Рекс Стаут - Лига запуганных мужчин

— Я это слышал. — Я похлопал по своему блокноту. — У меня здесь все записано.

— О’кей. Я не хочу, чтобы Джордж Прэтт катил на меня бочку, я для этого слишком стар. Что здесь происходило позавчера вечером?

Я усмехнулся.

— Только то, что вам сообщил Вульф. Это все. Он заключил некое маленькое соглашение.

— А правда, что он расколол Прэтта на четыре тысячи долларов?

— Никого он не раскалывал. Он просто предложил им кое-что купить, и они согласились.

— Ну-ну, — он попыхтел трубкой. — Вы знаете Прэтта? Прэтт считает, что смешно платить частному сыщику, когда город содержит целый великолепный штат надежных и умных людей для того, чтобы они справлялись с подобными проблемами. Он так и сказал «справлялись». Я при этом присутствовал. Он заявил это заместителю комиссара полиции.

— В самом деле? — Я прикусил губу. Я всегда чувствовал себя дураком, когда ловил себя на том, что подражаю Вульфу. — Видимо, он говорил о здравоохранении, о том, что они должны справляться с угрозой эпидемий.

Кремер хрюкнул. Он откинулся на спинку кресла, посмотрел на вазу с орхидеями и снова взял трубку. Потом буквально затрещал:

— Сегодня после ленча со мной произошел забавный случай. Позвонила какая-то женщина и заявила, что требует арестовать Ниро Вульфа, так как он пытался ее зарезать. Ее переключили на меня, зная, что в этом деле замешан и Вульф. Я обещал ей, что пошлю туда кого-нибудь, чтобы выяснить детали, и она сообщила мне свою фамилию и адрес. Когда я их услышал, у меня от удивления глаза стали квадратными.

Я заметил:

— Что вы говорите? Интересно, кто бы это мог быть.

— Понятное дело, что вам интересно. Готов поспорить, что у вас от этого уже голова кругом идет. А через пару часов после этого ко мне явился некий мужчина. Я его вызвал. Это был таксист. Он заявил, что даже если его признание не будет совпадать с другими, он все равно не желает, чтобы кто-то обвинил его в лжесвидетельстве; так вот, он заметил кровь на ее воротнике уже тогда, когда она садилась в его такси на Перри-стрит. Это одна из тех вещей, о которых я хотел сообщить Ниро Вульфу по телефону, однако когда я представил себе, как он перерезает даме горло… Эта прекрасная картина так и стоит у меня перед глазами… — Он пососал трубку, зажег спичку и снова ее раскурил. Затем продолжал, несколько громче и настойчивей. — Слушайте, Гудвин, черт подери, в чем тут, собственно, дело? Я трижды допросил эту женщину и так и не смог от нее добиться даже того, как ее зовут. Она держала язык за зубами, и никто не мог заставить ее открыть рот. Вульф берется за это дело в понедельник вечером — и на тебе, уже в среду утром она у него в кабинете, чтобы продемонстрировать свои успехи в хирургии. Дьявольщина, что в нем есть такого, что все к нему так и валят толпой?

Я усмехнулся:

— Знаете, инспектор, это все из-за его отзывчивого характера.

— Ну конечно. А кто-, собственно, порезал ей шею?

— Хоть обыщите меня, ничего не найдете. Она сказала, что Вульф. Арестуйте его и заставьте его начать действовать.

— Может, это Чейпин?

Я покачал головой и постучал себя кулаком в грудь:

— Если даже мне известна эта тайна, то она погребена здесь навеки.

— Большое вам спасибо. Слушайте, я серьезно. Вы ведь считаете меня неплохим парнем, разве нет?

— Разумеется.

— Считаете?

— Вы хорошо знаете, что считаю.

— О’кей. Как я вам уже говорил, я пришел сюда не за тем, чтобы украсть столовое серебро. Я охочусь за Чейпином уже шесть недель. С того момента, как Дрейер протянул ноги. И за это время я не накопал против него ни черта. Возможно, что он убил Гаррисона, я голову дам на отсечение, что это он отправил на тот свет Дрейера, и похоже, что он добрался и до Хиббарда и достал и меня, потому что я вынужден из-за этого ломать себе голову. Он скользкий как угорь. Он даже открыто признался в убийстве перед судом, а в результате судья влепил ему пятьдесят баксов штрафа за оскорбление суда! Потом я выяснил, что он заранее объявил своему издателю, какой из этого получится великолепный рекламный трюк. Просто загляденье. А теперь скажите, разве он не скользкий, как мокрый пол?

Я кивнул:

— Да уж, скользкий — это точно.

— Ладно. Я испробовал все, что мог. Прежде всего я предположил, что жена ненавидит и боится его, а уж она-то могла заметить более чем достаточно. Если бы мы только сумели уговорить ее все нам выложить. Ну а когда я узнал, что она помчалась повидаться с Вульфом, я, естественно, ожидал, что она ему кое-что рассказала. Поэтому у меня есть одно предложение. Если не хотите, можете мне ничего не говорить. Я не буду на вас давить Но если вы сумели что-нибудь выудить из этой Чейпиновой бабы, возможно, вы смогли бы найти для этого более удачное применение, поняв, как это увязывается с тем немногим, что известно мне. Так что добро пожаловать.

