Трое мужчин беседовали о каких-то действиях местного правительства, не пытаясь вовлечь женщин в общий разговор. Я окончательно понял, что Ирландия была, по местному выражению отца, страной мужчин. Кроме того, братья Лисоны уважительно прислушивались к мнению отца Бреснихана по поводу мирских дел, что очень отличалось от взаимоотношений английских священников со своими прихожанами. Святой отец здорово меня заинтересовал. Он великодушно изрекал истины в последней инстанции, словно великодушный глава – основатель фирмы, наставляющий своих подчиненных. Но мне показалось, что под напускным спокойствием кроется сдерживаемое до поры кипение страстей или какие-то тайные душевные муки; бледное, аскетичное лицо церковника время от времени нервно подергивалось.

Фларри втащил поднос тусклого георгианского серебра и раздал всем виски в высоких стаканах от «Вулвортс». Отец Бреснихан пододвинул свой стул к креслу Гарриет, Майра Лисон подняла свой стакан, улыбнувшись Фларри, а Кевин Лисон повернулся ко мне.

– Ваше здоровье! А теперь просветите нас, что думают в Лондоне о международном положении? – спросил он, надувшись от важности.

– Полагаю, большинство людей стыдятся переговоров Гитлера и Чемберлена, но в глубине души они почувствовали облегчение.

– И все-таки вы считаете войну неизбежной? – самоуверенно поинтересовался Кевин.

– Да, безусловно, – подтвердил я.

– И наверняка англичане заявляют, что мы наносим им удар в спину, держа нейтралитет? – продолжал разглагольствовать хозяин магазина.

– Несомненно, некоторые именно так и говорят. Вы вряд ли помогаете Британии, подкладывая бомбы.

Кевин Лисон заморгал, и в его глазах появилось настороженное выражение. В прошлом январе Англию потрясли взрывы и беспорядки, спровоцированные ИРА, и можно было ожидать еще худшего.

– Зачем все это? – продолжал я, охваченный безрассудным желанием сбить с Кевина спесь, и добавил: – Для Лондона подобные действия – всего лишь булавочные уколы, но они несут смерть ни в чем не повинным людям.

– Ирландцы – дикий народ! Так они протестуют против разделения. Думаю, эти люди пытаются создать ситуацию, которая бы вынудила реализовать стремления народа, родившиеся еще в 1916 году. Не все из них мне близки, но…

– Несчастья Англии – шанс для Ирландии? – прервал я его излияния.

– Очень удачное выражение. Вы не согласны с такой позицией? – самодовольно улыбнулся мэр.

– Согласен, – ответил я, к его крайнему изумлению. – Но умение воспользоваться ситуацией – это одно дело, а убийство мирных граждан – совсем другое.

Лицо Кевина потемнело.

– А сколько несчастных мирных ирландцев, в том числе женщин и детей, вы убили в войне черно-пегих? Вы можете ответить?

– Я достаточно знаю о черно-пегих и добровольцах, – резко заявил я. – Но цель не оправдывает средства!

Комната погрузилась в молчание. Отец Бреснихан смотрел на меня насмешливо. Гарри вернулась к своему журналу.

– Я не помню наизусть сводок об экстремистах ИРА, – уже спокойнее произнес Кевин, – но их целями в Англии были электростанции и тому подобное.

– В таком случае они действовали безрассудно и неэффективно. Им удалось взорвать только почтовые ящики да случайных прохожих.

– Согласен, мистер Эйр, – вмешался святой отец. – Но подобные ошибки доказывают, что никакого сговора с германцами не было. Уж нацисты бы добились большей… эффективности.

– Вы правы, – обратился я к священнику. – Но…

– Вы гуманист, мистер Эйр? – вопросил священник.

– Я так не думаю, святой отец. Во всяком случае, не с богословской точки зрения.

– Но вы обвиняете ирландцев в том, что они слишком дешево ценят человеческую жизнь? – продолжал церковник. – Может быть, и так. Но это вопрос убеждений. Если веришь в бессмертие души и понимаешь, что гибель человека не является концом его существования, отношение к смерти меняется.

– Вы уели его, святой отец! – воскликнула Майра Лисон.

– Но любые убеждения не оправдывают убийство, – возразил я, раздосадованный ее угодливостью. – Коммунисты уничтожают людей сотнями тысяч, жертвуя их светлому будущему и человеколюбивым идеалам. Но от этого преступление не перестает быть преступлением.

– Я согласен, мистер Эйр. Убийство не прощается никогда, – торжественно заявил отец Бреснихан. – Оно лишь может быть забыто.

Кевин Лисон озадаченно изучал меня. Его брат резко встал.

– Собираюсь посмотреть, не поднялась ли вода. Опять небо пасмурное. Если вы что-нибудь понимаете в рыбалке, Доминик, предлагаю пойти полюбоваться на рыбака из рыбаков за работой.

Я проследовал за ним в противоположный конец коридора. Комнаты находились в неописуемом беспорядке. Пара весов для рыбы на краю стола, металлические коробочки с грузилами и искусственными мушками, наваленные горой рядом, высокие узкие шкафы с удилищами и баграми, бюро, захламленное старыми счетами, пять пил, свисающих с гвоздей на стене, фотографии пойманных рыб и резвящихся коней, рыболовные сети, брошенные в углу, барометр и температурный график на стене, концы веревок, высовывающиеся из ящика комода, и старинный радиоприемник создавали потрясающую композицию.

