— Это так тебя беспокоит, Эдди, — сказал я. — Я все спрашиваю себя: почему?

— Это не беспокойство, — сказал он. — Майк утверждает, что это просто развлечение.

Олсен снова вернулся в комнату, тщательно затворив за собой дверь.

— Она говорит, что замерзла там, — сказал он любезным голосом. — Я предложил ей снова погреть задницу, и жалобы сразу прекратились.

Браун допил содержимое и поставил пустой бокал на барную стойку.

— Так вот, Холман, — сказал он. — Ты выходишь из игры. Я не хочу, чтобы ты совал свой нос в мои дела, в дела моих друзей, в дела моих клиентов. Можешь отнестись к моим словам, как к первому легкому предупреждению. Если ты не примешь их во внимание, то ты закончишь свой жизненный путь.

Он пересек комнату, подошел к двери, открыл ее и посмотрел через плечо на Марка:

— Когда здесь закончишь, Марк, — сказал он. — Я жду тебя в городе.

Дверь за ним закрылась, и я мигом оказался за барной стойкой.

— Мне надо выпить, — сказал я и поставил на стойку бокал.

— У тебя нет времени выпивать, Холман, — сказал Олсен. — Снимай свою одежду.

— Что?

— Ты прекрасно меня слышал. — Он усмехнулся, глаза смотрели на меня почти с любовью. — Телку видел? Тебе прописано то же лечение. В качестве предупреждения, как сказал босс. Будет чертовски больно, но я позабочусь о том, чтобы не покалечить тебя. Через несколько дней будешь как новенький. Ну, почти. — Сказав это, он хмыкнул. — Так что хватит капризничать и давай снимай, к чертям, свою одежду!

— Я говорил тебе, — сказал я, — что мне надо выпить.

Я поднял бутылку, из которой потчевал себя Браун, и отмерил себе в бокал щедрую порцию. Олсен наблюдал за мной с тупым блеском в его мутных голубых глазах. Затем он достал свою пушку и направил ее на меня.

— У тебя три секунды, чтобы начать раздеваться, Холман, — сказал он равнодушным тоном.

— Тебе нужна пушка, чтобы справиться со мной? — с издевкой ухмыльнулся я над ним. — Ты не воспользуешься им, Майк. Твой босс приказал не калечить. Я удивлен, что ты боишься меня. Такой здоровенный педик, как ты, не должен бояться никого, кроме женщин!

Его лицо почернело от злости, и он издал резкий рык. Затем он бросился прямо на меня. Барная стойка не могла служить для него преградой, как я понял. Он собирался пройти прямо через нее или прямо сквозь нее, лишь бы добраться до меня. Моя шутка о том, что он педик, попала в цель. Когда он был совсем рядом, я выплеснул в его лицо содержимое своего бокала, и обжигающий неразбавленный виски, попав ему в глаза, замедлил на мгновение его бег. Затем я схватил за горлышко почти полную бутылку и обрушил ее по кратчайшей траектории на его голову сбоку. Раздался глухой хруст, и от обратного импульса моя дрожащая рука чуть было не выпустила бутылку, но я удержал ее. Он крякнул снова и затряс головой. Второй раз я хватил его бутылкой прямо по макушке, и этот удар поверг его на колени. Я ударил его опять в то же место, и его массивная туша плюхнулась на бок. Нельзя было разобраться, убил я его или нет, хотя тогда мне было абсолютно наплевать, если даже и убил.

Я быстро обежал стойку бара и склонился на колени перед ним. Он еще дышал, медленно и тяжело. Его лицо было бледно-серого цвета. Я вытащил у него и свое, и его оружие. Свою пушку я запихнул обратно к себе в кобуру, его — в боковой карман своих брюк. Затем я налил себе свежую порцию спиртного и осушил ее в два больших глотка. Нежданное тепло расплылось у меня в животе через несколько секунд, и мне стало лучше. По виду Олсена можно было сказать, что еще некоторое время он пробудет без сознания. Я подавил в себе страстное желание пнуть его по голове за все то, что он хотел со мной сделать. Вместо этого я стащил с него всю одежду и оставил лежать голым на полу. Большая часть его тела была покрыта густым мехом темных волос, видимо, в качестве компенсации за лысую голову. Из-за этого создавалось впечатление, что перед вами не человек, а какой-то первобытный зверь, только что вышедший из леса. Потом я пошел искать Джули.

Около кухни располагались две спальни и одна ванная комната. Дверь в одну из спален была заперта, поэтому я ударил по ней ногой. Сегодня Холману все позволено, подумал я. Когда дверь распахнулась, я включил свет и увидел Джули, которая сидела съежившись в углу, закрыв лицо руками.

— Последняя машина в город отправляется через пару минут, — сказал я ей.

Она медленно отняла руки с лица и с недоверием уставилась на меня.

— Рик? — Ее голос дрожал. — О, боже мой! Глазам своим не верю.

— Что они сделали с твоей одеждой?

— Не знаю. — Она беспомощно покачала головой.

— Может быть она в соседней спальне, — сказал я. — Иди посмотри, потом приходи ко мне в гостиную.

— А где остальные?

— Браун уехал, — сказал я. — Олсен пока еще здесь, но ему сейчас все по фигу.