— Инспектор, подождите секундочку. Если вы думаете, что она приходила сюда, чтобы с нами дружески пообщаться и кое-что обсудить, то как это увязывается с тем, что она звонила вам, требуя арестовать Вульфа?

— Сынок, — быстрые глаза Кремера заморгали, — разве я не говорил вам, что знаю Ниро Вульфа чуть побольше, чем вы? Если бы он хотел, чтобы я думал, что она ничего ему не сказала, он бы посоветовал ей поступить именно так.

Я сказал:

— Это на него похоже. Это действительно на него похоже, только он этого не делал. Знаете, почему она вам позвонила — только подождите, какой поднимется шум, когда я сообщу об этом Вульфу, — она сделала это потому, что она психопатка. Да и этот ее муж не лучше. Оба они психопаты. В высшем обществе на Парк-авеню пользуются этим выражением, чтобы сказать, что кто-то чокнутый.

Кремер кивнул:

— Я слышал это выражение. У нас есть отделение… впрочем, это не важно.

— Но вы точно знаете, что он убил Дрейера?

Он опять кивнул:

— Я думаю, что Дрейера убил Пол Чейпин вместе с Леопольдом Элкасом.

— Что вы говорите?! — Я посмотрел на него. — Это начинает мне нравиться. С Элкасом?

— Да-да. Значит, ни вы, ни Вульф не хотите раскалываться. Может, мне начать?

— Я был бы ужасно рад этому.

Он снова набил свою трубку.

— О деле Дрейера вам известно. А знаете, кто купил таблетки нитроглицерина! Сам Дрейер. Это точно. За неделю до смерти, на следующий день после того, как Элкас позвонил ему и сообщил, что его картины подделка и что он хочет получить обратно свои деньги. Возможно, у него были какие-то планы в отношении самоубийства, а возможно, и нет. Я думаю, что нет. Ведь в небольших дозах люди давно пользуются нитроглицерином.

Он так глубоко затянулся, что я ожидал увидеть, как дым пойдет из пуговиц его жилета.

— А теперь вот что: каким образом Чейпин смог достать эти таблетки из пузырька? Это просто. Он их вообще не брал. Они были у Дрейера уже неделю, а Чейпин довольно часто забегал в галерею. Пару часов он провел там в понедельник во второй половине дня вроде бы для того, чтобы поговорить о картинах Элкаса. Он вполне мог уже тогда взять таблетки и спрятать их на всякий случай. И такой случай подвернулся ему в среду после ленча — всего лишь одно мгновение, мне ведь известно, что рассказывает Элкас. В четверг утром мой детектив допросил Сантини, итальянского эксперта, и все совпадало, но ведь тогда мы думали, что это самоубийство, это было просто рутинное расследование. За это время я послал запрос коллегам в Италию, они разыскали Сантини во Флоренции и как следует, подробно, с ним побеседовали. Он подтвердил правильность того, что говорил детективу на первом допросе, но добавил, что забыл тогда упомянуть, что Элкас, когда все вышли из конторы, за чем-то вернулся и был там примерно с полминуты. Что, если там стоял стакан Дрейера, еще наполовину полный, а Элкас бросил в него таблетки, которые ему заранее дал Чейпин, чтобы он это сделал за него?

— Но зачем? Просто так, шутки ради?

— Я не говорю зачем. Мы сейчас как раз над этим работаем. Что, если, например, Дрейер продал Элкасу подлинники картин — ведь прошло уже шесть лет, — а Элкас их куда-то сплавил, заменил их подделками, а потом потребовал деньги обратно? Мы хотим в этом покопаться. В ту минуту, когда мне будет ясно зачем, я постараюсь организовать для Элкаса и Чейпина бесплатное проживание и питание.

— То есть пока у вас нет никаких доказательств?

— Нет.

Я усмехнулся:

— Вы всегда придумываете массу великолепных комбинаций. Нужно будет рассказать об этом Вульфу, уверен, что это его развлечет. А почему бы вам не считать смерть Дрейера простым самоубийством и оставить все как есть?

— Не пойдет, особенно с того момента, когда исчез Хиббард. Если бы даже я этого хотел, то уж Джордж Прэтт и вся их компания не оставят меня в покое. И их реакция меня не удивляет, ведь они получили письма с угрозами. Этими письмами я тоже вынужден заниматься, хотя они и накручены невероятно. Вы их читали?

Я кивнул. Он сунул руку в карман, вытащил какие-то бумажки и начал их просматривать.

— Я полный псих. Таскаю с собой эти стихи во всех карманах, потому что не могу отделаться от мысли, что где-то в них есть ключ. Если бы я только сумел его отыскать! Послушайте, что он послал им в пятницу, через три дня после исчезновения Хиббарда: