не вернется.

Изменили мне силы,

изменили, бесспорно —

я лежу без движенья,

безучастно, покорно…

Что с того? Я ведь знаю,

что мне легче, бесспорно.

И так тихо, недвижно

я лежу распростертый,

что любой очевидец

скажет сразу: «Он мертвый»,

отшатнется с испугом

и воскликнет: «Он мертвый!»

Унялись мои стоны,

слез и вздохов не стало,

успокоилось сердце,

что так биться устало,

так мучительно билось

и так биться устало.

Тошнота и томленье —

все ушло безвозвратно;

те ужасные муки

не вернутся обратно,

как и Жизнь-лихорадка

не вернется обратно.

Та жестокая жажда,

у которой во власти

я страдал и томился,

уменьшилась отчасти —

я не рвусь уж к тем водам

отравляющей страсти;

я узнал про источник,

утоляющий страсти:

То источник подземный

незаметно для ока,

он шумит и струится

под землей неглубоко,

он струится в пещере —

но совсем не глубоко.

Тщетно б люди пустые

доказать мне хотели,

что в жилье моем мрачно,

что мне тесно в постели,

ведь нигде так не спится,

как в подобной постели.

Здесь измученный дух мой

успокоился в грезах,

не жалея о миртах,

забывая о розах,

как о прежних волненьях,

так о миртах и розах.

Мне не жаль тех восторгов

аромата и ласки…

Нет, мне чудятся ныне

Лишь анютины глазки,

розмарин, — или рута —

да анютины глазки,

целомудренно-скромны

те анютины глазки.

Так мой дух отдыхает

в торжестве совершенном,

и мне грезится Анни

в сновиденьи блаженном,

мне является Анни

в откровеньи блаженном.

Как она, моя радость,

обняла меня нежно:

на груди ее милой

я заснул безмятежно,

в ее дивных объятьях

задремал безмятежно;

Уложила, накрыла

с той же лаской чудесной

и меня поручила

благодати небесной,

сонму духов бесплотных

и Царице Небесной.

И так тихо, бесстрастно

я лежу распростертый,

что и вы поневоле

согласитесь: «Он мертвый»,

отшатнетесь в испуге,

восклицая: «Он мертвый!»

Что с того? В моем сердце

все спокойно и ясно;

в нем любовь моей Анни

светит ярко, прекрасно,

светлый взор моей милой

отразился в нем властно,

в нем царит моя Анни

нераздельно и властно!

Тебе благодарность,

Небесный Отец!

Огневая горячка

Прошла наконец.

И болезни, что жизнью

Зовется, конец:

Грустно, что сил

Больше нет, — но тоской

Не томлюсь, не грущу,

Потревожить покой

Не хочу, — я ценю

Безжеланный покой.

И спокойный, и тихий я

Здесь наконец, —

Подумают люди,

Взглянув, что — мертвец,

В испуге шепнут они:

«Это — мертвец»…

И грезы, и слезы,

И вздохи, и муки

Прошли, и теперь

Не тревожат и стуки —

Там — в сердце — жестокие

Жуткие стуки.

Затих нестерпимый

Мучительный шум;

Конец лихорадке,

Терзающей ум —

И горячечной жизни,

Сжигающей ум.

Там жуткою жаждой

Я был истомлен —

Нефтяною рекою ее,

С давних времен

Истерзал меня страсти

Мучительный сон, —

Но источником светлым

Я здесь утолен.

Быстролетной воды

Запевающий звон —

Успокоил сверкающий

Сладостно он —

Убаюкал ласкающий

Радостно он,

Глупец скажет, быть может,

Что темен покой.

И что узкое ложе

В постели такой —

Но кто спал когда

На постели другой —

Если спать, несомненно,

В постели такой.

Отдыхаю, не знаю

Томительных гроз —

Забыл и не вспомню

Я запаха роз,

Бывалой тревоги

И мирта, и роз.

Лежу беспечальный я,

Тихий, бесстрастный;

Доносится запах

Ромашки прекрасный,

Шиповника запах

Густой и прекрасный

И скромной фиалки

Простой и прекрасный.

Отрадно мне, тихому,

В грезном сиянии

С думой-мечтой

О любимой мной Анни,

Укрывшись волною

Волос моей Анни.

Целуя, шептала:

«Земное, уйди»…

И радостно я

Задремал на груди —

Забылся, уснул

На любимой груди.

В погасающем свете

Нежна и светла

Она Божию Матерь

Просила — от зла

Уберечь, ограждая

От горя и зла.

Я — укрытый от горести —

Сплю, наконец;

Знаю, что любит,

А вы мне: «мертвец»

Сокрушаясь твердите, — но

Это ль — конец?

Если весь я — любовь,

Разве это — мертвец?

О нелепые бредни, — нет,

Я — не мертвец.

Все светлее на сердце —

Как в звездном сиянии;

Нежно ко мне

Наклоняется Анни,

Я вижу лицо

Дорогой моей Анни, —

Словно звезды, глаза

Убаюкавшей Анни.

О, счастье! Не мучусь

Я больше, томясь,

Упорной болезнью,

И порвана связь

С горячкой, что жизнью

Недавно звалась.

Лежу я недвижно,

Лишенный сил,

И каждый мускул

Как будто застыл.

Мне лучше: не мучит

Горячечный пыл.

Лежу я спокойно,

Во сне распростерт,

Забыв все недуги,

Как будто я мертв,

И можно в испуге

Подумать — я мертв.

Рыданья и вопли

Затихли вокруг,

Как только прервался

Мучительный стук —

Терзающий сердце

Томительный стук.

Тоска, отвращенье,

Как тающий воск,

Исчезли с болезнью,

Мрачившей мой мозг,

С горячкой, что жизнью

Сжигала мой мозг.

Исчезла и пытка,

Всех пыток сильней. —

Ужасная жажда

Души моей

К реке ядовитой

Проклятых страстей:

Насытил я жажду

Души моей.

Испил я студеной

Воды из ключа,

Тот ключ потаенный

Струится, журча,

В земле неглубоко

Струится, журча.

О нет! Пусть не скажет

Никто, что для сна

Приют мой мрачен,

Постель так тесна, —

Ведь тот, кто скажет:

Постель так тесна,

Он тоже ляжет

В такую ж для сна.

Мой дух не лелеет

Мечтаний о грозах,

Не сожалеет

О пламенных розах,

О том, что алеет

На миртах и розах,

Дыханье как будто

Анютиных глазок

Он слышит из руты,

Из праздничных связок

Цветов розмаринных,

Анютиных глазок —

Дыханье невинных

Анютиных глазок.

Он дремлет блаженно

В тумане мечтаний

О правде нетленной

И верности Анни,

Витая блаженно

Средь локонов Анни.

Она с поцелуем

Склонилась ко мне,

И я, не волнуем

Ничем в тишине,

Скользя, как по струям,

Забылся во сне.

Укрыв меня нежно