Я вернулся обратно в гостиную и налил себе еще выпить. Внезапный приступ великодушия заставил меня сделать то же самое и для Джулии. Время тянулось медленно, в комнате звучал только прерывистый сап неровного дыхания Олсена. Потом появилась Джулия. На ней было платье, в руках — сумочка. Передвигалась она медленно и с трудом, как старушка.

— Я налил тебе выпить, — сказал я и протянул ей бокал.

— Спасибо. — Она взяла у меня бокал, потом посмотрела вниз на Олсена. — Он мертв?

— Я так не думаю, — сказал я ей.

— Что случилось?

— Я оглоушил его бутылкой, — сказал я. — Он намеревался раздеть меня донага и подвергнуть тому же наказанию, что и тебя. После этого, я думаю, он собирался отправиться обратно в город на моей машине, а нас обоих оставить здесь.

Она вздрогнула от ужаса.

— Он — садист!

— И еще педик, — добавил я. — По-моему, комбинация этих качеств и делает его таким нужным Брауну для того, чтобы держать путанок в узде. Или делала.

— Делала? — Она испуганно посмотрела на меня.

— Зависит от того, насколько крепок его череп, — сказал я. — Я вполне мог размозжить ему мозги.

— Это тебя не волнует?

— Ты что шутишь? — Я удивленно разинул рот. — После всего, что он сделал с тобой и что хотел сделать со мной?

— Смешно, — сказала она. — Когда я впервые увидела тебя, мне стало интересно, что такой приятный молодой человек делает в этой профессии. Теперь мне ясно что.

— Допивай и, как говорится, будем выбираться отсюда, — сказал я.

Она допила до конца, но все еще дрожала. Ночь была теплая, но после того, что она пережила, мне показалось, она этого не заметила. Я собрал в охапку одежду Олсена и понес ее в машину. Ключ все еще торчал в зажигании, что хотя бы немного облегчало жизнь. Джули села в кресло рядом со мной, и я завел мотор.

— Это одежда Олсена? — Она посмотрела через плечо на кучу, сваленную на заднем сиденье.

— Именно так.

— Что ты собираешься с ней делать?

— Выброшу куда-нибудь в кусты мили через три.

— Ты хочешь сказать, что собираешься оставить его там голым, в одиночестве и в бессознательном состоянии?

— Чертовски верно мыслишь.

Неожиданно она захихикала.

— Боже мой! — выпалила она задыхаясь. — Я становлюсь такой же плохой, как ты. Знаешь, что? Мне это нравится! И еще я надеюсь, что прежде чем он проснется к нему прилетит огромный пчелиный рой!

Я остановил машину через пару миль, вытащил бумажник Олсена и выкинул его одежду в ближайший кустарник. Потом я поехал дальше. Джули вдруг взяла меня за руку.

— Я забыла поблагодарить тебя, — сказала она. — Вот я говорю: спасибо.

— Было почти приятно.

— Мне в голову только что пришла одна мысль, — сказала она. — А что мне, черт возьми, теперь делать?

— Где ты живешь?

— В Западном Голливуде.

— Почему бы нам сейчас не отправиться прямо туда? Ты прихватишь с собой еще кой-какие вешички, и мы поедем ко мне домой.

Она беспокойно заерзала в кресле.

— Тебе это не по душе? — поинтересовался я.

— Не в этом дело, — сказала она. — Я сижу как будто на раскаленных углях!

— Если ты предпочитаешь оставаться у себя дома, я одолжу тебе пистолет Олсена, — сказал я великодушно.

— Нет, — резко бросила она. — Я предпочитаю лучше остаться у тебя, Рик. Спасибо.

— Хватит меня благодарить.

— Окей, в таком случае, не благодарю тебя.

— На этого Олсена если посмотреть, — сказал я. — То улетучиваются последние остатки человеческой доброты.

— Что будет, если он умрет?

— Думаю, кто-нибудь похоронит, — сказал я безразлично.

На этом наш разговор благополучно прервался на ближайшие полчаса. Было уже около полуночи, когда я остановился у многоквартирного дома в Западном Голливуде. Я сидел в машине и ждал, пока Джули соберет вещи. Она появилась где-то через полчаса, волоча за собой чемодан. Как любая женщина, она приняла молниеносное решение касательно гардероба, подумал я. Через двадцать минут мы были уже у моего дома на Беверли Хиллз.

Я затащил чемодан в спальню и вернулся в гостиную, где по середине комнаты стояла Джули.

— Почему бы тебе не присесть и не расслабиться, — предложил я.

— А вот расслабиться, если я сижу, я не могу, — раздраженно заметила она. — Я же тебе уже говорила в машине.

— Какой стыд, — сказал я. — Сигары превращаются в дым, а женская попка — красота и радость навсегда.

— Вот, черт! — в отчаянии воскликнула она.

— Хочешь выпить?

— Я хочу хорошенько помыться в душе, — сказала она. — И вот еще что, Рик Холман. Я голодна.

— Ну, так иди прими душ, а я приготовлю что-нибудь поесть, — сказал я.

Она направилась в ванную, а я направился на кухню. В холодильнике я нашел бифштекс и пачку замороженных картофельных чипсов. Это была пища настоящих гурманов, а я был настоящий спец по ее приготовлению. Я вернулся к бару, налил себе бурбон со льдом, чтобы шеф-повару было нескучно во время работы, потом снова вернулся на кухню. Еда была уже почти готова, когда Джули просунула голову на кухню.