Я обнаружил медаль, полускрытую хламом, на каминной полке. Это оказалась награда участника Войны за независимость.

– Вы участвовали в беспорядках? – изумился я.

Фларри смущенно моргнул.

– Просто купил по случаю на распродаже. Вы соблаговолите взять удочку?

– Спасибо, но сегодня вечером я лучше посмотрю, – поспешил я отказаться от столь высокой чести.

Фларри неуклюже заковылял к выходу, непроизвольно учащая шаг, словно алкоголик, завидевший заветную бутылку. Мы приблизились к поросшей травой песчаной косе, находящейся ярдах в ста от дома. Остальные последовали за нами.

Старший Лисон определенно знал свое дело. Наживка опускалась на воду так же легко, как пальцы виртуозного пианиста прикасаются к клавишам. Остальные едва успели подойти к нам, когда Фларри сделал резкое движение левой рукой. Вода заволновалась, катушка стала разматываться.

– Поймал! – взволнованно воскликнула Майра.

Все лицо Фларри напряглось, словно леска. Он словно скинул с плеч лет десять, в глазах появился воинственный огонек. Рыба рванулась на глубину, потом выскочила на поверхность и начала метаться, изгибаться и бить хвостом по воде. В ее движениях было что-то возбуждающее, эротическое. Когда Фларри постепенно вывел добычу на отмель, мелькнуло ее серебряное брюхо.

– Веди ее, Фларри! Веди! – завопил Кевин. Его высокомерная манера держаться исчезла. – Подтащи ее сюда! У меня есть багор!

Мэр ударил по рыбине. Последние конвульсии. Фларри улыбнулся отцу Бреснихану:

– Она здорово сопротивлялась, верно?

Я мрачно смотрел на них, стоя в нескольких ярдах.

– Сопротивлялась! – буркнул я себе под нос. – Как будто у нее был хоть один шанс вырваться!

На мгновение чьи-то пальцы сжали мое запястье. Гарриет Лисон прошипела мне в ухо:

– Верно. Я тоже все это ненавижу! Просто с души воротит. Какое лицемерие!

– Вы обязательно должны зайти к нам как-нибудь вечером с удочкой, отец Бреснихан. – Фларри все еще не мог отдышаться. – Вы уже сто лет не рыбачили в этом озере. Не можете же вы целыми днями гоняться за грешниками!

Через несколько минут мы зашагали назад к дому. Кевин Лисон, уже не похожий на взволнованного маленького мальчика, догнал меня.

– Так, значит, вам понравилось ваше жилище, мистер Эйр?

– У него есть определенные достоинства, – нейтрально ответил я. – Сколько вы за него хотите?

– Пять фунтов вас устроит?

Лицо мое вытянулось. «Пять фунтов в неделю?» – ужаснулся я, а вслух произнес:

– Не думаю, что смогу себе это позволить.

– Пять фунтов в месяц, конечно же, – успокоил меня младший Лисон, видимо догадавшийся о моих мыслях по выражению лица.

Фларри, шедший впереди, резко повернулся, словно был поражен услышанным, и недоверчиво уставился на брата.

– На длительный срок, – добавил Кевин. – Вы ведь пробудете в Ирландии месяцев шесть, не так ли?

– Да, – подтвердил я и неожиданно для себя добавил: – Договорились. Пять фунтов в месяц.

Оправившись от кошмарного предположения о пяти фунтах в неделю, я решил, что Кевин не такой уж отчаянный скупердяй, каким описал его старший брат.

По возвращении в дом Фларри снова налил нам выпить.

– Нет, я должен идти, – вежливо отказался священник. – Рад буду вашему соседству, мистер Эйр. Мы обязательно должны как-нибудь поужинать вместе. Нам в Шарлоттестауне нужна свежая кровь, ведь молодежь от нас уезжает. Нет, спасибо, Майра, я пройдусь пешком. Мне нужно еще заглянуть по дороге к Кессиди.

Когда отец Бреснихан откланялся, Фларри обратил свой меланхоличный взор на нас.

– Молодежь уезжает! – иронически воскликнул он. – Подумать только! И кого в этом винить, кроме себя самого?

Майра Лисон бросилась в атаку:

– Фларри! Ты говоришь ужасные вещи! И о ком? О нашем приходском священнике! Мне стыдно за тебя!

– Тогда выясни у молодого Имонна, почему он сбежал в Лондон, – равнодушно произнес он. – И если уж на то пошло, спроси у Клэр!

– Это гнусная ложь! Верно, Кевин? – обратилась Майра к мужу, ища поддержки.

– Согласен, – важно подтвердил владелец магазина. – Некоторое преувеличение.

– Что? – переспросила Гарри.

– Тебе следует удерживать мужа от распространения гнусных сплетен! – напустилась на нее рассерженная красотка.

– Моя дорогая Майра, я не смею приказывать своему мужу, – промурлыкала Гарри с невинным видом.

Красивое лицо Майры вспыхнуло.

– Если ты полагаешь…

– Эй, перестаньте кусать друг дружку, вы, двое! – вмешался хозяин дома и обратился ко мне: – Святоша застукал Имонна и Клэр на сеновале. Он приволок девчонку домой, стегая по заднице крапивой. А Имонн потерял работу и вынужден был уехать. Прямо не святой отец, а святой террорист! Рвет и мечет, чтобы спасти непорочность всех ирландских девушек!